Как шолохов написал тихий дон

Не так давно на телеканале «Россия 1» состоялась премьера новой экранизации романа Михаила Шолохова «Тихий Дон».

Признаюсь вам, я не видел этого сериала, хотя осмелюсь предположить, что вряд ли он будет лучше легендарной постановки Сергея Герасимова. Но эта статья не о кино, не о достоинствах и недостатках вот уже четвертой экранизации этого бессмертного романа. Мне бы хотелось поделиться с читателями некоторыми размышлениями по поводу авторства «Тихого Дона», дискуссия о котором началась буквально сразу после выхода романа в свет.

Я прочитал «Тихий Дон» достаточно поздно, лет в сорок. И перед прочтением, будучи наслышан о спорах вокруг его авторской принадлежности, решил ознакомиться с доводами всех сторон, принимавших участие в этой дискуссии. Доводы в пользу того, что этот роман написан не Шолоховым, показались мне более убедительными, нежели аргументы противников этой точки зрения. Но, прочитав роман, я пришел к твердому убеждению, что Шолохов действительно не является основным его автором. На мой взгляд, он, без сомнения, принимал участие в работе над «Тихим Доном», но большая часть текста принадлежит  все-таки не ему. Сейчас я кратко изложу основные доводы обеих сторон (и тех, кто защищает авторство Шолохова, и тех, кто его отрицает), и пусть читатели сами рассудят, чьи из них являются более весомыми и убедительными.

Аргументы «за» и «против»

Итак, как правило, авторство Шолохова отстаивает официальная литературоведческая номенклатура (уходящая своими корнями в советское прошлое), т. е. научные сотрудники литературных институтов, основной специальностью которых является изучение творчества этого писателя. Вот их основные аргументы в пользу авторства Шолохова:

– во-первых, сам Шолохов до «Тихого Дона» уже успел написать свои «Донские рассказы»;
– во-вторых, рукописи романа, без всякого сомнения, написаны рукой автора;
– в-третьих, в 70-е годы в Швеции был проведен компьютерный анализ текстов, с помощью которого удалось установить достаточно высокую вероятность того, что текст романа принадлежит Шолохову.

Однако, на мой взгляд, противники советской литературоведческой традиции, а среди них были очень известные имена (например, А. Солженицин был твердо уверен, что Шолохов не является автором романа, а уж он в литературе знал толк), приводят достаточно весомые возражения на этот счет:

– феномен «гения» Шолохова слишком явно не вписывается в рамки здравого смысла. Как правило, все великие писатели (ну, может быть, за исключением М. Горького), создавшие произведения такого уровня, имели прекрасное образование, богатый жизненный опыт, а их талант раскрывался постепенно. Т. е. ранние их произведения, чаще всего, уступают по качеству произведениям зрелого периода. В этом смысле творческий путь Шолохова вообще трудно поддается анализу. Автор практически не имел образования –  Мише Шолохову удалось закончить только четыре класса гимназии: «В 1974 году в Париже была издана книга Ирины Медведевой-Томашевской “Стремя Тихого Донаˮ. В предисловии А. Солженицын открыто обвинял Шолохова в плагиате: “23-х летний дебютант создал произведение на материале, далеко превосходящем свой жизненный опыт и свой уровень образованияˮ» (1).
Как такое эпохальное произведение мог написать малообразованный человек, до сих пор остается загадкой. Кстати говоря, и в повседневной жизни Шолохов не производил впечатления интеллектуала. Фактически Шолохова можно назвать писателем одного романа, т. к. его остальные произведения по своему художественному уровню ниже «Тихого Дона». Так, например, Солженицин определил жанр романа «Поднятая целина» как «блокнот агитатора в диалогах»;

– с рукописями история оказалась тоже довольно запутанной. Через некоторое время после первой экспертизы (которая мало у кого вызывает доверие), сделанной еще в конце 20-х годов,  рукописи романа бесследно пропали. Шолохов уверял, что потерял рукописи. А в 1947 году он объявил их погибшими окончательно.
Но после смерти писателя рукописи нашлись за границей и не так давно были выкуплены Россией в качестве культурного наследия страны. Но до сих пор они почему-то не опубликованы. Сам факт того, что они написаны рукой Шолохова, мало что доказывает, т. к. сами рукописи могли стать плодом простой переписки или переработки чужого материала. «Исследователь Зеев Бар-Селла предположил, что это не оригинал, а безграмотная копия с грамотного оригинала»;

– с экспертизой, проведенной в Швеции, дело обстоит еще проще. Представьте себе методы компьютерной обработки в 70-е гг. Сегодня  практически во всех областях науки приходится снова и снова уточнять данные компьютерного анализа, сделанного много десятилетий назад, в силу их естественного несовершенства. При этом нужно учитывать нежелание самих шведов попасть впросак с Нобелевской премией, которой они наградили Шолохова. Да и сам метод, как утверждают некоторые аналитики,  был изначально ущербен. На самом деле, анализируя текст, нужно было сравнивать не отдельные места «Тихого Дона» между собой (выбранные случайно), а текст «Тихого Дона» с текстами того писателя, которого небезосновательно подозревают в авторстве романа.

