Ответ:
Как пес Шарик относится к людям? По каким признакам он их делит?
Опишите жизнь бездомной собаки Шарика.
Как собака распознает в Филиппе Филипповиче господина?
Как вы объясняете ремарку автора (интимно, вполголоса вдогонку…), когда Федор рассказывает профессору о вселении в третью квартиру «жилтоварищей»?
Булгаков пишет: «Пес полз, как змея, на брюхе, обливаясь слезами». Отчего он плакал?
Глава 2
Профессор был человеком богатым, любил хорошо одеваться. Булгаков пишет, что «на животе у него радостно и неярко засверкала золотая цепь». О каких качествах хозяина свидетельствует эта неяркость?
Кого больше всего боялся Шарик? За кого он принял профессора?
«Террор совершенно парализует нервную систему». Согласны ли вы с профессором?
Почему Шарику так не нравилось чучело совы?
Профессор Преображенский принимает пациентов. Как он относится к ним? Найдите слова в тексте, подтверждающие ваше мнение.
Шарик «положил голову на лапы и задремал от стыда». Чего стыдился пес?
Чем в начале разговора Филиппу Филипповичу удалось смутить домком?
Как Шарик реагирует на «подозрительно вежливый оттенок голоса» профессора, когда тот разговаривает с домкомом, и почему?
Одобряете ли вы поступок Филиппа Филипповича, когда он воспользовался «телефонным правом»? Как, по-вашему, он должен был поступить в этой ситуации?
Как вы думаете, почему профессор Преображенский не захотел купить журналы в пользу детей Франции у Вяземской и почему он «кротко» об этом ей сказал?
Что означает, по вашему мнению, «намаз» Шарика перед хозяином, когда ушел домком?
Глава 3
Как вы понимаете слова профессора: «Разруха сидит не в клозетах, а в головах»?
Как вы думаете, зачем автор так подробно и любовно описывает обед профессора?
Почему пациенты, читавшие газету «Правда» перед обедом, теряли в весе?
Почему Филипп Филиппович устанавливает причинную связь между хоровым пением домкома и замерзанием труб в «сортире»? Подтвердите свое мнение словами из текста.
В чем видит выход из сложившейся ситуации профессор Преображенский? Согласны ли вы с его мнением?
Почему, по мнению доктора Борменталя, Филипп Филиппович «всюду успевает»?
Глава 4
Автор пишет: «…пес вытащил самый главный собачий билет». Как вы это поняли?
Как изменилось отношение Шарика к самому себе и почему?
Как относится к Шарику Филипп Филиппович и как к нему относятся другие домашние?
Как пес понял, что в ошейнике он не арестант, а важная величина? Как он это сформулировал?
Каким секретом, по вашему мнению, обладал Шарик для покорения людских сердец?
Как вы думаете, почему профессор, принимая пациентов, пел «От Севильи до Гренады…», а исследуя человеческие мозги — арию жрецов из оперы Дж. Верди «Аида»: «К берегам священным Нила Боги нам укажут путь»?
Почему у доктора Борменталя глаза «обычно смелые и прямые» перед операцией Шарика «бегали во все стороны от песьих глаз», а у профессора «лицо… стало как у вдохновенного разбойника»?
Филипп Филиппович после операции сказал про Шарика: «ласковый был, но хитрый». В чем, как вы считаете, заключалась его хитрость?
УВЛЕКЛАСЬ
Объяснение:
Вопросы и задания
по главам повести «Собачье сердце».
Глава 1
Как
пес Шарик относится к людям? По каким признакам он их делит?
Опишите
жизнь бездомной собаки Шарика.
Как
собака распознает в Филиппе Филипповиче господина?
Как
вы объясняете ремарку автора (интимно, вполголоса вдогонку…), когда Федор
рассказывает профессору о вселении в третью квартиру «жилтоварищей»?
Булгаков
пишет: «Пес полз, как змея, на брюхе, обливаясь слезами». Отчего он плакал?
Глава 2
Профессор
был человеком богатым, любил хорошо одеваться. Булгаков пишет, что «на животе у
него радостно и неярко засверкала золотая цепь». О каких качествах хозяина
свидетельствует эта неяркость?
Кого
больше всего боялся Шарик? За кого он принял профессора?
«Террор
совершенно парализует нервную систему». Согласны ли вы с профессором?
Почему
Шарику так не нравилось чучело совы?
Профессор
Преображенский принимает пациентов. Как он относится к ним? Найдите слова в
тексте, подтверждающие ваше мнение.
Шарик
«положил голову на лапы и задремал от стыда». Чего стыдился пес?
Чем
в начале разговора Филиппу Филипповичу удалось смутить домком?
Как
Шарик реагирует на «подозрительно вежливый оттенок голоса» профессора, когда
тот разговаривает с домкомом, и почему?
Одобряете
ли вы поступок Филиппа Филипповича, когда он воспользовался «телефонным
правом»? Как, по-вашему, он должен был поступить в этой ситуации?
Как
вы думаете, почему профессор Преображенский не захотел купить журналы в пользу
детей Франции у Вяземской и почему он «кротко» об этом ей сказал?
Что
означает, по вашему мнению, «намаз» Шарика перед хозяином, когда ушел домком?
Глава 3
Как
вы понимаете слова профессора: «Разруха сидит не в клозетах, а в головах»?
Как
вы думаете, зачем автор так подробно и любовно описывает обед профессора?
Почему
пациенты, читавшие газету «Правда» перед обедом, теряли в весе?
Почему
Филипп Филиппович устанавливает причинную связь между хоровым пением домкома и
замерзанием труб в «сортире»? Подтвердите свое мнение словами из текста.
В
чем видит выход из сложившейся ситуации профессор Преображенский? Согласны ли
вы с его мнением?
Почему,
по мнению доктора Борменталя, Филипп Филиппович «всюду успевает»?
Глава 4
Автор
пишет: «…пес вытащил самый главный собачий билет». Как вы это поняли?
Как
изменилось отношение Шарика к самому себе и почему?
Как
относится к Шарику Филипп Филиппович и как к нему относятся другие домашние?
Как
пес понял, что в ошейнике он не арестант, а важная величина? Как он это
сформулировал?
