Как писал картины куинджи

В честь 180-ти летия со дня рождения Куинджи рассказываем, как сын бедного сапожника стал одним из самых высокооплачиваемых и узнаваемых художников (и почему Иван Айвазовский попросил его покрасить забор).

Сегодня Куинджи считают заслуженным классиком живописи и одним из великих художников наравне с Ильёй Репиным и Иваном Айвазовским. Добивался он этого с трудом, через нищету и неоднократные отказы в обучении.

Тайна года рождения Куинджи

Точную дату рождения художника историки пытаются вычислить до сих пор. Автор первой монографии Куинджи Михаил Неведомский, который лично знал художника, писал, что он родился в 1840-м году. Однако в архивных документах — паспортах, формулярах и прочей канцелярии — можно встретить даты с 1841-го по 1843-й год. Поэтому чаще всего в текстах о Куинджи указывают 1842-й год и от него же чаще всего считают юбилеи.

Детство и первая выставка с рисунками на кухонных стенах

Отцом Архипа был бедный сапожник Иван Христофорович, которому фамилия «Куинджи» досталась от деда. Тот получил её благодаря своему промыслу — огранке драгоценностей (в переводе с урумского «Куюмджи» — «золотых дел мастер»). В пять лет Архип потерял отца, а следом и мать (точная причина неизвестна, многие детали из детства художника историки изучить не смогли). Куинджи воспитывали родственники — дядя Спиридон и тётя.

Новая семья Архипа была бедной, поэтому мальчику пришлось взяться за работу с раннего детства: пасти гусей, помогать со строительством и вести приём кирпича. На работе Куинджи рисовал как только выдавалась свободная минута — на стенах домов, заборах, в учётных книгах и на обрывках бумаги. Ему нравилось изображать природу, а вот учиться в городском училище — не очень.

По легенде, первая персональная выставка художника состоялась, когда ему было 11 лет. Во время работы на строительстве церкви Куинджи жил на кухне своего работодателя и в свободное время расписывал стены углём. Хозяева дома не возражали и даже звали на импровизированную выставку соседей. Помимо расписных стен, публике показывали книжки по приёму кирпича, страницы которых были плотно изрисованы набросками.

Здрасьте! Забор покрасьте!

В 13 лет (в некоторых источниках указывают 15) Архип устроился работать к зажиточному хлеботорговцу: чистил сапоги и накрывал на стол. Работодатель заметил страсть мальчика к рисованию и посоветовал тому поехать в Крым, чтобы поступить в школу Айвазовского, который брал к себе молодых и талантливых учеников. Архип отправился в Феодосию пешком — и дальше история становится туманной. По одной из версий, Айвазовский счёл юного ученика непригодным для рисования и максимум, что смог ему доверить — покрасить забор возле усадьбы.

Историки считают, что Архип пробыл у Айвазовского несколько месяцев — в основном работая как подмастерье (чаще всего смешивал краски) и практикуя рисование в свободное время (скорее всего, без присмотра «учителя»). Есть мнение, что именно в работах Айвазовского Куинджи нашёл «корни» своего стиля, особенно в том, как мастер изображал свет и свечение.

Небольшие уроки живописи Куиджи получил от художника-мариниста Адольфа Фесслера, молодого родственника Айвазовского.

Куинджи-фотограф

Отношение Айвазовского не устраивало Куинджи. После ухода из школы известного мариниста, Архип вернулся в Мариуполь и стал работать ретушёром у фотографа, продолжая рисовать в свободное время.

Позже он пытался открыть своё фотоателье (деньги занял у родственников), но затея оказалась неудачной. Мариуполь был слишком тесным для двух фотографов. Тем не менее, неудачи только подстёгивали Архипа упорно работать над художественными навыками.

В числе добровольцев Архип принял участие в обороне Севастополя во время Крымской войны. Вне боевых действий Архип много фотографировал. Как утверждает один из историков, «особенно удались ему съёмки с облачным небом через цветные стёкла – светофильтры, где белые облака выглядели весьма ярко на фоне тёмного неба».

«Штурм» Академии художеств, который продолжался 3 года

Когда Куинджи исполнилось 23 года, он попытался стать студентом Академии художеств Санкт-Петербурга. Приёмная комиссия посчитала, что Архип «не умеет рисовать» и приходить ему больше не стоит. Тем не менее, художник не сдавался и продолжал упорно сдавать вступительные экзамены год за годом. Спустя 3 года — получилось, благодаря картине «Татарская сакля в Крыму». На ней Куинджи старался передать своё видение красоты окружающего мира.

Тогда Куинджи дали звание свободного художника (но так и не приняли «на постоянку»). В 29 лет Архип стал вольнослушателем Императорской Академии художеств и познакомился с движением художников-передвижников (товарищество, возникшее как альтернатива академизму). В том числе с Иваном Крамским, Виктором Васнецовым и Ильёй Репиным. Под вдохновением от общения с передвижниками Куинджи пишет несколько картин, за одну из которых — «Осенняя распутица» — получает звание классного художника и признание зрителей. Они «особенно толпились вокруг картины на передвижных выставках».

В более поздних работах Архип ищет свой собственный голос и пишет несколько пейзажей, в числе которых — «На острове Валааме». Картину лично купил Павел Третьяков, а Фёдор Достоевский назвал её «национальным пейзажем». Позже Куинджи поучаствовал в лондонской выставке и получил бронзовую медаль.

Вот что писал о картине Фёдор Достоевский в своём дневнике за 1873-й год:

«Я не выдам свою дочь за нищего сироту»

В 33 года художник обвенчался с гречанкой Верой Леонтьевной Кетчерджи-Шаповаловой, с которой был давно знаком. По слухам, художник хотел повенчаться с возлюбленной ещё в свои 17 лет.

Но жениться Архипу долгое время мешал отец Веры, зажиточный купец Елевферий Кетчерджи: он считал, что его дочь не должна выходить за «нищего сироту». По легенде, купец даже просил у Куинджи «не менее 100 монет золотом» взамен на благословение. Когда Архип стал знаменит и состоятелен, отец Веры изменил своё мнение.

Чуть позже Куинджи становится полноценным участником Товарищества передвижников, однако уже через год перестаёт следовать его идеям и сосредотачивается не на подробном изображении повседневной жизни, а на наслаждении красотой. Многие современники художника оказались удивлены таким решением, посчитав его «чересчур экстравагантным».

Секрет света на работах Куинджи

Следуя новым идеям, художник начинает экспериментировать с цветом и светом, всё сильнее опираясь на «внутреннее видение».

В 34 года Куинджи представил картину «Украинская ночь», которая произвела фурор и стала первой в череде новаторских произведений. Критики писали, что «картина нова и производит эффект невиданной силы», что «Куинджи экспериментирует с цветами, пока картина не начинает сиять» и что «в иллюзии лунного света Куинджи пошел дальше всех, даже Айвазовского». Импрессионист Эмиль Дюранти на Всемирной выставке в Париже назвал Куинджи «самым интересным среди молодых русских живописцев, у которого оригинальная национальность чувствуется более чем у других».

Современники пытались повторить тени и свет, добиться той же достоверности, что и Куинджи. Вот что Иван Крамской писал Илье Репину о картине «Украинская ночь»:

Были предположения, что секрет цвета на картинах Куинджи крылся в его способности видеть больше цвета, чем все остальные. Однажды Архип пригласил в класс Академии художеств своего друга — известного химика Дмитрия Менделеева. Тот принёс с собой прибор, который позволял измерить чувствительность глаза к восприятию цветовых оттенков. По результатам замеров оказалось, что показатели Куинджи выше, чем у других участников товарищества передвижников.

Конфликт с «первооткрывателем Валаама в русской живописи»

В 37 лет Куинджи представил на выставке несколько картин, в том числе — «Берёзовую рощу». Публика восхищалась картиной и проводила возле неё «больше всего времени». Работая над «Берёзовой рощей», Куинджи искал выразительную композицию и создал много эскизов, благодаря которым постоянно менял расположение деревьев и размеры пространства внутри работы. По итогу, как писали критики, в картине «просто нет ничего лишнего». «Берёзовая роща» была продана купцу Артемию Терещенко за рекордные 7 тыс. рублей. Для сравнения, средняя цена новой работы знаменитого художника была в 9-10 раз ниже.

После успеха «Берёзовой рощи» Александр Бенуа назвал Куинджи «русским Моне», художнику стали предлагать персональные выставки. Архипу больше не хотелось вписываться в ограничения и рамки. Он окончательно ушёл из Товарищества передвижников, но не перестал дружить со многими из участников движения.

Также одной из причин ухода стал конфликт с художником-передвижником Михаилом Клодтом. По мнению историков, Клодт считал себя «первооткрывателем Валаама в русской живописи». Он высмеял картину «Север» в печатной прессе, скрывшись за псевдонимом «Любитель». Клодт считал, что у Куинджи нет таланта, а вся магия его картин — «в особом освещении, которым живописец злоупотребляет».

Выставка в мастерской с одной картиной

После выхода из товарищества Куинджи представил новую работу «Лунная ночь на Днепре» — и показывал её только в своей мастерской не больше двух часов в день. Желающих посмотреть на картину было «слишком много». Все окна мастерской были плотно закрыты, и лишь один луч электрического освещения был направлен на картину для усиления эффекта сияния. Позже для «Лунной ночи» была организована отдельная выставка в зале Общества поощрения художников.

В итоге картину купил князь Константин Константинович. На вопрос о стоимости Архип в шутку ответил: «тысяч пять» (по тем временам это была очень большая сумма). Князь согласился и увёз картину с собой в путешествие из Петербурга в Средиземное море. Из-за того, что «Лунная ночь» провела много времени под открытыми солнечными лучами и на морском воздухе, она сильно потемнела. Отчасти в этом виноваты и некачественные масляные краски.

По заявлениям историков, Куинджи создал пять копий «Лунной ночи на Днепре», одну из которых художник написал по заказу коллекционера Дмитрия Боткина (тоже за 5 тыс. рублей). В марте 1880-го года художник Александр Риццони писал Боткину из Рима: «Меня два раза навещали наши великие князья Сергей Александрович, Павел Александрович и Константин Константинович, владелец «Лунной ночи» Куинджи. Говорил и про Вас, про Вашу коллекцию — Константин Константинович не особенно доволен, что Куинджи повторяет «Лунную ночь».

«Дешёвые мистификации» и искусственная подсветка

Архип продолжил экспериментировать с цветом и светом и некоторые современники (включая Клодта, о котором писали выше) тоже стали обвинять его в использовании «дешёвых мистификаций» и искусственной подсветке картин лампами изнутри полотна. Также Куинджи обвиняли в сговоре с Менделеевым: якобы известный учёный и друг художника предоставлял Архипу «химические составы для мистификаций». Однако задокументирован лишь один случай «подсветки» — выставка «Лунной ночи» в мастерской, о которой мы писали выше.