Если даже допустить, что не Шолохов написал «Тихий Дон», то как тогда объяснить его участие в этой истории? 

По мнению противников авторства Шолохова, дело обстояло следующим образом: Шолохов родился и вырос на Дону, на хуторе Кружилин станицы Вешенской в 1905 году. Весной 1920 года неподалеку от Вёшенской, в районе станицы Новокорсунской, умер участник Донского восстания, прошедший Первую мировую войну, человек, собиравший материал по истории казачества и восстания донских казаков против советской власти, известный казачий писатель Федор Крюков. Он, по свидетельству очевидцев офицеров, которые лично знали Крюкова, в течение нескольких последних лет до своей кончины писал большое произведение о казаках и войне. После смерти Крюкова все его рукописи, дневник и заметки бесследно исчезли. Учитывая тот факт, что в годы Гражданской войны в казачьих станицах было не так уж много грамотных людей, рукописи Крюкова вполне могли попасть к Шолохову, который в то время служил в станичном ревкоме, а также работал учителем начальной школы: «В 1975 году, в Париже, вышла книга Роя Медведева “Кто написал «Тихий Дон»ˮ. Медведев обращает внимание на тот, факт, что тесть Шолохова П. Громославский принимал участие в белоказачьем движении и был одним из сотрудников газеты “Донские ведомостиˮ, которую редактировал Ф. Крюков… После смерти последнего, Громославский с группой казаков похоронил его недалеко от станицы Новокорсунской. Медведев предполагает, что именно Громославскому досталась часть рукописей Ф. Крюкова» (2).

Кстати, сам Шолохов  всегда отрицал свою связь с рукописями Крюкова и даже настаивал на том, что ничего не слышал о таком писателе и вообще не знал о существовании такого человека. Хотя, на самом деле, в это очень трудно поверить: «Есть все основания говорить, что Михаил Александрович, делая такое категоричное заявление, был, по меньшей мере, не совсем искренним… Учась в Москве, в Богучаре, а потом в Вешенской, гимназист Миша Шолохов (как признавался потом) зачитывался русскими классиками, буквально проглатывал журнальные новинки. Неужели он никогда не держал в руках журнал “Русской богатствоˮ…. И в нем – имя Ф. Крюкова. Держал. И читал. Недаром же изобразил в начале второй части романа, как Сергей Платонович Мохов, богатейший в станице человек, на прохладной кушетке перелистывал июньскую книжку “Русского богатстваˮ» (3).

Другом Крюкова был и попечитель Шолохова в писательских кругах А. С. Серафимович. А о личном знакомстве тестя Шолохова с Крюковым мы уже говорили.

К чему было так скрывать очевидные вещи?

Чего боялся молодой советский писатель, когда отрицал какую-либо связь с Федором Крюковым? А что, если он просто переработал рукописи последнего и выдал их за свои? Как это ни покажется странным, у сторонников этой версии есть достаточно серьезные аргументы, а именно:

– во-первых, трудно поверить в то, что молодой, неопытный выходец из провинции мог так ярко описать события Первой мировой войны, в том числе и военный быт. Когда читаешь роман, понимаешь, что так описать армию изнутри мог только тот, кто находился в окопах, казармах и блиндажах, бок о бок с офицерами и солдатами. Так мог писать о войне Лев Толстой, который принимал непосредственное участие в Кавказской кампании и обороне Севастополя. Так мог писать об армии Александр Куприн, закончивший кадетский корпус, прослуживший несколько лет в действующей армии. Но молодой, полуграмотный юнец так об армии написать вряд ли бы сумел;

– во-вторых, по мнению многих аналитиков, рукопись романа слишком неоднородна для того, чтобы выйти из-под пера одного человека. Скорее всего, Шолохов правил ее. Эксперты считают, что первые два тома были закончены настоящим автором практически на 80-90% и поэтому содержат минимальное количество правок Шолохова. Только этим можно объяснить просто сумасшедшую скорость работы над рукописями этой части романа. Шолохов написал первые два тома (вдумайтесь!) всего за несколько месяцев:

«В начале 80-х годов проблема «взрывной плодовитости Шолохова заинтересовала доцента Орловского института В. М. Шепелева… Если в конце 1926 года Шолохов только “стал думать о более широком романеˮ (после “Донщиныˮ В. С.) и “когда план созрел, – приступил к собиранию материалаˮ… то начать непосредственно писать первую книгу “Тихого Донаˮ он мог, в лучшем случае, лишь в начале 1927 года, учитывая, что сбор материала требовал очень много времени… Получается, что примерно за четыре месяца Шолохов сумел написать блестящую книгу объемом в тринадцать печатных листов?! Еще меньше времени ушло на сдачу второй книги» (4).