Каким
секретом, по вашему мнению, обладал Шарик для покорения людских сердец?
Как
вы думаете, почему профессор, принимая пациентов, пел «От Севильи до
Гренады…», а исследуя человеческие мозги — арию жрецов из оперы Дж. Верди
«Аида»: «К берегам священным Нила Боги нам укажут путь»?
Почему
у доктора Борменталя глаза «обычно смелые и прямые» перед операцией Шарика
«бегали во все стороны от песьих глаз», а у профессора «лицо… стало как у
вдохновенного разбойника»?
Филипп
Филиппович после операции сказал про Шарика: «ласковый был, но хитрый». В чем,
как вы считаете, заключалась его хитрость?
Глава
5
Составьте
таблицу по тексту, отвечая на вопрос: «Как физиологические изменения в Шарике
сочетаются с развитием его человеческих черт?» — по следующей схеме:
Физиологические
изменения
Человеческие
проявления
Проанализируйте получившуюся таблицу. В каком направлении идет умственное и
нравственное развитие бывшего пса?
Как
вы думаете, зачем приходил «в полном составе домком» во главе со Швондером?
Доктор
Борменталь пишет: «Впервые, я должен сознаться, видел я этого уверенного и
поразительно умного человека растерянным». Отчего растерялся Филипп Филиппович?
Борменталь
утверждает, что «перед нами — оживший развернувшийся мозг, а не мозг, вновь
созданный». Доктор считал, что это мозг собаки Шарика. Согласны ли вы с ним?
Почему
у Филиппа Филипповича был «зловещий» тон, когда доктор рассказал ему о своей
«надежде развить Шарика в очень высокую психическую личность»?
Глава
6
Почему
обитатели квартиры профессора стали общаться письменно?
Почему
так нестерпимо было Филиппу Филипповичу смотреть на аляповатый галстук
Шарикова? (Для ответа на этот вопрос вспомните свой ответ на 2-й вопрос по
главе 2.)
Кто
прав, как вы думаете, в споре профессора с Шариковым о том, имел ли право
профессор делать Шарику операцию или не имел?
Почему
Шариков, выйдя из квартиры профессора, пошел именно в домком? Что роднит его с
представителями домкома?
«Документ
— самая важная вещь на свете», — говорит Швондер. Почему профессор подчиняется
Швондеру и удостоверяет личность Шарикова, несмотря на всю абсурдность
ситуации? Почему он здесь не воспользовался покровительством высоких советских
начальников, как в случае с квартирой? (См. главу 2.)
Проследите
за диалогом Швондера и профессора Преображенского, когда речь идет о покупке
комнаты для Шарикова. Кто, по вашему мнению, в этом разговоре выиграет?
Почему
Федору жалко Филиппа Филипповича?
Глава
7
Почему
Шариков не хочет идти в театр?
Проанализируйте
разговор Шарикова и Филиппа Филипповича о чтении переписки Энгельса с Каутским.
Почему Шариков не согласен «с обоими»? После слов Шарикова: «Взять все да и
поделить…» — Преображенский восклицает: «Так я и думал!» Что же предвидел
профессор?
Почему
профессор назвал Швондера «изумительной дрянью»?
Доктор
Борменталь пророчески подумал: «Ох, ничего доброго у нас, кажется, не выйдет в
квартире». О чем, как вы полагаете, думал доктор?
Представьте
себе доктора и Шарикова в цирке. На что обращает внимание доктор, а на что —
Шариков?
Профессор
после отъезда Шарикова и Борменталя в цирк думал и «воскликнул наконец:
«Ей-богу, я, кажется, решусь!» На что собрался решиться профессор?
Глава 8
Проанализируйте
события этой главы. В каком направлении развивается поведение Шарикова? Почему
в квартире стало абсолютно невозможно жить и работать?
В
чем разница реакций на Шарикова доктора и профессора? Кого больше боится
Шариков и кого он слушается?
Проанализируйте
разговор профессора с доктором Борменталем об убийстве Шарикова. Как вы поняли
слова Преображенского: «Я — московский студент, а не Шариков!»
Профессор
Преображенский приходит к выводу о том, что Шариков — это Клим Чугункин.
Согласны ли вы со словами профессора о ненужности «искусственно фабриковать
Спиноз, когда любая баба может родить его когда угодно»?
Кто
же все-таки Шариков: Клим Чугункин или «человек с собачьим сердцем»? С кем вы
согласны — с профессором или с доктором?
Глава 9
Как
изменился Шариков, поступив на работу?
Почему
Шариков «робко» ответил доктору, когда тот напомнил ему, что Шариков вернулся в
квартиру Филиппа Филипповича?
Как
реагировал профессор на «насилие» над Шариковым? Почему?
Сколько
раз встречаются в повести Шариков и барышня Васнецова? Подтвердите свое
предположение словами из текста главы. Какие чувства вы испытываете к этой
барышне?
Как
вы поняли слова автора: «Преступление созрело и упало, как камень, как это
обычно и бывает»?
Какими
действиями «Шариков сам пригласил свою смерть»?
Почему
тишина в квартире в вечер обратного превращения Шарикова в собаку названа
автором «ужаснейшей»?
Эпилог
Сравните
Шарика до превращения, в Шарикова и после обратного превращения в собаку. Есть
ли разница в этих двух существах?
Если
бы в повести не было эпилога, какой бы вывод можно было сделать из
прочитанного? Зачем автор включает в повесть эпилог?
Какие
действия профессора позволяют нам поверить, что жизнь в его квартире вошла в
прежнее русло?
Пес полз, как змея, на брюхе, обливаясь слезами. Обратите внимание на поварскую работу. Но ведь вы ни за что не дадите. Ох, знаю я очень хорошо богатых людей. А в сущности, зачем она вам? Для чего вам гнилая лошадь? Нигде кроме такой отравы не получите, как в Моссельпроме. А вы сегодня завтракали, вы – величина мирового значения, благодаря мужским половым железам… У-у-у-у… Что ж это делается на белом свете? Видно, помирать-то еще рано, а отчаяние, и подлинно, грех? Руки ему лизать, больше ничего не остается.