Сам же Куинджи говорил, что для него важна не подсветка или иллюзии яркого света, а чистые впечатления, наслаждение красотой и её передача. Именно к ним художник стремился до самого конца своей жизни.

Перерыв длиной в 20 лет

В 1882-м году, когда Куинджи было 40 лет, он решил перестать выставляться в галереях и стал вести уединённый образ жизни вместе со своей супругой: отдыхать, рыбачить, ухаживать за птицами (у него их было много, позже это стало объектом шуток) и играть в шахматы. Уединение продлилось около 20-ти лет, за которые Архип создал в своей мастерской около 500 картин и эскизов в разных стилях (после смерти художника их оценили в 500 тыс. рублей). Но художник не показывал никому свои картины, из-за чего большая часть поклонников его работ стала думать, что Куинджи «выдохся» или «исчерпал себя как художник».

За Архипа волновались и друзья, но он успокаивал их так:

Среди работ, которые Куинджи создал за время своего «уединения», были не только пейзажи в старом стиле, но и небольшие экспериментальные картины, в которых художник старался передать свои впечатления от окружающей его природы.

Преподавание без «искажения индивидуальности» учеников

Во время хиатуса Куинджи занял пост профессора пейзажной мастерской в Академии художеств и стал преподавать. Среди его учеников были будущие успешные художники: Аркадий Рылов, Константин Богаевский и Николай Рерих.

По словам историков, у Куинджи был свой метод преподавания. В первый год обучения он редко делал замечания. Вместо этого художник изучал своих учеников и их способности. Он не хотел искажать их индивидуальность, навязывать свои методы и приёмы. Только после изучения студентов он начинал подсказывать и помогать с трудными местами в их картинах.

Однако было у Куинджи одно правило, следовать которому он заставлял всех студентов. При создании картины он не разрешал использовать этюды и наброски, сделанные с натуры. Художник полагал, что ценность есть только у вещей, плотно запечатлённых в памяти. Остальное, по его мнению, могло разрушить единство замысла.

Преподавание закончилось уже через три года. В 1887-м Куинджи отстранили из-за общения со студентами, которые участвовали в забастовках против руководства Академии и их «бюрократизма». Есть мнение, что Куинджи ушёл сам, потому что ему не нравилась изнуряющая бумажная работа и курс Академии — он хотел растить таланты, но ему часто давали учеников из зажиточных семей, которые не хотели «вкладывать в учёбу много сил». Тем не менее, Архип продолжал преподавать частным образом и даже на свои средства устроил лучшим ученикам поездку в Европу.

Однажды в мастерскую Куинджи с «визитом почтения» заглянул Айвазовский (где-то между 1896-м и 1897-м годами). На тот момент у Архипа учился внук мастера — Михаил Латри. Известный маринист по достоинству оценил талант Куинджи и дал несколько советов ученикам.

Позже Куинджи занялся благотворительностью и стал отдавать деньги в поддержку молодых художников. Архип помнил, как ему было трудно «в самом начале», и стремился поддержать талантливых студентов еще и материально. В 1904-м году он пожертвовал Академии художеств 100 тыс. рублей, чтобы их выдали в качестве премий. В 1909-м году Архип пожертвовал Обществу художников имени А. И. Куинджи 150 тыс. рублей, крымскую резиденцию и завещал все свои картины, а также отдал на премии Императорскому обществу поощрения художеств почти 12 тыс. рублей.

Возвращение к выставкам спустя почти 20 лет молчания

К выставкам Куинджи вернулся лишь в 1901-м году, когда ему было 59 лет. Тогда художник представил несколько картин, в числе которых были «Христос в Гефсиманском саду» и «Вечер на Украине». Новые работы критики назвали «философскими», а зрители в очередной раз приняли с восторгом.

По свидетельствам очевидцев, Дмитрий Менделеев закашлялся, когда увидел картину «Вечер на Украине»:

Последние дни

Через год после «возвращения» прошла ещё одна выставка работ художника, а в 1909-м году было открыто почётное Общество имени А.И. Куинджи. Летом 1910-го года, когда Архипу было 68 лет, художник заболел воспалением лёгких, от которого скончался за два месяца.

Куинджи похоронили на Смоленском кладбище, а в создании надгробия участвовали его друзья и ученики — Алексей Щусев (отвечал за проект), Владимир Беклемишев (создал бюст) и Николай Рерих (сделал эскиз панно). Мозаику набрали в мастерской Владимира Фролова. Гроб несли на руках до самого кладбища, а к процессии присоединилось очень много людей: поклонники художника, друзья и студенты.

Текст написал Владимир Шумилов, автор в Smirnov School. Мы готовим концепт-художников, левел-артистов и 3D-моделеров для игр и анимации. Если придёте к нам на курс, не забудьте спросить о скидке для читателей с DTF.

Куинджи Архип Иванович.
Годы жизни: 27 января 1841 — 24 июля 1910.
Слава пришла к Архипу Куинджи не сразу: Айвазовский не брал его в ученики, Академия художеств не принимала даже в вольнослушатели. Однако он стал одним из самых известных художников эпохи, его полотна покупали коллекционеры и члены императорской семьи, а на выставках выстраивались очереди.

Мое знакомство с этим художником случилось в Крыму, где в экспозиции картинной галлереи Воронцовского дворца выставлена картина его кисти «Христос в Гефсиманском саду».

Энергия этого полотна была настолько велика, что спокойно реагировать на него мало у кого получается. Толпа туристов затихает, даже дыхания не слышно, лишь раздаются робкие всхлипы и тихие рыдания. Равнодушных не бывает. К слову сказать, это не первое виденное мной живописное произведение, но первое и, пока, единственное, произведшее такое впечатление.

«Сделайте так, чтобы иначе и сделать не могли, тогда поверят».
Куинджи А.И.

И я поверила! И все поверили! Поверили в Свет!
А ведь биография Куинджи не менее удивительна, чем его произведения. Отличный пример целеустремленности и веры.
Рано осиротевший сын сапожника, он приехал в Петербург с пустыми карманами и стал к 40 годам миллионером. Провинциал-самоучка, над чьей техникой рисования потешались столичные снобы, довольно быстро завоевал славу главного русского пейзажиста. У Куинджи была железная хватка. Если он видел цель, то не останавливался, пока не добивался своего: по выражению Репина, «буравил землю насквозь». Пожалуй, за всю свою жизнь он проиграл лишь одно сражение — с мироустройством. Безнадежный идеалист Куинджи верил, что мир можно сделать лучше. И не жалел ради этой утопической задачи ни денег, ни времени, ни здоровья.
Архип Иванович Куинджи родился на окраине Мариуполя в семье грека, бедного сапожника. Фамилия Куинджи была дана ему по прозвищу деда, что по-татарски означает «золотых дел мастер». Рано осиротев, мальчик жил у родственников, работал у чужих людей: был слугой у хлеботорговца, служил у подрядчика, работал ретушером у фотографа.
Основы грамоты Куинджи получил от знакомого учителя грека, а затем занимался в городской школе. Любовь к рисованию проявилась у него в детстве, он рисовал везде, где приходилось — на стенах домов, заборах, обрывках бумаги.
Говорят, первая персональная выставка Куинджи состоялась, когда ему исполнилось 11. Архип работал на строительстве церкви и некоторое время жил на кухне своего нанимателя. Само собой, стены кухни были сплошь расписаны углем. Хозяева не возражали и даже приглашали «на вернисаж» соседей. Публике также были представлены гроссбухи и книжки по приемке кирпича, изрисованные юным дарованием вдоль и поперек. Особым успехом пользовался портрет местного церковного старосты. С тех пор все жители поселка (кроме, разумеется, церковного старосты) раскланивались с парнишкой, как со знаменитостью.

«Для того, чтобы стать хорошим художником, надо даже спать с альбомом и карандашом».
Куинджи А.И.

В 15 лет Куинджи устроился прислуживать в дом зажиточного хлеботорговца, и тот, заметив его страсть к рисованию, посоветовал ехать в Феодосию к самому Айвазовскому. Слухи об отзывчивости мэтра оказались преувеличенными: учить Куинджи он отказался. Впрочем, Айвазовский доверил ему покрасить свой забор. С таким резюме, не сомневался Куинджи, ему одна дорога — в Петербургскую Академию художеств.
Но не сразу ему удалось стать учеником Академии: слабой оказалась художественная подготовка. Он дважды держал экзамены и оба раза безрезультатно. Но это не могло остановить упорного и настойчивого юношу. В 1868 году на академическую выставку он представил картину «Татарская сакля», за которую получил звание неклассного художника, от которого Куинджи отказался, попросив взамен разрешения быть вольнослушателем. Так в 1868 году 28-летний художник, наконец, был зачислен вольнослушателем в Академию.

«Искусство — не игра для развлечения. Играть с искусством — тяжелый грех!»
Куинджи А.И.

Куинджи окунулся в атмосферу художественной жизни. Он дружит с И.Е.Репиным и В.М.Васнецовым, знакомится с И.Н.Крамским — идеологом передовых русских художников. Лиричность пейзажей Саврасова, поэтическое восприятие природы в картинах Васильева, эпичность полотен Шишкина — все открывается перед внимательным взглядом молодого художника.

«Картину следует писать от себя, наизусть, на основании знаний, приобретенных на этюде. В картине должно быть «внутреннее», то есть мысль, художественное содержание».
Куинджи А.И.

Куинджи начинает искать самостоятельные пути в искусстве. Созданная им в 1872 году картина «Осенняя распутица» своей реалистической направленностью была близка картинам художников-передвижников, к обществу которых он примкнул.

Лето 1872 года Куинджи провел на Ладожском озере, на острове Валаам. В результате появилась картина: «Ладожское озеро» (1872).

Неторопливо, спокойно ведет художник в своих картинах повествование о природе острова, с его гранитными берегами, омываемыми протоками, с темными густыми лесами, упавшими деревьями. Эту картину можно сопоставить с былинным эпосом, живописным сказанием о могучей северной стороне. Серебристо-голубоватый тон картины сообщал ей особую эмоциональную приподнятость. После выставки 1873 года, на которой это произведение было показано, о Куинджи заговорили в прессе, отмечая его самобытный и большой талант.

«Впрочем, каждый может думать по-своему. Иначе искусство не росло бы.»
Куинджи А.И.

Однако Куинджи совершил внезапный поворот. Этому несомненно способствовали его поездки в Западную Европу и знакомство с последними достижениями живописи.

«Одни способны написать даже грязь на дороге, но разве в том реализм?»
Куинджи А.И.

В 1876 г. он показал картину «Украинская ночь», в которой сумел передать чувственное восприятие южной летней ночи, с невиданной для своего времени смелостью обобщая цвет и упрощая форму.