Загадочный господин наклонился ко псу, сверкнул золотыми ободками глаз и вытащил из правого кармана белый продолговатый сверток. Не снимая коричневых перчаток, размотал бумагу, которой тотчас овладела метель, и отломил кусок колбасы, называемой «Особенная краковская». И псу этот кусок! О, бескорыстная личность. У-у-у-у!
– Фить-фить, – посвистал господин и добавил строжайшим голосом: – бери! Шарик, Шарик!
Опять «Шарик»! Окрестили! Да называйте как хотите. За такой исключительный ваш поступок…
Пес мгновенно оборвал кожуру, с всхлипыванием вгрызся в краковскую и сожрал ее в два счета. При этом подавился колбасой и снегом до слез, потому что от жадности едва не заглотал веревочку. Еще, еще лижу вам руку. Целую штаны, мой благодетель!
– Будет пока что, – господин говорил так отрывисто, точно командовал. Он наклонился к Шарику, пытливо глянул ему в глаза и неожиданно провел рукой в перчатке интимно и ласково по Шарикову животу.
– Ага, – многозначительно молвил он, – ошейника нету, ну, вот и прекрасно, тебя-то мне и надо. Ступай за мной, – он пощелкал пальцами, – фить-фить!
За вами идти? Да на край света, пинайте меня вашими фетровыми ботиками в рыло, я слова не вымолвлю.
По всей Пречистенке сияли фонари. Бок болел нестерпимо, но Шарик временами забывал о нем, поглощенный одною мыслью, как бы не утратить в сутолоке чудесного видения в шубе и чем-нибудь выразить ему любовь и преданность. И раз семь на протяжении Пречистенки до Обухова переулка он ее выразил. Поцеловал в ботик, у Мертвого переулка, расчищая дорогу, диким воем так напугал какую-то даму, что она села на тумбу, раза два подвыл, чтобы поддержать жалость к себе.
Какой-то сволочной, под сибирского деланный, кот-бродяга вынырнул из-за водосточной трубы и, несмотря на вьюгу, учуял краковскую. Пес Шарик свету невзвидел при мысли, что богатый чудак, подбирающий раненых псов в подворотне, чего доброго, и этого вора прихватит с собой, и придется делиться моссельпромовским изделием. Поэтому на кота он так лязгнул зубами, что тот с шипением, похожим на шипение дырявого шланга, взодрался по трубе до второго этажа.
Фр-р-р… гау… вон! Не напасешься Моссельпрома на всякую рвань, шляющуюся по Пречистенке!
Господин оценил преданность и у самой пожарной команды, у окошка, из которого слышалось приятное ворчание валторны, наградил пса вторым куском, поменьше, золотников на пять. Эх, чудак. Это он меня подманивает. Не беспокойтесь, я и сам никуда не уйду. За вами буду двигаться, куда ни прикажете.
– Фить-фить-фить, сюда!
В Обухов? Сделайте одолжение. Очень хорошо известен нам этот переулок.
– Фить-фить!
Сюда? С удово… Э, нет! Позвольте. Нет! Тут швейцар. А уж хуже этого ничего нет на свете. Во много раз опаснее дворника. Совершенно ненавистная порода. Гаже котов. Живодер в позументе!
– Да не бойся ты, иди!
– Здравия желаю, Филипп Филиппович.
– Здравствуйте, Федор.
Вот это личность! Боже мой, на кого же ты нанесла меня, собачья моя доля? Что это за такое лицо, которое может псов с улицы мимо швейцара вводить в дом жилищного товарищества? Посмотрите, этот подлец ни звука, ни движения. Правда, в глазах у него пасмурно, но в общем он равнодушен под околышем с золотыми галунами. Словно так и полагается. Уважает, господа, до чего уважает! Ну-с, а я с ним и за ним. Что, тронул? Выкуси. Вот бы тяпнуть за пролетарскую мозолистую ногу. За все издевательства вашего брата. Щеткой сколько раз ты морду уродовал мне, а?
– Иди, иди.
Понимаем, понимаем, не извольте беспокоиться. Куда вы, туда и мы. Вы только дорожку указывайте, а я уж не отстану, несмотря на отчаянный мой бок. С лестницы вниз:
– Писем мне, Федор, не было?
Снизу на лестницу – почтительно:
– Никак нет, Филипп Филиппович. (Интимно вполголоса вдогонку): А в третью квартиру жилтоварищей вселили.
Важный песий благотворитель круто обернулся на ступеньке и, перегнувшись через перила, в ужасе спросил:
– Ну-у?
Глаза его округлились и усы встали дыбом. Швейцар снизу задрал голову, приложил ладошку к губам и подтвердил:
– Точно так. Целых четыре штуки.
– Бо-же мой! Воображаю, что теперь будет в квартире. Ну, и что же они?
– Да ничего-с!
– А Федор Павлович?
– За ширмами поехали и за кирпичом. Перегородки будут ставить.
– Черт знает что такое!
– Во все квартиры, Филипп Филиппович, будут вселять, кроме вашей. Сейчас собрание было, постановление вынесли, новое товарищество. А прежних в шею.
– Что делается! Ай-яй-яй… Фить-фить…
Иду-с, поспешаю. Бок, изволите ли видеть, дает себя знать. Разрешите лизнуть сапожок.
Галун швейцара скрылся внизу, на мраморной площадке повеяло теплом от труб, еще раз повернули, и вот бельэтаж.
2
Учиться читать совершенно не к чему, когда мясо и так пахнет за версту. Тем не менее, ежели вы проживаете в Москве и хоть какие-нибудь мозги у вас в голове имеются, вы волей-неволей выучитесь грамоте, и притом безо всяких курсов. Из сорока тысяч московских псов разве уж какой-нибудь совершенный идиот не умеет сложить из букв слово «колбаса».
Шарик начал учиться по цветам. Лишь только исполнилось ему четыре месяца, по всей Москве развесили зелено-голубые вывески с надписью «М.С.П.О. Мясная торговля». Повторяем, все это не к чему, потому что и так мясо слышно. И путаница раз произошла: равняясь по голубоватому едкому цвету, Шарик, обоняние которого зашиб бензинным дымом мотор, вкатил вместо мясной в магазин электрических принадлежностей братьев Голубизнер на Мясницкой улице. Там, у братьев, пес отведал изолированной проволоки, а она будет почище извозчичьего кнута. Этот знаменитый момент и следует считать началом шариковского образования. Уже на тротуаре, тут же, Шарик начал соображать, что «голубой» не всегда означает «мясной», и, зажимая от жгучей боли хвост между задними лапами и воя, припомнил, что на всех мясных первой слева стоит золотая или рыжая раскоряка, похожая на санки, – «М».
Далее пошло еще успешнее. «А» он выучил в «Главрыбе» на углу Моховой, а потом уже «б» (подбегать ему было удобнее с хвоста слова «рыба», потому что при начале слова стоял милиционер).
Изразцовые квадратики, облицовывавшие угловые места в Москве, всегда и неизбежно означали «С-ы-р». Черный кран от самовара, возглавлявший слово, обозначал бывшего хозяина Чичкина, горы голландского красного, зверей-приказчиков, ненавидящих собак, опилки на полу и гнуснейший, дурно пахнущий бакштейн.
Если играли на гармонике, что было немногим лучше «милой Аиды», и пахло сосисками, первые буквы на белых плакатах чрезвычайно удобно складывались в слово «Неприли…», что означало: «Неприличными словами не выражаться и на чай не давать». Здесь порою винтом закипали драки, людей били кулаком по морде, правда, в редких случаях, – псов же постоянно – салфетками или сапогами.
Если в окнах висели несвежие окорока ветчины и лежали мандарины – гау-гау… га… строномия. Если темные бутылки с плохой жидкостью… Ве-и – ви, нэ-а – вина… Елисеевы братья бывшие…
Неизвестный господин, притащивший пса к дверям своей роскошной квартиры, помещающейся в бельэтаже, позвонил, а пес тотчас поднял глаза на большую, черную с золотыми буквами карточку, висящую сбоку широкой, застекленной волнистым и розоватым стеклом двери. Три первых буквы он сложил сразу: пэ-ер-о – «Про…». Но дальше шла пузатая двубокая дрянь, неизвестно что обозначающая.
Октябрьская революция породила новый тип человека, позже названного довольно страшным термином «гомо советикус». Писатели старались понять этот феномен, и многим из них, таким, как М. Зощенко, Н. Эрдман, В. Катаев, это вполне удалось, «Новый» обыватель не просто приспособился к новой власти, он увидел в ней нечто свое, родное. Отсюда его повышенная агрессивность, уверенность в своих непогрешимых действиях, которые не подлежат осуждению.
М. А. Булгаков в начале двадцатых годов был сотрудником газеты «Гудок». Он, конечно, сталкивался с подобными типами постоянно, и результатом его наблюдений стали сатирические повести «Дьяволиада», «Роковые яйца» и «Собачье сердце».
Повесть «Собачье сердце» написана в январе—марте 1925 года. Главный герой — профессор медицины Филипп Филиппович Преображенский, занимающийся модной в то время проблемой омоложения человеческого организма. М. Булгаков не случайно наделяет героя говорящей фамилией. Профессор занимается евгеникой, то есть наукой об улучшении, преображении биологической природы человека.
Это очень талантливый ученый, преданный своему делу. В области евгеники ему нет равных не только в России, но и в Европе. Он полностью отдается работе: днем принимает пациентов, вечером, а иногда и ночью изучает медицинскую литературу. Не чужд Филипп Филиппович и «земных радостей»: любит хорошо поесть, со вкусом одеться, сходить на премьеру в театр, поболтать со своим помощником Борменталем. Словом, «типичный интеллигент» старой закваски. Политикой Преображенский не занимается, новая власть его раздражает бескультурьем и хамством, но дальше ядовитого недовольства дело не идет.
Так продолжается до тех пор, пока в квартире № 5 не появляется пес Шарик, Он не подозревает, какая судьба его ждет, но ради краковской колбасы готов пойти на все. Всего лишь запах омолодил его: «райский запах рубленой кобылы с чесноком и перцем». Шарик учуял в правом кармане шубы проходящего мимо господина колбасу. «Пес полз, как змея, на брюхе, обливаясь слезами», взглядом моля: «Господин!.. Отдайте ее мне!»
Однако, несмотря на тяжелую судьбу, пес все-таки сумел сохранить свой вздорный и агрессивный характер, который он выказывает сразу. Проходя мимо швейцара в подъезде, Шарик думает: «Вот бы тяпнуть его за пролетарскую мозолистую ногу». А оказавшись в приемной профессора и увидев чучело совы, приходит к выводу: «А сова эта — дрянь. Наглая. Мы ее разъясним!»
Наивный профессор и не подозревает, кого он ввел в дом и что из этого получится. Цель Преображенского грандиозна и восхитительна: облагодетельствовать человечество и дать ему вечную молодость. В порядке эксперимента он пересаживает Шарику семенные железы человека, а потом и гипофиз. На глазах изумленных Преображенского и Борменталя Шарик постепенно превращается в человека.
Я думаю, что сюжет создания искусственного человека в литературе не нов. Начиная с Мэри Шелли и воплощенного ее фантазией чудовища Франкенштейна и кончая современными фантастическими «терминаторами», эти персонажи служат для того, чтобы решать вполне земные, реальные проблемы.
Для М. Булгакова сюжет «очеловечивания» собаки — аллегорическое осмысление современности, торжества хамства, приобретшего форму государственной политики.
Полузверь-получеловек Шарик, или Шариков Полиграф Полиграфович, очень быстро находит в этом мире свою социальную нишу. Воспитателем и вдохновителем Шарикова становится председатель домоуправления Швондер, демагог и хам. Не жалеет сатирических красок М. Булгаков и для других членов домоуправления. Это безликие и «бесполые» существа, «трудовые элементы», у которых, по словам Преображенского, «разруха в головах». Они занимаются только тем, что поют революционные песни, проводят по-литбеседы и решают вопросы уплотнения. Их главная идея — разделить все поровну. Так они понимают социальную справедливость. Наличие у профессора семи комнат приводит их в тихое бешенство. Аргументы же о том, что все эти комнаты необходимы для нормальной жизни и работы, просто неподвластны их разумению. «Известно, — ответил Щвондер, — что общее собрание, рассмотрев ваш вопрос, пришло к заключению, что в общем и целом вы занимаете чрезмерную площадь. Совершенно чрезмерную. Вы один живете в семи комнатах».