С огромной поэтической силой открылась удивительная красота украинской ночи. На берегу небольшой речушки примостились озаренные лунным сиянием украинские хатки. Ввысь устремились тополя. Тишина, спокойствие разлиты в природе. На синем, словно из бархата, небе мерцают яркие звезды. Для того, чтобы так естественно и выразительно передать лунное сияние, мерцание звезд, художнику понадобилось решать сложнейшие живописные задачи. В картине все построено на виртуозной разработке тональных отношений, на богатстве цветовых сочетаний. В 1878 году «Украинская ночь» была показана на Всемирной выставке в Париже. «Куинджи, — писала французская критика, — бесспорно самый интересный между молодыми русскими живописцами. Оригинальная национальность чувствуется у него еще более, чем у других».
Картина стала сенсационным событием художественной жизни, а за нею последовали другие, не уступавшие ей в вызывающей декоративности: «Березовая роща» (1879),

«Лунная ночь на Днепре» (1880), «Днепр утром» (1881) и др.

Но наибольший успех на выставке выпал на долю картины «Березовая роща».

Толпы людей часами простаивали у этого полотна. Казалось, будто само солнце проникло в помещение выставочного зала, освещая зеленую поляну, играя на белых стволах берез, на ветвях могучих деревьев. Работая над картиной, Куинджи искал прежде всего наиболее выразительную композицию. От эскиза к эскизу уточнялись расположение деревьев, размеры поляны. В окончательном варианте нет ничего случайного, «списанного» с натуры. Передний план погружен в тень — так подчеркивается звучность, насыщенность солнцем зеленой поляны. Художник сумел, избежав театральности, создать декоративную картину в лучшем понимании этого слова. Куинджи с огромным вдохновением воспевает в ней красоту и поэзию природы, ослепительную яркость солнечных лучей, несущих радость людям.
В 1880 году в Петербурге на Большой Морской была открыта необычайная выставка: демонстрировалась одна картина — «Лунная ночь на Днепре». Она стала настоящей сенсацией. Беспрецедентную выставку одной картины, устроенную в Обществе поощрения художеств, сопровождал невиданный ажиотаж.

Она вызвала бурю восторгов. У входа на выставку стояла огромная очередь.
В то время, когда в России даже персональные выставки еще казались в диковинку, шаг этот был сопряжен с громадным риском, но успех выставки, собиравшей толпы зрителей, превзошел все ожидания. Отныне даже недоброжелателям стало ясно, что как бы наивно ни было рисование Куинджи, как колористу ему нет равных. Он сделался знаменит в Европе и укрепился в звании главного русского пейзажиста.

Архип Куинджи был гениальным промоутером. Его картины «продвигались на рынок» в полном соответствии с законами маркетинга и рекламы, в те годы еще не сформулированными.
Написав свою знаменитую «Лунную ночь на Днепре», Куинджи показывал ее публике в своей мастерской — всего по два часа в день. Однажды в мастерскую зашел «молоденький офицер», желавший купить картину, о которой от кого-то слышал. «Ведь вы все равно не купите — она дорогая», — улыбнулся Куинджи, и назначил цену «тысяч в пять». «Молоденький офицер» оказался великим князем Константином Константиновичем, картину он, разумеется, купил. Эта история тотчас попала в газеты, и ажиотаж поднялся еще до открытия выставки в Обществе поощрения художеств. Куинджи первым устроил «выставку одной картины». Он впервые использовал искусственное освещение. Пресса неистовствовала, публика валила валом.
Впрочем, Куинджи не подозревал о том, что он гениальный промоутер. Великого князя он попросту не узнал, лампы использовал, так как боялся, что при солнечном свете здание из красного кирпича напротив даст «не тот рефлекс». Это был прямой и бесхитростный человек. Деньги и слава его не слишком интересовали.

На следующий, 1881 год Куинджи точно так же показал новый вариант «Березовой рощи», а через год — еще три картины. Мастерство Куинджи в передаче лунного света — результат огромной работы художника, длительных поисков. Его мастерская была лабораторией исследователя. Он много экспериментировал, изучал законы действия дополнительных цветов, отыскивая верный тон, сверял его с цветовыми отношениями в самой природе. Упорным, настойчивым трудом достигал Куинджи виртуозного владения цветом, той композиционной простоты, которые отличают его лучшие работы.

Что бы ни изображал Куинджи, главным в его картинах был свет, из которого создано мироздание.

У гениальности Куинджи было научное объяснение. Многие художники теряли покой, пытаясь повторить его палитру, достичь той достоверности, с которой Куинджи рисовал тени и свет. Говоря о картине «Украинская ночь», Крамской писал в письме Репину: «Я — совершенный дурак перед этой картиной. Я вижу, что самый свет на белой избе так верен, так верен, что моему глазу так же утомительно смотреть на него, как на живую действительность: через пять минут у меня глазу больно, я отворачиваюсь, закрываю глаза и не хочу больше смотреть».

Между тем, секрет «куинджевских красок» был проще, чем казался. Однажды Куинджи (преподававший в то время в Академии художеств) пригласил в класс своего приятеля — Дмитрия Менделеева. И тот принес прибор, позволяющий оценить чувствительность глаза к цветовым оттенкам. Куинджи сильно опередил по этому показателю своих молодых студентов. Он видел иначе. Не в плане творческой позиции, а в самом буквальном физиологическом смысле.
В 1881 году художник создал картину «Днепр утром».

В ней нет игры света, яркой декоративности, она привлекает спокойной величавостью, внутренней мощью, могучей силой природы. Удивительно тонкое сочетание чистых золотисто-розовых, сиреневых, серебристых и зеленовато-серых тонов позволяет передать очарование цветущих трав, бесконечных далей, раннего степного утра. «Днепр утром» – была спокойной и простой и уже не вызывала тех восторгов, что «Ночь». Эта относительная неудача укрепила его в мысли, что участвовать в бегах за славой и восторгами публики противно природе художника.
И он замолчал.
На тридцать лет. Больше не было никаких выставок, даже друзьям после этого много лет не показывал новых работ. Его многочисленные почитатели, потеряв терпение, стали говорить, что он полностью исписался, выдохся как художник.
Но они ошибались. Ни дарование, ни желание творить никуда не исчезли. Куинджи успел создать ещё около пятисот живописных и трёхсот графических работ, которые оценили после его смерти в полмиллиона рублей. Хватило бы на десяток-другой популярных художников. Но на долгие годы его единственными зрителями стали Господь и жена Вера. Друзья не понимали причин, волновались. Куинджи же сам объяснял так: «…Художнику надо выступать на выставках, пока у него, как у певца, голос есть. А как только голос спадет надо уходить, не показываться, чтобы не осмеяли. Вот я стал Архипом Ивановичем, всем известным, ну это хорошо, а потом увидел, что больше так не сумею сделать, что голос как будто стал спадать. Ну вот и скажут: был Куинджи, и не стало Куинджи! Так вот я же не хочу так, а чтобы навсегда остался один Куинджи».

Став состоятельным человеком (заработки его были очень высоки), он мог теперь работать так, как ему хотелось, — не спеша и вволю экспериментируя. Среди исполненных работ были не только пейзажи, продолжавшие начатое ранее, такие как «Вечер на Украине» (1878-1901)

и другие, но и совершенно необычные крохотные картинки, в которых он остро, с удивительным лаконизмом передавал свои впечатления от природы («Лунные пятна на снегу», «Цветник» и пр.).

По сравнению с десятилетием активного участия на выставках, за остальные тридцать лет Куинджи сделал сравнительно немного. По воспоминаниям друзей художника, в начале 1900-х годов Куинджи пригласил их к себе в мастерскую и показал картины «Вечер на Украине», «Христос в Гефсиманском саду», «Днепр» и «Березовая роща», которыми они были восхищены. Но Куинджи был недоволен этими работами и на выставку их не представил.
«Ночное» — одно из последних произведений заставляет вспомнить лучшие картины Куинджи времени расцвета его таланта.

В нем также чувствуется поэтическое отношение к природе, стремление воспеть ее величавую и торжественную красоту.
Куинджи не стал затворником. В 1894 г. он охотно принял предложение быть профессором пейзажной мастерской в Академии художеств, только что радикально реформированной. За дело он взялся увлеченно, преподавал по хорошо продуманной системе и успел воспитать прекрасных мастеров: А.А.Рылова, К.Ф.Богаевского, Н.К.Рериха. К сожалению, его преподавание длилось недолго: уже в 1897 году он был отстранен от службы за то, что общался с участниками студенческих волнений. Но со своими учениками он продолжал заниматься частным образом, а на следующий год устроил им на собственные средства поездку в Западную Европу. Немного позже он пожертвовал Академии художеств капитал, проценты с которого шли ежегодно на выплату премий молодым художникам. Последним его добрым делом было основание в 1909 году Общества имени Куинджи — независимого объединения художников, которому он пожертвовал 150 000 рублей и 225 десятин земли в Крыму, да еще завещал все свои картины и деньги. Общество просуществовало до 1930 году, а Куинджи умер несколько месяцев спустя после его открытия.

«Иллюзия света была его богом, и не было художника, равного ему в достижении этого чуда живописи. Куинджи — художник света.»
Репин И.Е.

«Куинджи был не только великим художником, но также великим Учителем жизни.»
Рерих Н.К.

Фото: Энциклопедия русских художников.

За время подготовки масштабной выставки произведений Архипа Ивановича Куинджи, развернутой в залах Государственной Третьяковской галереи осенью 2018 — зимой 2019 года, удалось уточнить ряд сведений из биографии и творчества пейзажиста. Речь идет о различных эпизодах из жизни Куинджи и близких ему людей, деталях его художественной и общественной деятельности, а также истории бытования отдельных произведений. Несмотря на то, что Куинджи был одним из самых известных и востребованных живописцев своего времени, в его биографии множество лакун. Крайне скудные архивные документы и лишь единичные сохранившиеся письма не позволяют выявить отношение самого художника к задачам живописи, прояснить особенности его творческой практики. По-видимому, Куинджи, будучи «ленивцем» писать письма[1], предпочитал переписке личные визиты и живое общение, а философствованию на бумаге — ораторские выступления, воспоминания о которых сохранились в мемуарах очевидцев. Поэтому обнаружение новых уточняющих сведений о жизни и творчестве Куинджи крайне ценно.