И мне кажется, если бы не высокий покровитель, профессору Преображенскому вряд ли удалось бы доказать «дубинноголовым» активистам свою правоту.
До рокового эксперимента Филипп Филиппович практически не сталкивался с представителями новой власти и нового «истеблишмента», теперь же он имеет такого «представителя» под боком. Шариков показывает всю гнусность своего характера: пьянство, дебош, хамство на каждом шагу. Более того, он под влиянием идей Швондера начинает заявлять о своих правах и на жилплощадь, и на семью, поскольку относит себя к «трудовому элементу». Поначалу читать это смешно, но потом становится страшно. Сколько таких шариковых и в эти годы и последующие десятилетия окажутся у кормила власти и будут не только отравлять жизнь нормальным людям, но и решать их судьбы, определять внутреннюю и внешнюю политику страны. Не случайно повесть М. Булгакова долгое время находилась в Советском Союзе под запретом.
А карьера Шарикова тем временем складывалась успешно: он уже на государственной службе — начальник подотдела в МКХ по отлову бродячих котов, на нем кожаное пальто, как у настоящего комиссара, еще немного, и он начнет учить жить самого профессора. В голосе этого «лабораторного существа» все чаще слышатся металлические нотки. Шариков напичкан социальной демагогией. Вслед за Швондером он проповедует идею уравниловки: «А то что же: один в семи комнатах расселился, а другой шляется, в сорных ящиках питание ищет». Более того, Шариков пишет донос на своего благодетеля. Профессор понял свою ошибку, но, увы, было уже поздно: Шариков утвердился в этой жизни и вполне вписался в новое общество.
«Я заботился совсем о другом, об евгенике, об улучшении человеческой породы. И вот их омоложение, нарвался», — сетует на свою ошибку профессор. Вместо человека получился получеловек-.полуживотное, негодяй и хам. Сложилось нестерпимое положение. Именно Борменталь первым заговорил о том, что нужно избавиться от монстра-Шарикова, о чем Филипп Филиппович вначале и слышать не хотел.
«Преступление созрело и упало, как камень…* Профессор и доктор становятся соучастниками преступления, но они преступники «по необходимости*. В сущности, конфликт Преображенского и Шарикова до определенного момента носил домашний, бытовой характер. Но с изменением социального положения Шарикова совместное проживание с ним оказалось невозможным. Профессор решается еще на одну операцию — возвращает Шарикова в «первобытное состояние». Невольно вспоминаются строчки из стихотворения, написанного после Октябрьской революции: «И скоро в старый хлев ты будешь загнан пешкой, // Народ, не уважающий
СВЯТЫНЬ».
Повесть М. Булгакова как бы заканчивается благополучно. Нормальная жизнь восстановлена, Шарик в своем естественном обличье тихо дремлет в углу гостиной, но там, за ее пределами, остались Швондер, члены домкома и множество других Полиграфов Полиграфовичей, перед которыми медицина бессильна. Цена за невиданный в истории социальный эксперимент оказалась непомерной для России и русского народа.
Власть толпы — это власть разрушения, она лишена интеллектуального и духовного содержания и обречена на гибель.
Собачье сердце
Михаил Афанасьевич Булгаков
Список школьной литературы 7-8 класс
Повесть «Собачье сердце» – одно из самых известных и запоминающихся произведений в творчестве Михаила Булгакова. С неподражаемым сарказмом и юмором Булгаков описал небывалый рискованный эксперимент профессора Преображенского по превращению собаки в человека, создав великолепную пародию на парадоксальную обстановку Советской России 30-х годов. Жестокий опыт по выведению новой «породы» людей показывает, что нельзя безнаказанно экспериментировать с природой и менять Божий Промысел в угоду политическим целям. Детища подобных экспериментов способны уничтожить своих создателей.
Михаил Булгаков
Собачье сердце
1
У-у-у-у-у-у-гу-гу-гугу-уу! О, гляньте на меня, я погибаю! Вьюга в подворотне ревет мне отходную, и я вою с нею. Пропал я, пропал! Негодяй в грязном колпаке, повар в столовой нормального питания служащих Центрального совета народного хозяйства, плеснул кипятком и обварил мне левый бок. Какая гадина, а еще пролетарий! Господи Боже мой, как больно! До костей проело кипяточком. Я теперь вою, вою, вою, да разве воем поможешь?
Чем я ему помешал? Чем? Неужли же я обожру Совет народного хозяйства, если в помойке пороюсь? Жадная тварь. Вы гляньте когда-нибудь на его рожу: ведь он поперек себя шире! Вор с медной мордой. Ах, люди, люди! В полдень угостил меня колпак кипятком, а сейчас стемнело, часа четыре приблизительно пополудни, судя по тому, как луком пахнет из пожарной Пречистенской команды. Пожарные ужинают кашей, как вам известно. Но это последнее дело, вроде грибов. Знакомые псы с Пречистенки, впрочем, рассказывали, будто бы на Неглинном в ресторане «Бар» жрут дежурное блюдо – грибы соус пикан по три рубля семьдесят пять копеек порция. Это дело на любителя – все равно что калошу лизать… У-у-у-у…
Бок болит нестерпимо, и даль моей карьеры видна мне совершенно отчетливо: завтра появятся язвы, и, спрашивается, чем я их буду лечить? Летом можно смотаться в Сокольники, там есть особенная очень хорошая трава, и, кроме того, нажрешься бесплатно колбасных головок, бумаги жирной набросают граждане, налижешься. И если бы не грымза какая-то, что поет на кругу при луне – «милая Аида», – так что сердце падает, было бы отлично. А теперь куда же пойдешь? Не били вас сапогом? Били. Кирпичом по ребрам получали? Кушано достаточно. Все испытал, с судьбою своею мирюсь и если плачу сейчас, то только от физической боли и от голода, потому что дух мой еще не угас… Живуч собачий дух.
Но вот тело мое – изломанное, битое, надругались над ним люди достаточно. Ведь главное что: как врезал он кипяточком, под шерсть проело, и защиты, стало быть, для левого бока нет никакой. Я очень легко могу получить воспаление легких, а получив его, я, граждане, подохну с голоду. С воспалением легких полагается лежать на парадном ходе под лестницей, а кто же вместо меня, лежащего холостого пса, будет бегать по сорным ящикам в поисках питания? Прохватит легкое, поползу я на животе, ослабею, и любой спец пришибет меня палкой насмерть. И дворники с бляхами ухватят меня за ноги и выкинут на телегу…
Дворники из всех пролетариев самая гнусная мразь. Человечьи очистки – самая низшая категория. Повар попадается разный. Например, покойный Влас с Пречистенки. Скольким он жизнь спас! Потому что самое главное во время болезни перехватить кус. И вот, бывало, говорят старые псы, махнет Влас кость, а на ней с осьмушку мяса. Царство ему небесное за то, что был настоящая личность, барский повар графов Толстых, а не из Совета нормального питания. Что они там вытворяют в нормальном питании, уму собачьему непостижимо! Ведь они же, мерзавцы, из вонючей солонины щи варят, а те, бедняги, ничего и не знают! Бегут, жрут, лакают!
Иная машинисточка получает по девятому разряду четыре с половиной червонца, ну, правда, любовник ей фильдеперсовые чулочки подарит. Да ведь сколько за этот фильдеперс ей издевательств надо вынести! Прибежит машинисточка, ведь за четыре с половиной червонца в «Бар» не пойдешь! Ей и на кинематограф не хватает, а кинематограф у женщин единственное утешение в жизни. Дрожит, морщится, а лопает. Подумать только – сорок копеек из двух блюд, а они, оба эти блюда, и пятиалтынного не стоят, потому что остальные двадцать пять копеек заведующий хозяйством уворовал. А ей разве такой стол нужен? У нее и верхушка правого легкого не в порядке, и женская болезнь, на службе с нее вычли, тухлятиной в столовке накормили, вон она, вон она!! Бежит в подворотню в любовниковых чулках. Ноги холодные, в живот дует, потому что шерсть на ней вроде моей, а штаны она носит холодные, так, кружевная видимость. Рвань для любовника. Надень-ка она фланелевые, попробуй. Он и заорет:
– До чего ты неизящна! Надоела мне моя Матрена, намучился я с фланелевыми штанами, теперь пришло мое времечко. Я теперь председатель, и сколько ни накраду – все, все на женское тело, на раковые шейки, на «Абрау-Дюрсо»! Потому что наголодался в молодости достаточно, будет с меня, а загробной жизни не существует.
Жаль мне ее, жаль. Но самого себя мне еще больше жаль. Не из эгоизма говорю, о нет, а потому, что действительно мы в неравных условиях. Ей-то хоть дома тепло, ну, а мне, а мне! Куда пойду? Битый, обваренный, оплеванный, куда же я пойду? У-у-у-у!..
– Куть, куть, куть! Шарик, а Шарик! Чего ты скулишь, бедняжка? А? Кто тебя обидел?.. Ух…
Ведьма – сухая метель загремела воротами и помелом съездила по уху барышню. Юбчонку взбила до колен, обнажила кремовые чулочки и узкую полосочку плохо стиранного кружевного бельишка, задушила слова и замела пса.
– Боже мой… какая погода… ух… и живот болит. Это солонина, это солонина! И когда же это все кончится?
Наклонив голову, бросилась барышня в атаку, прорвалась за ворота, и на улице ее начало вертеть, рвать, раскидывать, потом завинтило снежным винтом, и она пропала.
А пес остался в подворотне и, страдая от изуродованного бока, прижался к холодной массивной стене, задохся и твердо решил, что больше отсюда никуда не пойдет, тут и издохнет, в подворотне. Отчаяние повалило его. На душе у него было до того горько и больно, до того одиноко и страшно, что мелкие собачьи слезы, как пупырыши, вылезли из глаз и тут же засохли. Испорченный бок торчал свалявшимися промерзшими комьями, а между ними глядели красные зловещие пятна от вара. До чего бессмысленны, тупы, жестоки повара! «Шарик» она назвала его! Какой он, к черту, Шарик? Шарик – это значит круглый, упитанный, глупый, овсянку жрет, сын знатных родителей, а он лохматый, долговязый и рваный, шляйка поджарая, бездомный пес. Впрочем, спасибо ей на добром слове.
Дверь через улицу в ярко освещенном магазине хлопнула, и из нее показался гражданин. Именно гражданин, а не товарищ, и даже вернее всего – господин. Ближе – яснее – господин. Вы думаете, я сужу по пальто? Вздор. Пальто теперь очень многие и из пролетариев носят. Правда, воротники не такие, об этом и говорить нечего, но все же издали можно спутать. А вот по глазам – тут уж ни вблизи, ни издали не спутаешь! О, глаза – значительная вещь! Вроде барометра. Все видно – у кого великая сушь в душе, кто ни за что ни про что может ткнуть носком сапога в ребра, а кто сам всякого боится. Вот последнего холуя именно и приятно бывает тяпнуть за лодыжку. Боишься – получай! Раз боишься, значит, стоишь… Р-р-р… гау-гау.
Господин уверенно пересек в столбе метели улицу и двинулся в подворотню. Да, да, у этого все видно. Этот тухлой солонины лопать не станет, а если где-нибудь ему ее и подадут, поднимет та-акой скандал, в газеты напишет – меня, Филиппа Филипповича, обкормили!
Вот он все ближе, ближе. Этот ест обильно и не ворует. Этот не станет пинать ногой, но и сам никого не боится, а не боится потому, что вечно сыт. Он умственного труда господин, с культурной остроконечной бородкой и усами седыми, пушистыми и лихими, как у французских рыцарей, но запах по метели от него летит скверный, – больницей и сигарой.
Какого же лешего, спрашивается, носило его в кооператив центрохоза? Вот он рядом… Чего ищет? У-у-у-у… Что он мог покупать в дрянном магазинишке, разве ему мало Охотного ряда? Что такое?! Кол-ба-су. Господин, если бы вы видели, из чего эту колбасу делают, вы бы близко не подошли к магазину. Отдайте ее мне!
Пес собрал остаток сил и в безумии пополз из подворотни на тротуар. Вьюга захлопала из ружья над головой, взметнула громадные буквы полотняного плаката «Возможно ли омоложение?».