Биография художника

Ранний период жизни Куинджи (приблизительно до 1868 года, когда появились первые свидетельства его пребывания в Петербурге) наименее изученный. До сих пор не известен точный год рождения художника. Писатель М.П. Неведомский (настоящая фамилия Миклашевский), автор первой монографии о пейзажисте (СПб., 1913), лично его знавший, сообщал, что он родился в 1840 году[2]. В сохранившихся документах — паспортах, формулярном списке, канцелярских запросах из Императорской Академии художеств — можно встретить три даты: 1841, 1842 и 1843 год[3]. Наиболее часто в литературе о художнике указывается 1842 год. По-видимому, сам Куинджи не был уверен в точной дате своего рождения. Достоверно известно, что именины он праздновал 19 февраля (по старому стилю). Не случайно именно на этот день в 1909 году было назначено торжественное открытие Общества имени А.И. Куинджи.

В отношении своей национальной принадлежности Куинджи имел четкую позицию. Уникальным свидетельством его взгляда на этот вопрос является краткая заметка, помещенная в газете «Новое время» (1904, №10055) и опубликованная повторно в журнале «Мир искусства» (1904, №3). Поводом для нее послужили слова г. Меньшикова, который причислил художника к выдающимся евреям России. Спустя два дня Куинджи напечатал свой ответ: «Я принужден заявить многоуважаемому г. Меньшикову, что я — русский. Предки мои греки, которые еще при императрице Екатерине переселились с южного берега Крыма и основали город Мариуполь и 24 деревни. Все сказанное мною подтвердит многоуважаемому г. Меньшикову мой земляк Эльпе (Л. Попов), сотрудник «Нового времени», с которым я знаком с детства»[4].

Не до конца проясненной остается история пересечения судеб Архипа Ивановича Куинджи и Ивана Константиновича Айвазовского. Влияние знаменитого мариниста на творчество начинающего пейзажиста не вызывает сомнений. Самые ранние из известных картин Куинджи — «Татарская деревня при лунном освещении на Южном берегу Крыма» (1868, местонахождение неизвестно) и «Исаакиевский собор при луне» (1869, Смоленский государственный музей-заповедник) — исполнены в духе романтизма. Считается, что первое знакомство Куинджи с произведениями Айвазовского состоялось в середине 1850-х годов. Движимый желанием обучаться в мастерской прославленного мариниста, он, будучи совсем юным, совершил самостоятельное путешествие из Мариуполя в Феодосию. С большой долей вероятности можно утверждать, что позднее Куинджи входил в число учеников Общей художественной мастерской, открытой Айвазовским в Феодосии в 1865 году «с целью образовать художников по части живописи морских видов, пейзажей и народных сцен»[5]. Доказательством этого предположения служит письмо Айвазовского в Совет Академии 1866 года: «<…> несколько молодых людей занимались под моим руководством сначала рисованием c оригиналов, с натуры и, наконец, масляными красками. Ныне трое из них: Фесслер, Алтунджи и Кондопуло написали в натуре программы: первый из них — Судакскую долину, второй — также берег Судака, а третий — вид города Феодосии. Все три программы написаны ими самими от начала до конца. Представляя первые труды моих учеников в Совет Академии, я прошу покорнейше на первый раз снисхождения Совета <…>»[6]. Примечательно, что фамилия Алтунджи и столь созвучная ей — Куинджи образованы от родственных слов, означающих «золотых дел мастер»[7]. Приведенный фрагмент из письма объясняет то, почему в 1868 году Куинджи, дебютируя на годичной академической выставке, был заявлен как ученик профессора Айвазовского[8]. В том же году Совет Академии признал его достойным звания свободного художника, вновь причислив к «ученикам школы профессора Айвазовского»[9]. В дальнейшем, когда Куинджи выработал самобытную манеру письма и стал признанным живописцем, его имя зачастую продолжало упоминаться в связи с Айвазовским. В галерее П.М. Третьякова полотна обоих художников висели рядом в одном зале. Пейзажистов сравнивали по количеству посетителей персональных выставок и по силе производимого эффекта их полотен. В частности, по поводу картины «Украинская ночь» (1876, ГТГ) один из критиков отмечал, что «в иллюзии лунного света Куинджи пошел дальше всех, даже Айвазовского»[10]. Если между пейзажистами и было соперничество, то оно не мешало им продолжать общение. Известно, что Айвазовский посетил пейзажную мастерскую Куинджи в Высшем Художественном училище при Академии художеств (между 1896-м и февралем 1897 года), в которой на тот момент обучался его внук М.П. Латри. В Научном архиве Российской академии художеств в Петербурге хранятся две уникальные фотографии, запечатлевшие мэтра перед мольбертом в окружении Куинджи и его учеников. Детали этого визита описаны в воспоминаниях А.А. Рылова, другого выпускника мастерской Куинджи[11].

На художественном рынке середины 1870-х — начала 1880-х пейзажи Куинджи отличала удивительно высокая стоимость. В этот период, когда художник демонстрировал картины на групповых и персональных выставках, подавляющее количество произведений было куплено П.М. Третьяковым. Черновые заметки Павла Михайловича сохранили сведения о заплаченных суммах за полотна Куинджи. Первую работу «На острове Валааме» коллекционер приобрел в 1873 году за 375 рублей. В 1874-м за «Забытую деревню» было уплачено 600 рублей, в 1875-м за два полотна «Чумацкий тракт в Мариуполе» и «Степь в цвету» — 1500 рублей, в 1879-м за три картины «Север», «Березовая роща» и «После дождя» — 6500 рублей. В 1882 году за полотно «Днепр утром» Третьяков отдал колоссальную по тем временам сумму в 3000 рублей[12].

Широко известен тот факт, что Куинджи был крупным благотворителем. Он делал большие пожертвования на пользу развития русского искусства. Памятуя о первых, очень трудных годах собственного пребывания в Петербурге, Архип Иванович выступал покровителем нуждающихся учеников Высшего Художественного училища. В 1908 году учащиеся в знак благодарности обратились к ректору В.А. Беклемишеву с просьбой поместить портрет художника в академической столовой[13]. В Научно-исследовательском отделе рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ) сохранилось письмо, демонстрирующее готовность Куинджи прийти на помощь товарищу. Так, в 1890-е годы он обращался к живописцу А.А. Киселеву: «<…> я слышал, что Вы больны — нуждаетесь, так как Товарищество [передвижных художественных выставок. — А.Е.] не может Вам помочь, то позвольте мне, уважающему Вас приятелю, предложить просимую Вами сумму (500 р.). При сем прилагаю двести руб., а триста руб. пришлю через день или два»[14]. Обоих пейзажистов связывали дружеские отношения. В 1897 году Киселев сменил Куинджи на посту руководителя пейзажной мастерской Высшего Художественного училища, а спустя пять лет, в 1902-м, Архип Иванович повторно поддержал кандидатуру Александра Александровича[15]. Киселев был в числе тех немногих близких знакомых — И.Е. Репина, Д.И. Менделеева, В.Е. Маковского, И.И. Ясинского, которым Куинджи в 1901 году продемонстрировал последний раз в своей жизни четыре новых полотна, ставших для них откровением[16]. В письме к художнику К.А. Савицкому Киселев восклицает: «А Куинджи! Можешь себе представить, что он показал нам (академистам) 4 новых картины, очень хороших, после двадцатилетней забастовки! Это просто удивительно! Оказывается, что он все это время работал и не без успеха»[17].

О путешествиях Куинджи сохранилось немного сведений. Документально подтверждаются четыре заграничные поездки в 1873, 1875, 1878 и 1898 годах, за время которых он посетил Францию, Австро-Венгрию, Германию, Швейцарию, Англию и Бельгию. Одно из малоизвестных писем Куинджи к Репину указывает на то, что летом 1878 года, перед отъездом за границу, Куинджи путешествовал по Днепру: «На Днепре заболел, а потому, проездом через Москву (20 июля), не мог зайти к тебе. Как только выздоровел, отправился с женой на Всемирную выставку в Париж и, кстати, рассмотрел галереи: Берлинские, Мюнхенские и Венские»[18]. Со второй половины 1880-х годов Куинджи стал часто посещать Крым в связи с приобретением земельного участка на Южном берегу. В 1888-м по приглашению художника Н.А. Ярошенко он впервые посетил Кавказ. Малоизвестным является то, что поездка на Кавказ могла состояться раньше — летом 1886 года Куинджи получил предложение Ярошенко и Менделеева принять участие в их поездке в Тифлис и Баку, но отказался[19].

Куинджи был близок ученому кругу, в частности, он хорошо знал профессоров Санкт-Петербургского университета химика Д.И. Менделеева и физика Ф.Ф. Петрушевского. Одной из научных дисциплин, которой интересовался пейзажист, была астрономия. Куинджи мог узнавать о научных открытиях в изучении небесных тел через общение с астрономом Н.А. Морозовым. Любопытно, что Николай Александрович отмечал, что картина «Украинская ночь» (1876, ГТГ) «пленила его не только своим лунным светом <…> и всей тихой красотой лунной ночи, но также, как астронома, и тем, что звезды стояли все на своем месте, в своих созвездиях, а не были случайно натыканы в разных местах, как часто бывает у других художников»[20].

В 1890-1900-е годы Куинджи вел активную общественную деятельность, связанную с художественной жизнью Петербурга. В 1892-1893 годах он был вовлечен в работу «Особой комиссии для всестороннего обсуждения необходимых в устройстве Императорской Академии художеств изменений и для составления соответственно этим изменениям нового Устава». Куинджи принимал активное, но «закулисное» участие в подготовке Устава (не входил в постоянный состав комиссии, выступая экспертом по отдельным вопросам)[21]. Авторитет художника был столь высоким, что он числился в списке кандидатов на должность ректора Высшего Художественного училища, однако в 1906 году попросил исключить его из числа претендентов. Малоизвестен тот факт, что в 1907 году Куинджи выступил с инициативой устройства в Петербурге постоянного выставочного помещения Императорской Академии художеств, для которого предлагал приспособить круглый двор здания Академии[22]. Это предложение вызвало критику и было отклонено Общим собранием. С 1895-го по 1902 год Куинджи входил в состав Комиссии по отбору картин для Русского музея императора Александра III. В 1907 году в качестве председателя комитета Весенних выставок Куинджи лично занимался организационными вопросами по устройству будущей экспозиции (1908 год), ведя переписку с А.Е. Львовым о предоставлении помещения в Московском Училище живописи, ваяния и зодчества[23]. В 1910 году «за выдающуюся деятельность на художественном поприще» Куинджи был удостоен ордена Святого Станислава I степени.

Закрытый образ жизни четы Куинджи порождал легенды о супруге художника Вере Леонтьевне, которая предпочитала находиться в тени знаменитого мужа. В воспоминаниях художника Н.А. Киселева, сына пейзажиста А.А. Киселева, отмечалось: «Его семья [А.И. Куинджи. — А.Е.] состояла только из него и жены, с которою никто из ближайших соседей не мог не только познакомиться, но и увидеть ее. Кем был установлен такой режим — неизвестно. Она ли сама придерживалась этого порядка, или он был виновником ее затворничества, — никто ничего сказать не мог. <…>. Никто из наших никогда жену Куинджи не видел. <…> Нигде с женой Архип Иванович не показывался и никогда никого к себе не звал»[24]. Действительно, Вера Леонтьевна не вела светской жизни и занималась по преимуществу хозяйством, так как в доме не было принято держать прислугу, а также, по-видимому, заведовала документацией и корреспонденцией мужа. Однако даже те немногочисленные сведения о ее жизни, которые собираются буквально по крупицам, дают основание предположить, что слова Киселева о «затворничестве» все же являются преувеличением.