Натурально, возможно. Запах омолодил меня, поднял с брюха, жгучими волнами стеснил двое суток пустующий желудок, запах, победивший больницу, райский запах рубленой кобылы с чесноком и перцем. Чувствую, знаю, в правом кармане шубы у него колбаса. Он надо мной. О, мой властитель! Глянь на меня. Я умираю. Рабская наша душа, подлая доля!
Пес полз, как змея, на брюхе, обливаясь слезами. Обратите внимание на поварскую работу. Но ведь вы ни за что не дадите. Ох, знаю я очень хорошо богатых людей. А в сущности, зачем она вам? Для чего вам гнилая лошадь? Нигде кроме такой отравы не получите, как в Моссельпроме. А вы сегодня завтракали, вы – величина мирового значения, благодаря мужским половым железам… У-у-у-у… Что ж это делается на белом свете? Видно, помирать-то еще рано, а отчаяние, и подлинно, грех? Руки ему лизать, больше ничего не остается.
Загадочный господин наклонился ко псу, сверкнул золотыми ободками глаз и вытащил из правого кармана белый продолговатый сверток. Не снимая коричневых перчаток, размотал бумагу, которой тотчас овладела метель, и отломил кусок колбасы, называемой «Особенная краковская». И псу этот кусок! О, бескорыстная личность. У-у-у-у!
– Фить-фить, – посвистал господин и добавил строжайшим голосом: – бери! Шарик, Шарик!
Опять «Шарик»! Окрестили! Да называйте как хотите. За такой исключительный ваш поступок…
Пес мгновенно оборвал кожуру, с всхлипыванием вгрызся в краковскую и сожрал ее в два счета. При этом подавился колбасой и снегом до слез, потому что от жадности едва не заглотал веревочку. Еще, еще лижу вам руку. Целую штаны, мой благодетель!
– Будет пока что, – господин говорил так отрывисто, точно командовал. Он наклонился к Шарику, пытливо глянул ему в глаза и неожиданно провел рукой в перчатке интимно и ласково по Шарикову животу.
– Ага, – многозначительно молвил он, – ошейника нету, ну, вот и прекрасно, тебя-то мне и надо. Ступай за мной, – он пощелкал пальцами, – фить-фить!
За вами идти? Да на край света, пинайте меня вашими фетровыми ботиками в рыло, я слова не вымолвлю.
По всей Пречистенке сияли фонари. Бок болел нестерпимо, но Шарик временами забывал о нем, поглощенный одною мыслью, как бы не утратить в сутолоке чудесного видения в шубе и чем-нибудь выразить ему любовь и преданность. И раз семь на протяжении Пречистенки до Обухова переулка он ее выразил. Поцеловал в ботик, у Мертвого переулка, расчищая дорогу, диким воем так напугал какую-то даму, что она села на тумбу, раза два подвыл, чтобы поддержать жалость к себе.
Какой-то сволочной, под сибирского деланный, кот-бродяга вынырнул из-за водосточной трубы и, несмотря на вьюгу, учуял краковскую. Пес Шарик свету невзвидел при мысли, что богатый чудак, подбирающий раненых псов в подворотне, чего доброго, и этого вора прихватит с собой, и придется делиться моссельпромовским изделием. Поэтому на кота он так лязгнул зубами, что тот с шипением, похожим на шипение дырявого шланга, взодрался по трубе до второго этажа.
Фр-р-р… гау… вон! Не напасешься Моссельпрома на всякую рвань, шляющуюся по Пречистенке!
Господин оценил преданность и у самой пожарной команды, у окошка, из которого слышалось приятное ворчание валторны, наградил пса вторым куском, поменьше, золотников на пять. Эх, чудак. Это он меня подманивает. Не беспокойтесь, я и сам никуда не уйду. За вами буду двигаться, куда ни прикажете.
– Фить-фить-фить, сюда!
В Обухов? Сделайте одолжение. Очень хорошо известен нам этот переулок.
– Фить-фить!
Сюда? С удово… Э, нет! Позвольте. Нет! Тут швейцар. А уж хуже этого ничего нет на свете. Во много раз опаснее дворника. Совершенно ненавистная порода. Гаже котов. Живодер в позументе!
– Да не бойся ты, иди!
– Здравия желаю, Филипп Филиппович.
– Здравствуйте, Федор.
Вот это личность! Боже мой, на кого же ты нанесла меня, собачья моя доля? Что это за такое лицо, которое может псов с улицы мимо швейцара вводить в дом жилищного товарищества? Посмотрите, этот подлец ни звука, ни движения. Правда, в глазах у него пасмурно, но в общем он равнодушен под околышем с золотыми галунами. Словно так и полагается. Уважает, господа, до чего уважает! Ну-с, а я с ним и за ним. Что, тронул? Выкуси. Вот бы тяпнуть за пролетарскую мозолистую ногу. За все издевательства вашего брата. Щеткой сколько раз ты морду уродовал мне, а?
– Иди, иди.
Понимаем, понимаем, не извольте беспокоиться. Куда вы, туда и мы. Вы только дорожку указывайте, а я уж не отстану, несмотря на отчаянный мой бок. С лестницы вниз:
– Писем мне, Федор, не было?
Снизу на лестницу – почтительно:
– Никак нет, Филипп Филиппович. (Интимно вполголоса вдогонку): А в третью квартиру жилтоварищей вселили.
Что приходит на ум первое при упоминании имени Преображенского? Конечно, его обличительная речь! «Разруха не в клозетах — разруха в головах». Что там вещает по этому поводу наш герой? «Если я, ходя в уборную, начну, извините меня за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной получится разруха. Следовательно, разруха сидит не в клозетах, а в головах!» О, как! При этом сам профессор в «разрухе» не участвует. Он вдохновенно обличает пролетариев (нас с вами), которых ненавидит (с его же слов): «…каждый из них (ИЗ НИХ!!!, то есть из нас) должен лупить себя по затылку! И вот когда он… займется чисткой сараев – прямым своим делом, – разруха исчезнет сама собой.»