Вера Леонтьевна Куинджи родилась в 1854 или 1855 году[25] в Мариуполе в семье обрусевшего грека Леонтия (Елевферия, Клевтерия) Спиридоновича и Евдокии Пантелеевны Шаповаловых-Кетчерджи. Ее отец был состоятельным купцом, продолжавшим дело предков — выделку шапок (в переводе с татарского «кетчерджи» — шапковалы). В отличие от Архипа Ивановича Вера Леонтьевна получила хорошее образование. Она была выпускницей Кушниковского института благородных девиц в Керчи[26]. Красноречивым свидетельством ее эрудиции является, как ни странно, полный список работ великого химика Д.И. Менделеева, составленный им лично в 1899-1903 годах. Точнее комментарии ученого, согласно которым в 1896 году перевод на французский язык двух его статей о бездымном порохе (современной засекреченной разработке) и колебании весов был выполнен госпожой Куинджи[27]. Братья Веры Леонтьевны также были людьми образованными и внесли ощутимый вклад в становление театральной культуры в Мариуполе. Старший, Василий Леонтьевич, считается основателем драматического театра в Мариуполе, с 1878 года он руководил первой профессиональной труппой в городе. Второй брат, Иван Леонтьевич, стал актером и учредителем Товарищества драматических артистов. Племянник Веры Леонтьевны Михаил Васильевич стал экономистом, автором научных статей и цикла публичных лекций, а также был актером, режиссером и драматургом. Его сын Валерий Михайлович пошел по той же стезе и работал актером в Киеве и в Харьковском русском драматическом театре имени А.С. Пушкина[28]. Проявлялось ли увлечение театром в жизни Веры Леонтьевны, неизвестно. Супруга художника любила музицировать и прививала это умение супругу: домашний досуг они проводили, исполняя музыкальные композиции на пару — Вера Леонтьевна на фортепьяно, Архип Иванович на скрипке.

Куинджи был старше своей супруги примерно на 13 лет. Художник не сразу получил согласие родителей невесты на заключение брака. Главными препятствиями были бедность молодого человека и его призвание, не предвещавшее денежного достатка. Судьбоносным стал 1875 год, когда П.М. Третьяков приобрел с 4-й выставки Товарищества передвижных художественных выставок (ТПХВ) сразу две картины Куинджи — «Чумацкий тракт в Мариуполе» (ГТГ) и «Степь в цвету» (местонахождение неизвестно) за 1500 рублей. Этих средств хватило на первое путешествие за границу и долгожданную поездку в Мариуполь, где в июле 1875 года сыграли свадьбу. Вскоре после этого Куинджи создал карандашный портрет жены, проникнутый трепетным и нежным отношением к модели. С 1875 года Вера Леонтьевна вместе с мужем поселилась в Петербурге и стала свидетельницей его стремительного взлета. Как отмечалось выше, в третье заграничное путешествие, в 1878 году, Куинджи отправился уже вместе с супругой. Художник бывал с женой у Менделеева на его казенной квартире при Санкт-Петербургском университете. В Музее-архиве Д.И. Менделеева сохранилась мемориальная скатерть с автографами гостей дома. На ней подпись «Куинджи» вышита дважды: одна, поставленная практически по центру рукой Архипа Ивановича, вторая — рукой Веры Леонтьевны скромно, у нижнего края[29]. С супругой пейзажиста были знакомы его ученики, по преимуществу члены Общества имени А.И. Куинджи. Она принимала участие в разборе и систематизации художественного наследия мастера, около 500 произведений, завещанных им Обществу. Скончалась Вера Леонтьевна Куинджи, вероятно, в Петрограде в 1920-е годы.

А.И. КУИНДЖИ. Ай-Петри. Крым. 1890‑е
Бумага на холсте, масло. 39 × 53. ГРМ

Художественная деятельность

Начиная с осени 1880 года по конец 1882-го Куинджи провел серию персональных выставок. К подготовке первой из них художник приступил после выхода из состава ТПХВ зимой 1880 года. Это был крайне подходящий момент для начала обособленной от Товарищества выставочной деятельности. Выступление Куинджи на 7-й передвижной выставке 1879 года оказалось очень успешным. «Нет сомнений, — писал один из обозревателей, — что весь состав выставки интересен для публики, но о Куинджи идет шум, говор, и Куинджи является таким образом как бы предметом общего любопытства»[30]. В общей сложности при жизни художника состоялось шесть персональных выставок. В организации четырех из них Куинджи играл ключевую роль (1880, 1881, 1882 в Петербурге; 1882 в Москве). На них пейзажист демонстрировал три картины — «Лунная ночь на Днепре» (1880, ГРМ), «Березовая роща» (1881, местонахождение неизвестно) и «Днепр утром» (1881, ГТГ).

Малоизвестным является то, что в январе 1881 года при содействии И.С. Тургенева, секретаря Общества русских художников в Париже, полотно «Лунная ночь на Днепре» в течение десяти дней экспонировалось в галерее парижского торговца картинами Зедельмейера[31]. Не позднее марта 1883 года выставка работ Куинджи состоялась в Киеве. «Известный собиратель Ф.А. Терещенко, купивший у Куинджи “Ночь на Дону» и “Березовый лес»[32], произвел в Киеве картинами Куинджи сенсацию, — отмечал корреспондент «Художественного журнала». — Чуть не весь Киев перебывал в галерее г. Терещенко и чуть не месяц киевляне были заняты оживленным разговором о достоинствах кисти Куинджи»[33]. Другим свидетельством того, что произведения Куинджи можно было видеть после 1882 года, когда сам художник прекратил вести выставочную деятельность, служит постоянная выставка в помещении Московского общества любителей художеств, развернутая в 1887 году[34].

При подготовке персональных экспозиций Куинджи показал себя как умелый организатор. Задолго до открытия первой выставки, назначенного на 30 октября 1880 года, в ведущих периодических изданиях уже стали появляться объявления о грядущем событии. Приглашая в свою мастерскую знакомых, в числе которых были видные писатели, художники, ученые, Куинджи способствовал распространению хвалебных отзывов о картине «Лунная ночь на Днепре». Как результат в журналах и газетах публиковались очерки о новом пейзаже. В числе восклицаний о поразительных живописных достоинствах полотна в них сообщалось о том, что полотно приобрел за колоссальную сумму в 5000 рублей великий князь Константин Константинович, что также изрядно подогрело интерес публики. Приложенные Куинджи усилия привели к беспрецедентному успеху. Поразительно высокую посещаемость экспозиции подтверждают многочисленные мемуарные и эпистолярные свидетельства современников, а также статистические данные. Согласно годовому отчету Общества поощрения художников, с 30 ноября по 14 декабря 1880 года выставку Куинджи посетили 12929 человек[35]. С 15 января по 21 февраля 1882 года увидеть в здании Общества поощрения художеств (ОПХ) полотна «Днепр утром», «Березовая роща» и «Лунная ночь на Днепре» пришли 9057 человек[36]. Эти цифры в разы больше, чем количество зрителей выставок других пейзажистов — И.К. Айвазовского, Ю.Ю. Клевера и Р.Г. Судковского[37]. Только В.В. Верещагину было под силу побить рекорд Куинджи в борьбе за зрителя. Экспозицию знаменитого баталиста, открытую в ОПХ с 19 ноября 1883 года по 15 января 1884-го, увидел 31691 посетитель[38].

В сознании современников имена Куинджи и Верещагина стояли рядом. К обоим художникам-новаторам отношение общества было противоречивым, они удостаивались как самых хвалебных отзывов критиков, так и их же яростных нападок. Не случайно в 1882 году Куинджи объединился именно с Верещагиным, и они открыли в разных залах ОПХ две экспозиции: Куинджи представил три названные выше картины, а Верещагин — небольшую по формату картину «Дервиши». На ней изображались два дервиша в ярких, пестрых восточных халатах, беседующих друг с другом. Вырученную от продажи сумму Верещагин пожертвовал пострадавшим при пожаре в театре в Вене[39]. Оба художника выступали новаторами-экспозиционерами и задействовали искусственное освещение. Верещагину искусственный свет был необходим прежде всего для продления ежедневного времени работы выставок (также он признавал, что при свете ламп картины смотрятся выразительнее). Куинджи применял затемненное помещение и ламповый свет для создания особой атмосферы, благоприятствующей созерцанию картины, и, безусловно, достижения эффекта большей выразительности масляной живописи. Посетитель первых двух персональных выставок Куинджи архитектор К.М. Быковский отмечал, что их устройство было исполнено одинаково[40]. Он оставил подробное описание того, что увидел: «Вы входите в темную обширную комнату; слабый свет едва проникает при входе, но глубина помещения потонула в полном мраке. В этой глубине вдали, за силуэтом голов зрителей ярко светится, подобно транспаранту, блестящий цветной прямоугольник. <…> Наталкиваясь в темноте на зрителей, вы подвигаетесь вперед до преграды, которая останавливает вас, и ощупываете высокую балюстраду. <…> По мере того, как глаз привыкает к темноте, представляется возможность различить и черную раму картины, более светлую, чем мрак за ней, и полосу света, идущего перед картиной с левой стороны. Между балюстрадой, которая останавливает вас, и картиной уже явственно видна черная перегородка с прямоугольным отверстием, за которым поставлена картина. Перед вами, несомненно, картина, освещенная спереди отраженным ламповым светом, источник которого за перегородкой. Засматривая со стороны, вы не видите лампы, но за перегородкой видно отверстие, из которого направлен луч света. <…> Всматриваясь ближе, вы ясно видите, что картина поставлена не параллельно к балюстраде и к перегородке, следовательно, не перпендикулярно лучу вашего зрения. Она поставлена под углом, причем отдалена от зрителя стороной, противоположной направлению света. Таким образом, лучи света, до известной степени, скользят по картине, и картина отсвечивает в блестящих местах»[41]. Примечательно, что великий князь Константин Константинович, владелец картины «Лунная ночь на Днепре» (с 1928 находится в ГРМ), впоследствии также применял электрический свет для подсветки полотна. Судить об этом возможно по редкой фотографии интерьера Ореховой гостиной Мраморного дворца, хранящейся в ИРЛИ РАН.