А как сам гневный обличитель борется с «разрухой»? Читаем: «Загадочный господин наклонился ко псу, сверкнул золотыми ободками глаз и вытащил из правого кармана белый продолговатый сверток. Не снимая коричневых перчаток, размотал бумагу, которой тотчас овладела метель, и отломил кусок колбасы, называемой «Особенная краковская».
БУМАГОЙ ОВЛАДЕЛА МЕТЕЛЬ! Что это, как не «помочился мимо унитаза»? Причем буквально. Он же просто выкинул бумагу, сиречь намусорил.
Так вот, чисто у профессора в подьезде было, и ковры на лестнице лежали, когда гуано профессорское убирал этот самый ненавистный пролетарий.
Что там еще в обличительной речи? Не устраивает профессора, что пролетарии поют? А вот мне кажется, что автор не случайно сразу же после обличительной речи отправил профессора в оперу: «… сегодня в Большом «Аида». А я давно не слышал. Люблю…» Чем же обличитель отличается от обличаемого? Ничем.
Кстати, интересно, что Булгаков говорит о своем герое, какими словами характеризует. Авторского текста в рассказе нет. Свои мысли автор вложил в рассуждения собаки. (Ну не может же собака мыслить самостоятельно, на самом то деле!). Вот их первая встреча: голодный пес мечтает о колбасе, запах которой учуял. «Пес полз, как змея, на брюхе, обливаясь слезами. Обратите внимание на поварскую работу. Но ведь вы ни за что не дадите. Ох, знаю я очень хорошо богатых людей». Профессор богат, а следовательно ЖАДЕН. И бессердечен. Ни за что не даст.
А вот что «думает» пес о профессоре во время обличительной речи последнего: «Он бы прямо на митингах мог деньги зарабатывать, – мутно мечтал пес, – первоклассный деляга». ДЕЛЯГА! Все-таки Булгаков — гений. Так охарактеризовать человека одним словом!..
Гениальность рассказа и в самам построении. Обычно положительного героя сравнивают с отрицательным. Но в «Собачьем сердце» нет положительного героя (ну, разве что пес). Булгаков сравнивает профессора с не самым приятным типом — Шариковым. И сравнение это не в пользу Преображенского. Не верите? Ну вот вам навскидку. Преображенский отчитывает Шарикова: «…вы посмотрите на себя в зеркало – на что вы похожи! Балаган какой-то! окурки на пол не бросать, в сотый раз прошу. Чтобы я более не слышал ни одного ругательного слова в квартире. Не плевать. Вон плевательница. С писсуаром обращаться аккуратно. С Зиной всякие разговоры прекратить! Она жалуется, что вы в темноте ее подкарауливаете». Ну, подлец же! Зину в темноте подкарауливает (в другой раз Шариков ущипнул ее за грудь. Подлец! Иначе не скажешь). Но чего стоит этот праведный гнев? А вот вам: у профессора идет прием посетителей.
Потом взволнованный голос тявкнул над головой:
– Я – известный общественный деятель, профессор! Что же теперь делать?
– Господа! – возмущенно кричал Филипп Филиппович. – Нельзя же так! Нужно сдерживать себя! Сколько ей лет?
– Четырнадцать, профессор… Вы понимаете, огласка погубит меня. На днях я должен получить командировку в Лондон…
– Да ведь я же не юрист, голубчик… Ну, подождите два года и женитесь на ней.
– Женат я, профессор!
– Ах, господа, господа!
Где праведный гнев профессора? Нет его. Он повздыхает и сделает незаконный аборт (!) четырнадцатилетней (!) девочке. Высокие моральные принципы, ничего не скажешь. Выходки Шарикова просто детские шалости на фоне профессора.
А кто клиенты Преображенского? О, это люди очень богатые:
Это (операция) будет стоить очень дорого – пятьдесят червонцев.
– Я согласна, профессор!
На протяжении всей книги «светило с мировым именем» никому не помог, не спасал жизней, не приносил ничего в жертву. Чистая коммерция. А кто эти богатые люди Булгаков не скрывает: «… теперь пришло мое времечко. Я теперь председатель, и сколько ни накраду – все, все на женское тело, на раковые шейки, на «Абрау-Дюрсо»! Потому что наголодался в молодости достаточно, будет с меня…» СКОЛЬКО НИ НАКРАДУ!!! Вот этих людей и обслуживает мировое светило.
И как теперь относиться к негодованиям профессора по поводу того, что у него калоши украли? Получается, красть — это хорошо, это можно и нужно. Но не у профессора. Красть у пролетария — хорошо. Красть профессора — плохо. Так, что ли?
В этом месте очень хочется сделать небольшое «лирическое» отступление. Помню одна очень известная певица, которая «родилась в Сибири» и которую потом все никак не отпускали в Гималаи в начале 90-х вещала в телевизоре: «Если ты настоящий мужик, то заработай, достань, укради наконец…». А совсем недавно она же жаловалась, что домработница ее обворовывает. Знакомая песня, не находите? «Воровать нужно, но не у меня, любимого».
Профессор — интеллигент? Интеллектуал? Образец культурной просвященной личности? Ага, щаззз! «– Зина! Там в приемной… зеленая книжка… переписка называется… как его?.. Энгельса с этим чертом… В печку ее!»
Нет, в жизни-то я тоже печку на даче старыми книгами топлю. Но, во-первых, я не претендую на роль «иконы», а во-вторых, жизнь — это жизнь. А литература пишется образами. Так вот образ литературного героя, жгущего книги, никак не согласуется ни с культурой, ни с просвящением.
Несколько раз в рассказе подчеркивается, что Преображенский — величина мирового значения. Ученый с мировым именем. Ученый? «Я заботился совсем о другом, об евгенике, об улучшении человеческой породы». О чем, простите? Об ЕВГЕНИКЕ? Это та самая лженаука, на которой базировался фашизм? Ай, да ученый!
А хотите вишенку на торт? Знаете, как профессор с мировым именем относится лично к Вам? А вот вам: «…человечество само заботится об этом (об улучшении «человеческой породы») и, в эволюционном порядке каждый год упорно выделяя из массы всякой мрази, создает десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар». Поняли теперь кто вы? Вы — всякая мразь. Это не я сказал, это Преображенский.
Он по прежнему ваш кумир?