Достоверно неизвестно, какие лампы применял на своих экспозициях Куинджи. Имя пейзажиста сближали с именем электротехника П.Н. Яблочкова, изобретателя передового варианта электрической лампы. В 1879 году как реакция на успех картины «Березовая роща» (1879, ГТГ), словно «пронизанной» солнечным светом, на обложке журнала «Стрекоза» был помещен дружеский шарж А.И. Лебедева «А.И. Куинджи. Свет Яблочкова». Несколькими месяцами ранее обложку этого художественно-юмористического издания украсил шарж на Яблочкова[42]. Однако вряд ли Куинджи использовал «свечи Яблочкова», у которых имелись существенные недостатки: неровный бледно-синий оттенок света и отвлекающий шум от горения угольных стержней[43]. Можно предположить, что Куинджи для поддержания чистого звучания красок, а также для сохранения «молитвенной тишины» задействовал более совершенный вариант осветительного прибора. Например, так называемую лампу «солнце» Клерка и Бюро, свет которой «ближе всего <…> подходит к солнечному. Он не утомляет зрение и в высшей степени приятен для глаз, он сохраняет картинам и вообще краскам все те тоны и оттенки, которые они имеют при дневном свете <…>»[44].

Громадный успех у публики картины «Лунная ночь на Днепре» способствовал тому, что художник воплотил в жизнь идею о ее массовом тиражировании с помощью масляной олеографии. Впервые подобный замысел зародился в 1879 году, когда в письме Третьякову Куинджи сообщал: «Мне пришла мысль составить олеографический альбом моих картин, но так как для этого необходимо снять копии, то покорнейше прошу Вас прислать мне картины: (без рам) “Березовая роща», “После дождя» и “Север»»[45]. Тогда эта инициатива, по-видимому, осталась неосуществленной. Однако начиная с февраля 1881 года Куинджи начал помещать в «Художественном журнале» и газете «Новое время» объявления о подписке на олеографические копии с картин «Лунная ночь на Днепре» и «Березовая роща» (1881). Согласно объявлению каждая олеография (в один метр длиной по цене 35 рублей за штуку) издавалась при непосредственном участии и наблюдении автора с копии картины, также исполненной им лично и не выставляемой на продажу[46]. Аналогичная подписка была открыта в 1882 году через газету «Московские ведомости». Куинджи стал первым из крупных художников, который обратил пристальное внимание на этот способ репрезентации и тиражирования живописных произведений. Художник погрузился в это неведомое ему дело и около года потратил на производство олеографий при одной из самых малоизвестных мастерских Петербурга[47]. Олеографии Куинджи пользовались большим спросом. Как утверждал корреспондент журнала «Русское обозрение»: «Кажется, ни один из художников не популярен благодаря олеографии так, как Куинджи»[48].

Судьбы произведений

За время подготовки выставки картин А.И. Куинджи удалось уточнить историю бытования ряда произведений из собрания Третьяковской галереи, в том числе и ранее выданных из стен музея. Известно, что в 1875 году на 4-й выставке ТПХВ художник вместе с полотном «Чумацкий тракт в Мариуполе» представил два степных пейзажа под названиями «Степь в цвету» и «Степь». Первые два полотна были приобретены Третьяковым, третье — киевским промышленником Ф.А. Терещенко. Сегодня местонахождение обеих «Степей» неизвестно. Картина из Третьяковской галереи была выдана в 1932 году. Второй пейзаж под названием «Курган в степи. Закат солнца» находился в Киевском музее русского искусства и был утерян в годы Великой Отечественной войны[49]. Однако судить о композиционном решении обеих картин возможно по описанию, оставленному А.В. Праховым[50], и сохранившимся фотографиям. Речь идет о снимке экспозиции зала №4 Третьяковской галереи от 1898 года и фотографии 1932 года, сделанной накануне выдачи из музея, а также о фотографии, хранящейся в Национальном музее «Киевская картинная галерея»[51].

И.А. ВЛАДИМИРОВ. На крыше. А.И. Куинджи кормит голубей. 1910
Холст, наклеенный на картон, масло. 35 × 47. ГРМ

О картине «Ночь на Днепре» — авторском варианте-повторении, исполненном в 1882 году, — было известно, что ее приобрели в 1930-м у Е.В. Ляпуновой, вдовы московского коллекционера А.Н. Ляпунова. По воспоминаниям очевидцев, удалось уточнить, что пейзаж Куинджи украшал столовую Дома с атлантами на Солянке (д. 7, кв. 5), где жила семья Ляпуновых[52]. В документах Общества имени А.И. Куинджи, хранящихся в Отделе рукописей Государственного Русского музея, содержатся сведения о том, что Ляпунов приобрел пейзаж у Общества 20 ноября 1917 года[53]. Картина с момента написания и до конца жизни Куинджи находилась в его мастерской на Васильевском острове. После смерти художника она экспонировалась на двух первых посмертных выставках — в 1913 году в Петербурге и в 1914-м в Москве.

В общей сложности Куинджи исполнил пять повторений картины «Лунная ночь на Днепре»[54]. По письмам и воспоминаниям современников было известно, что одна из копий была создана по заказу коллекционера Д.П. Боткина, который заплатил за нее 5000 рублей[55]. В НИОР РГБ хранится письмо, подтверждающее эти сведения. Так, в марте 1880 года художник А.А. Риццони писал Боткину из Рима: «Меня два раза навещали наши великие князья Сергей Александрович], Павел Александрович] и Константин Константинович], владелец лунной ночи Куйинджи [так в тексте. — А.Е.]. <…> Говорили и про Вас, про Вашу коллекцию — Константин] Константинович не особенно доволен, что Куинджи повторяет лунную ночь»[56].

Впервые Куинджи получил заказ на повторение картины после экспонирования на 5-й выставке ТПХВ полотна «Украинская ночь» (1876, ГТГ), вызвавшего большой интерес публики[57]. Копия до конца жизни художника оставалась в его мастерской, затем экспонировалась на двух посмертных выставках и в 1918-м была приобретена К.Б. Дембовским[58]. Ныне ее местонахождение неизвестно. Судить о внешнем виде картины возможно по фототипии, помещенной в книге М.П. Неведомского (СПб., 1913).

Н.К. Рерих, один из самых преданных учеников пейзажиста, отмечал, что «около имени Куинджи всегда было много таинственного. Верилось в особую силу этого человека. Слагались целые легенды»[59]. До сих пор биография художника полна вопросов, поиск ответов на которые — непростая, но непременно увлекательная задача для исследователя.

1. Письмо И.Е. Репина к И.Н. Крамскому от 1874 года // Переписка И.Н. Крамского : В 2 т. Т. 2. М., 1954. С. 312.
2. См.: Неведомский М.П., Репин И.Е. А.И. Куинджи. М., 1997. С. 14. Считается, что Неведомский видел метрику Куинджи.
3. Личное дело Куинджи хранится в РГИА (Ф. 789. Оп. 6. Ед. хр. 175).
4. Смех и грех // Мир искусства. 1904. Т. 11. №3. С. 73.
5. Айвазовский. Документы и материалы. Ереван, 1967. С. 110.
6. Там же. С. 148-149.
7. Дед Куинджи был ювелиром. Старший брат художника — Спиридон — носил двойную фамилию Куинджи-Золотарев.
8. См.: Указатель художественных произведений годичной выставки Академии художеств за 1867-1868 годы. СПб., 1868. С. 17.
9. РГИА. Ф. 789. Оп. 6. Ед. хр. 175. Л. 2. Диплом неклассного (свободного) художника Куинджи получил в 1870 году после сдачи необходимых словесных экзаменов.
10. Цит. по: Манин В.С. Куинджи. М., 1976. С. 40.
11. См.: Рылов А.А. Воспоминания. Л., 1960. С. 63-64.
12. См.: ОР ГТГ. Ф. 1. Ед. хр. 4724. Л. 1; Л. 1. об.
13. См.: РГИА. Ф. 789. Оп. 6. Ед. хр. 175. Л. 85, 85 об., 86.
14. НИОР РГБ. Ф. 127. Оп. 2. Ед. хр. 60.
15. См.: ОР ГТГ. Ф. 14. Ед. хр. 130. Л. 10.
16. Полотна «Христос в Гефсиманском саду» (Алупкинский дворцовопарковый музей-заповедник), новый вариант «Березовой рощи» (Национальный художественный музей Республики Беларусь), «Днепр» (Псковский государственный объединенный историко-архитектурный и художественный музей заповедник; все три — 1901), частично переписанную картину «Вечер на Украине» (1878, ГРМ).
17. ОР ГТГ. Ф. 14. Ед. хр.130. Л. 22 об. Проведя серию успешных персональных выставок, последняя из которых состоялась в конце 1882 года, Куинджи перестал экспонировать произведения. Художник держал от всех в тайне то, что продолжал заниматься живописью.
18. Цит. по: КороткинаЛ.В. Деятельность А.П. Боголюбова в организации русского отдела на Всемирной выставке в Париже 1878 года. Неизвестное письмо А.И. Куинджи к И.Е. Репину 1878 года // Художественный музей и культура края: Тезисы доклада научно-практической конференции. Саратов, 1994. С. 44.
19. См.: Письмо Н.А. Ярошенко к Д.И. Менделееву от 9 июля 1886 года // Поленова И.В. Николай Александрович Ярошенко. Письма. Документы. Современники о художнике. М., 2018. С. 87.
20. РГАЛИ. Ф. 842. Оп. 1. Ед. хр. 62. Л. 7 об.
21. См.: Во главе Императорской Академии художеств Граф И.И. Толстой и его корреспонденты. 1889-1898. М., 2009. С. 21.
22. См.: Старые годы. 1907. Ноябрь. С. 579-580; декабрь. С. 628.
23. См.: РГАЛИ. Ф. 680. Оп. 1. Ед. хр. 618. Л. 42-45, 48.
24. Киселев Н.А. Среди передвижников: Воспоминания сына художника. Л., 1976. С. 116.
25. См.: ОР ГТГ. Ф. 4. Ед. хр. 1479. Л. 3. В метрической книге церкви Рождества Богородицы в Мариуполе указывалось, что в июле 1875 года Вере Леонтьевне было 20 лет.
26. См.: Яруцкий Л.Д. Мариупольская старина. Мариуполь, 1991. С. 246, 247.
27. См.: Архив Д.И. Менделеева. Автобиографические материалы: Сборник документов. Л., 1951. Т. 1. С. 107, 157.
28. См.: Яруцкий Л.Д. Указ. соч. С. 182-218.
29. Выражаю благодарность за предоставленные сведения Т.П. Кораблевой, заместителю заведующего Музеем-архивом Д.И. Менделеева.
30. Летопись искусства, театра и живописи // Всемирная иллюстрация. 1879. №531. С. 215.
31. См.: Письмо И.С. Тургенева к Д.В. Григоровичу от 1881 года // И.С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем: В 28 т. Т. 13. Кн. 1. Л., 1968. С. 48.
32. Речь идет о картине, исполненной в 1882 году и хранящейся ныне в Национальном музее «Киевская картинная галерея», и о втором варианте «Березовой рощи» (1881, местонахождение неизвестно).
33. Смесь. Выставки. Выставка картин А.И. Куинджи в г. Киеве // Художественный журнал. 1883. Т. 5. №3. С. 217.
34. См.: Московское общество любителей художеств и культурная жизнь Москвы. М., 2017. С. 140.
35. См.: Отчет о действиях Комитета Общества поощрения художников за 1880 год. СПб., 1881. С. 64.
36. См.: Отчет о действиях Комитета Императорского Общества поощрения художеств за 1882 год. СПб., 1883. С. 60.
37. Так, выставка Айвазовского, открытая в 1883 году в Обществе поощрения художеств, привлекла 5128 человек (см.: Отчет о действиях Комитета Императорского Общества поощрения художеств за 1883 год. СПб., 1884. С. 30).
38. См.: Отчет о деятельности Императорского Общества поощрения художеств за 1884 год. СПб., 1885. С. 44.
39. N.N. Картины Куинджи и Верещагина // Новое время. 1882. №2114. С. 2.
40. См.: Быковский К. По поводу последней картины г. Куинджи // Вестник Европы. 1881. Кн. 5. С. 396.
41. Там же. С. 390-391.
42. См.: Стрекоза. 1879. №1, №11.
43. В 1879 году Верещагин начал применять на своих экспозициях «свечи Яблочкова» и столкнулся с их недостатками (см.: Альгер И.Л. Секрет успеха. Выставочная деятельность Василия Верещагина и зарубежная пресса // Василий Верещагин: Каталог выставки. М., 2018. С. 43).
44. См.: Очерки Всемирной электрической выставки в Париже // Живописное обозрение. 1881. №43. С. 325.
45. Письмо А.И. Куинджи к П.М. Третьякову от 10 мая 1879 года // ОР ГТГ. Ф. 1. Ед. хр. 2009. Л. 1.
46. См.: Новое время. 1881. №1771 (1 февраля). С. 1; Художественный журнал. 1881. №2 (февраль).
47. См.: Олеографии гг. Куинджи и Айвазовского // Художественный журнал. 1882. №3. С. 187-188.
48. Галерея П.М. Третьякова // Русское обозрение. 1893. Т. 24. С. 823.
49. См.: Каталог произведений Киевского музея русского искусства, утраченных в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. (живопись, графика). Киев, 1994. С. 70.
50. См.: Прахов А.В. Четвертая передвижная выставка // Пчела. 1875. Т. 1. №10. С. 125.
51. ОР ГТГ. Ф. 8/11. Ед. хр. 64; Фототека ГТГ. «Степь», инв. 9181. 21 .VII. 32 г.; НМ ККГ. «Курган в степи. Закат солнца», инв. Н-494.
52. См.: Воронцов Н.Н. Алексей Андреевич Ляпунов. Очерк жизни и творчества. Окружение и личность. М., 2011. С. 77.
53. См.: ОР ГРМ. Ф. 100. Ед. хр. 137. Л. 1, 37.
54. Находятся в Государственной Третьяковской галерее, Астраханской государственной картинной галерее имени П.М. Догадина, Симферопольском художественном музее, Национальном художественном музее Республики Беларусь, Омском областном музее изобразительных искусств имени М.А. Врубеля.
55. См.: Письмо П.П. Чистякова к К.Т. Солдатенкову от 1880 года // П.П. Чистяков. Письма, записные книжки, воспоминания. 1832-1919. М., 1953. С. 109.
56. НИОР РГБ. Ф. 258. Оп. 1. Ед. хр. 59. Л. 4.
57. См.: Пятая передвижная выставка // Всемирная иллюстрация. 1876. 20 марта. №377. Т. 15. С. 246.
58. См.: ОР ГРМ. Ф. 100. Ед. хр. 137. Л. 1.
59. Рерих Н.К. Собрание сочинений. М., 1914. К. 1. С. 238.

Иллюстрации

А.И. Куинджи. 1897 (?)
Санкт-Петербург. Фотография. Отдел рукописей. ГРМ. Ф. 100. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 3

Картина А.И. Куинджи «Татарская деревня при лунном освещении на Южном берегу Крыма» (1868, местонахождение неизвестно)
Фотокопия (воспр. по изд.: Неведомский М.П., Репин И.Е. Куинджи. СПб., 1913). Фототека ГТГ

Вид предместья Карасeвка в Мариуполе. Фотография. 1910 (?)
Фототека ГТГ

Посещение И.К. Айвазовским пейзажной мастерской при Высшем Художественном училище Императорской Академии художеств. А.И. Куинджи – стоит третий слева. Между 1896 и февралем 1897, Санкт-Петербург
Фотография. Научный архив Российской Академии художеств. Ф. 33. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 5

Экспозиция Третьяковской галереи. Зал №4 с произведениями А.И. Куинджи, Г.Г. Мясоедова и других (левая продольная стена) 1898
Фотография. Отдел рукописей ГТГ. Ф. 8.XI. Ед. хр. 66

Экспозиция Третьяковской галереи. Зал №4 с произведениями А.И. Куинджи, И.К. Айвазовского, В.М. Максимова и других (правая продольная стена) 1898
Фотография. Отдел рукописей ГТГ. Ф. 8.XI. Ед. хр. 64

А.А. Киселев
Фотография. Отдел рукописей ГТГ. Ф. 90. Ед. хр. 101

А.И. Куинджи среди учеников на станции Гродно во время заграничной поездки. Фотография. 1898
Фототека ГТГ

А.И. Куинджи в пейзажной мастерской Высшего Художественного училища при Императорской Академии художеств. Фотография. Между 1894–1897
Санкт-Петербург. Фототека ГТГ

А.И. Куинджи с учениками пейзажной мастерской при Высшем Художественном училище Императорской Академии художеств во время полета на воздушном шаре в окрестностях Парижа. 1898
Фотография. Научный архив Российской Академии художеств. Ф. 33. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 19

А.И. Куинджи в окружении учеников своей пейзажной мастерской при Высшем Художественном училище Императорской Академии художеств во время заграничной поездки. 1898
Фотография. Научный архив Российской Академии художеств. Ф. 33. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 16

А.Д. КИВШЕНКО. А.И. Куинджи за работой над картиной «Вид на о. Валаам». 1873
Картон тонкий серый, графитный карандаш. 31,6 × 22,6. ГРМ. Современное название полотна, изображенного на рисунке: «На острове Валааме» (1873, ГТГ)

А.И. КУИНДЖИ. Портрет жены художника Веры Леонтьевны Куинджи. 1875
Набросок. Бумага, графитный карандаш. 20,9 × 13,1. (размер листа). ГРМ

Алупка. Ай-Петри
Открытка. Научная библиотека. ГТГ

Военно-Грузинская дорога. Гора Эльбрус
Открытка. Научная библиотека. ГТГ

А.И. КУИНДЖИ. Эльбрус. 1900‑е
Бумага серая, масло. 20 × 27,2. ГРМ

Картина А.И. Куинджи «Лунная ночь на Днепре» из собрания великого князя Константина Константиновича (с 1928 – ГРМ)
Фототипия (воспр. по изд.: Ростиславов А. Куинджи. СПб., 1914) Научная библиотека ГТГ

Картина «Лунная ночь на Днепре» в Ореховой гостиной Мраморного дворца, в которой располагался приемный кабинет великого князя Константина Константиновича 1910-е
Фотография. ИРЛИ РАН

А.И. КУИНДЖИ. Ночь на Днепре. 1890‑е
Бумага на холсте, масло. 40 × 54. ГРМ

И.Е. РЕПИН. Портрет великого князя Константина Константиновича. 1891
Холст, масло. 93 × 76. ГТГ

Картина А.И. Куинджи «Березовая роща» (1881, местонахождение неизвестно)
Фототипия (воспр. по изд.: Ростиславов А. Куинджи. СПб., 1914). Научная библиотека. ГТГ

А.И. КУИНДЖИ. Солнечный день в лесу. 1910-е (?)
Бумага на картоне, масло. 34,8 × 25,8. Краснодарский краевой художественный музей имени Ф. А. Коваленко

Дружеский шарж А.И. Лебедева «А.И. Куинджи. Свет Яблочкова». Обложка художественно-юмористического журнала «Стрекоза» (1879, № 11, 18 марта)
Государственная публичная историческая библиотека России, Москва

А.Н. Ляпунов [1910-е. Москва (?)]
Фотография. Частное собрание, Москва

Е.В. Ляпунова с детьми [1910-е. Москва (?)]
Фотография. Частное собрание, Москва

Картина А.И. Куинджи «Степь в цвету» (1875, местонахождение неизвестно) 1932. Фотография
Фототека ГТГ

Степь (Курган в степи. Закат солнца) (1875, местонахождение неизвестно)
Национальный музей «Киевская картинная галерея». Фотография сделана до Великой Отечественной войны 1941–1945 годов

Д.И. Менделеев и А.И. Куинджи за игрой в шахматы. 1890–1900-е. Санкт-Петербург
Фотография. Музей-архив Д.И. Менделеева, Санкт-Петербургский государственный университет

А.И. Куинджи на «менделеевских средах» (сидит третий слева). 1880-е. Санкт-Петербург
Фотография. Музей-архив Д.И. Менделеева, Санкт-Петербургский государственный университет

Очередь на ретроспективу Архипа Куинджи в Инженерный корпус Третьяковской галереи ежедневно выстраивается до угла с Большим Толмачевским переулком — и заставляет вспомнить о другой очереди на его выставку почти полтора столетия назад на Большой Морской в Санкт-Петербурге. В помещении Общества поощрения художников Куинджи устроил тогда демонстрацию самой известной своей картины — «Лунной ночи на Днепре», написанной в 1880 году.

Концептуалист

Эта история стала мифом при жизни художника. Не чуждый предпринимательского таланта Куинджи умело подогрел интерес к новому произведению еще до его завершения, открывая на пару часов в день двери своей мастерской. Газеты печатали новости о ходе работы над феноменальной картиной, какой еще не было в истории. Интригуя зрителей, на премьере автор затянул зал черной тканью — для концептуализма еще не придумали названия, а Куинджи его уже изобрел. В черной комнате направил на картину луч электрического света, усилив таким образом эффект свечения и дав повод Репину написать: «Восторги зрителей переходят в какую-то молитвенную тишину…».

Среди тех, кто поспешил тогда увидеть полотно, были великие — Тургенев, Крамской, Менделеев. С последним Куинджи дружил, обсуждал, в частности, химический состав пигментов — не получивший систематического профессионального образования художник много экспериментировал. Винтажный снимок, на котором он играет в шахматы с автором периодической системы, завораживает не меньше, чем та самая «Лунная ночь».

Есть тут и монитор, на котором картина разобрана на составляющие, — посетителям убедительно доказывают, что волшебства никакого нет: перламутр речной глади написан бледно-зеленым и синим, рябь на воде процарапана жесткой кистью, а фактурный диск луны есть не что иное как зеленая краска, налепленная поверх белил. Кто-то из публики с любопытством вникает в эти нюансы, а остальные тем временем предпочитают верить чуду: в глазах — абсолютная радость узнавания, счастье от того, что вновь удалось поймать ощущения, испытанные в раннем школьном детстве при знакомстве с Куинджи. Его биография и известность при жизни, его богатство — абсолютно укладываются в концепцию чуда, и очевидно, что таких давно и навсегда очарованных зрителей на выставке подавляющее большинство.

Экспериментатор

Вера в чудо обычно исключает трезвый взгляд, однако нынешняя выставка, сочиненная куратором Ольгой Атрощенко, его выдерживает — на двух этажах Инженерного корпуса в Лаврушинском переулке показывают около 180 картин и эскизов. Выставка работает до 17 февраля 2019 года, и по воскресеньям время работы продлевают до 21:00 — так велик ажиотаж. Работы, привезенные из 23 российских музеев, предоставленные музеями Азербайджана и Белоруссии и некой частной коллекцией, демонстрируют, с одной стороны, невероятное трудолюбие живописца — к одной картине могли быть сделаны десятки набросков, в которых Куинджи шаг за шагом добивался точного эффекта, необходимого света, идеальной прозрачности воды, а с другой — редкую покладистость мастера в отношениях с заказчиками. Многие хотели свою «Лунную ночь» — и художник иногда шел навстречу.

Знаменитая «Березовая роща», например, приобретенная в 1879-м Павлом Третьяковым, имеет несколько версий, в том числе одну позднюю, 1901 года, вертикальную — ее привезли из Минска. А один из эскизов к этой картине автор подарил Илье Репину. То же и с «Красным закатом» (1900-1905), который мы знаем в основном по варианту из Русского музея — туда попали работы из Общества художников имени Куинджи, но существует и версия холста, и эскиз к нему, хранящиеся в Нью-Йорке в Музее Метрополитен.

И когда успех «Лунной ночи на Днепре» превзошел самые смелые ожидания 38-летнего художника — картину, хранящуюся в Русском музее, еще до ее окончания приобрел за немыслимые по тем временам для пейзажа пять тысяч рублей великий князь Константин Константинович (она хранилась у него в Мраморном дворце и даже была взята с собой в кругосветное морское путешествие), — автор повторил ее не раз и не два, в полноразмерной и уменьшенной версиях. В Третьяковке хранится та, что оставалась в мастерской Куинджи до последних его дней, а музеем была куплена лишь в 1930 году у вдовы промышленника Андрея Ляпунова. Поразительно, что именно куплена, а не изъята, и что вдова капиталиста до того счастливого момента дожила. Ляпунов же, обладавший самой большой коллекцией Куинджи, купил картину в 1917-м и повесил у себя на Солянке в не менее знаменитом, чем эта картина, особняке с атлантами, где в ближайшее время — и это никак не связано с выставкой — обещают начать реставрацию.

Куинджи, казалось, не очень заботил сюжет — в отличие от Шишкина или Саврасова, и еще меньше, в отличие от Левитана, не заботило и настроение. Скорее он видел в пейзаже повод, содержанием его творчества были собственно процесс смешивания красок и способ, которым они клались на холст, в большей степени, чем условная «похожесть», реальность происходящего. Разъятая на элементы — в каталоге, выпущенном к выставке, это отлично продемонстрировано, его живопись — полосы, переходящие из одного цвета в другой, вызывает ассоциации с работами Ротко. До выставки такая параллель вряд ли бы кому-нибудь пришла в голову.

Самоучка

Куинджи был непохож на своих коллег еще потому, что был фактически самоучкой. Мальчик, родом даже не из самого Мариуполя, а из нищего предместья, выросший в бедном доме у Азовского моря, он даже неизвестно когда родился. 1842 год упоминается его биографами чаще других, но есть версии, что год рождения может быть сдвинут назад или вперед. Сапожник, его отец, из греков, вписавший в метрику сына фамилию Еменджи, рано умер, как и мать. Сирота у дяди, в крайней бедности, учен был греческой грамматике — окончил два класса приходской школы, с детства то пас гусей, то нанимался на строительство церкви, то работал у хлеботорговца, который заметил его рисунки и посоветовал ехать в Феодосию к Айвазовскому. По легенде, прославленный маринист доверил юноше красить забор. Однако без влияния Айвазовского точно не обошлось — первые картины Куинджи конца 1860-х, о которых до нас дошли лишь обрывочные сведения, назывались «Буря на Черном море» и «Рыбачья хижина на берегу Черного моря».

Архипа Куинджи дважды не приняли в Императорскую академию художеств — из-за того, что он не смог сдать экзамены по общеобразовательным предметам. К счастью, он был зачислен вольнослушателем, но систематического образования не получил. «Он шел от своего природного ума, верил только в свои личные воззрения на искусство и влиял на товарищей менторски», — писал о нем Репин, тут же дополняя, что «варварски не признавал никаких традиций (…), ломил вовсю и даже оскорблял иногда традиционные святыни художественного культа, считая все это устарелым». Как тут не вспомнить «Пощечину общественному вкусу» футуристов и все, что принес нам русский авангард, — однако опрокидывание устоев началось не с них.

Когда в 1879-м Куинджи вышел из Товарищества передвижников, было очевидно, что это продуманное решение: общие правила его тяготили, а в популяризации своих работ на выставках передвижников он не нуждался — картину «На острове Валаам» (1873), имевшую бешеный успех в Вене, сразу купил Третьяков, «Снег» (1874) получил бронзовую медаль на Международной выставке в Лондоне, на Всемирной выставке в Париже в 1878-м адепт импрессионизма Эмиль Дюранти назвал Куинджи «самым интересным между молодыми русскими живописцами», отметив при этом «оригинальную национальность», которая чувствуется в живописи. Похоже, эту инаковость во всем ему и не смогли простить ему коллеги.

Формально поводом для выхода из содружества стала анонимная публикация в газете «Молва»: автор — позже выяснилось, что это был барон Михаил Клодт, художник-передвижник и племянник знаменитого скульптора, — упрекал живописца в злоупотреблении особым освещением и страстью к дешевым эффектам, называя Куинджи то дикарем, то «мудрым Греком». Упреки не были беспочвенны, хотя очевидно, что истинной причиной была зависть. Ему чудовищно завидовали — успеху, карьере при отсутствии формального образования — Куинджи был в 1894-1897 годах профессором-руководителем пейзажной мастерской Высшего художественного училища при Академии художеств. Но в первую очередь завидовали независимости, подкрепленной солидным состоянием, которое умудрился сколотить этот «неуч», «выскочка», автодидакт.

Меценат

В жизни, как и в живописи, Куинджи был мастером жеста и позы. Женился в 1875 году — его избранницей стала дочь мариупольского купца Кетчерджи-Шаповалова, с семьей которого художник свел знакомство еще в своей нищей юности, — нарядившись во фрак и цилиндр, купленные в Париже. Первым стал устраивать выставки одной картины, заранее возбуждая публику — так были представлены, помимо «Лунной ночи», «Березовая роща» (1879) и «Днепр утром» (1881). В нужный момент на 20 лет прекратил выставляться, став затворником, — и это тоже бурно обсуждалось. Купил за 30 тысяч рублей 245 десятин земли на Южном берегу Крыма и построил имение Сара Кикенеиз, куда привозил — разумеется, на свои средства — студентов на пленэр. Есть фотография, где он с учениками летит на воздушном шаре — этим, собственно, сказано все.

Для художника того времени он был немыслимо богат — приобрел доходный дом на Васильевском острове, с него жил и занимался меценатством, превосходящем воображение. В 1904 году передал Академии художеств 100 тысяч рублей для выдачи 24 ежегодных премий лучшим студентам, в 1909-м пожертвовал Императорскому обществу поощрения художников 11,7 тысячи рублей для премии по пейзажной живописи, а созданному им Обществу художников имени Куинджи (он вполне осознавал свое величие) отписал все оставшееся состояние — 150 тысяч рублей и имение в Крыму.

Его слава оказалась надежнее финансового благополучия, которое, полагал Куинджи, он всем обеспечил. Летом 1910 года, подхватив пневмонию, художник умер. Прах, погребенный на Смоленском кладбище, обрел надгробие, спроектированное Щусевым: внутри — бюст работы Беклемишева, в глубине, под крышей, — мозаичное древо жизни, созданное Рерихом, на древе том — вьющая гнездо змея. Это было последнее эффектное выступление мастера: когда в 1950-х его прах перезахоронили в Александро-Невской лавре, надгробие перенесли вместе с ним.

Внук ювелира, сын нищего мариупольского сапожника Архип Куинджи с малолетства остался круглым сиротой и проживал у родственников. В учёбе в местной греческой школе он не преуспел, подработывал выпасом гусей и сбором кизяка, позже учётчиком кирпича на строительстве церкви. Зато у него было время заниматься любимым делом – рисованием. Однажды ему посоветовали отправиться в Феодосию к Ивану Айвазовскому, и подросток, нахлобучив бриль, в одной рубашке и коротких панталонах отправился пешком через степи донецкие и новороссийские на учёбу к знаменитому маринисту.

Берёзовая роща, 1901 год. Национальный художественный музей республики Беларусь. Минск

Берёзовая роща, 1879 год. Картину приобрёл Павел Третьяков у автора в 1897 году. ГТГ.
Это не картина, а с неё картины можно писать (Иван Шишкин)
Она написана практически в одном цвете – зелёном, его самые различные оттенки обыгрываются художником.

А мы тем временем переходим в следующий зал выставки, названный Мистерия ночи.

Галерея пошла на риск, собрав весь диапазон ночей, сумерек и закатов в одном месте. Некоторым это пришлось по душе, другие пресытились. Сначала такое обилие закатов завораживает и вызывает неподдельный интерес, но затем накатывает усталось, первоначальные сильные впечатления притупляются, исчезает эффект ВАУ! Особенно от обилия авторских повторений Лунной ночи на Днепре (Это я пересказала впечатление одной посетительницы выставки:)))

В этом зале представлено несколько вариантов знаменитой картины из Русского музея Санкт-Петербурга Лунная ночь на Днепре, написанной в 1880 году. Выше на общем плане уже были видны две: уменьшенный вариант-повторение картины из Национального художественного музея республики Беларусь и вариант-повторение из Симферопольского художественного музея.