А вот над последующими частями ему пришлось изрядно потрудиться. Именно там мы можем встретить большинство авторских вставок Шолохова, вставок, которые, по мнению некоторых исследователей, пошли только во вред гениальному произведению:

«При внимательном чтении романа обнаруживаются многочисленные неувязки, противоречия и вообще чужеродные куски текста, которые говорят о полном непонимании Шолоховым событий и фактов, описанных (якобы им же самим) в “Тихом Донеˮ, и вызывают законный вопрос: как такое вообще могло быть написано?» (5).

Незадачи

Так, например, в первой части романа Шолохов вставил короткую автобиографическую вставку о молодости Аксиньи, которая вышла замуж не по любви и потеряла первого своего ребенка. Необходимость этой вставки, скорее всего, была продиктована требованием советской цензуры, придававшей огромное значение описанию нелегкой судьбы простых людей в Российской Империи. Но вот незадача – сделав эту вставку, Шолохов упустил из виду тот факт, что в дальнейшем (по всей очевидности, переписывая рукопись практически автоматически) говорит нам о том, что у Аксиньи не было детей. В этом Аксинья признается Григорию, когда объявляет ему о своей первой беременности: «С ним сколько годов жила (т. е. со своим законным мужем Степаном) – и ничего! Сам подумай!.. Я не хворая баба была… Стал быть, от тебя понесла, а ты…».

И это не единственный пример подобной невнимательности: «Дело в том, что Шолохов, конструируя в романе свою версию фронтовой судьбы героев, разорвал непрерывную нить повествования и вставил (11-ю) главу с дневником убитого студента, который якобы Григорий подобрал на передовой. Заканчивается дневник датой 5 сентября, и Шолохов при этом совершенно “забылˮ, что в середине августа он уже “отправилˮ Григория после ранения в тыловой госпиталь.  Чтобы исправить свою оплошность, Шолохов, недолго думая, в позднейших редакциях романа заменил дату ранения Григория с 16 августа на 16 сентября. Совершенно не обращая внимания, что к хронологическим датам в “Тихом Донеˮ привязаны конкретные исторические события» (6).

Во второй части романа, как мы уже говорили, таких вставок еще больше, и почти все они касаются событий, связанных с революционной борьбой, пафосного описания которой просто не могло быть у Крюкова. На самом деле, роман «Тихий Дон» представляет из себя произведение исключительно антисоветское, и Шолохову, видимо, пришлось достаточно потрудиться над тем, чтобы сгладить градус антисоветчины в последних частях романа, введя в него таких персонажей, как большевик Штокман, Бунчук и т. д. «О выпадении из органики романа таких фигур, как Штокман, писала еще в 1974 году И. Н. Медведева (Томашевская)» (7).

В этом легко убедиться, если беспристрастно сравнить те места романа, в которых  с нескрываемой любовью, очарованием, а затем и с болью за судьбу Донского казачества описывается быт казаков, природа донской земли, а также события Первой мировой войны и эпизоды Донского восстания. Увы, но все эти политагитки от революционеров Штокмана и Бунчука больше напоминают «Поднятую целину», в которой и близко нет духа любви к казакам и к их самобытной культуре;

– в-третьих, на всем протяжении романа можно наблюдать множество ошибок, связанных с перепиской трудно разбираемой рукописи. Например, говоря о первых днях Первой мировой войны, Шолохов пишет о боях возле города Столыпин. На самом деле, только полный невежда (автоматически переписывающий рукопись), и слыхом не слыхивавший о

Первой мировой, мог перепутать название города Столуппинен, в районе которого действительно произошли первые столкновения русской императорской армии с германцами, с фамилией знаменитого премьер-министра Российской Империи Столыпина, погибшего от руки террориста. И это не единственная описка Шолохова;

– в-четвертых, в романе с какой-то издевательской беспорядочностью перепутаны даты, касающиеся Донского восстания: некоторые указаны точно, другие проставлены невпопад. По всей видимости, Шолохов дорабатывал рукопись и, будучи плохо знакомым с хронологией событий Донского восстания, делал эти ошибки.

А зачем был нужен весь этот подлог?

Учитывая тот факт, что роман вышел в свет после того, как его лично прочел и одобрил Сталин, можно сделать предположение, что «вождю всех народов» понадобился свой, советский гений, способный написать произведение мирового уровня. Советская власть отчаянно нуждалась в любых подтверждениях того, что она всячески способствует гармоничному развитию человеческой личности, и потому, как и следовало ожидать, плодовита на гениев. Ну не мог Сталин признать, что гениальный роман написан белогвардейским офицером, воевавшим с Советами и глубоко презиравшим Советскую власть.

К сожалению, объем данной статьи не позволяет нам детально  разобрать все аргументы, касающиеся версии о переработке Шолоховым рукописей Крюкова. На самом деле объем этих аргументов  мог бы уложиться не в одну солидную книгу. Поэтому тем, кому интересно выяснить для себя этот вопрос во всех тонкостях и хитросплетениях, советуем воспользоваться ссылками в конце этой статьи и надеяться на то, что рано или поздно с помощью современных методов анализа текстов справедливость будет восстановлена и мы точно узнаем, кто является настоящим автором романа.

Иеродиакон Иоанн (Курмояров)

Ссылки:
Николай Кофырин. Правда о «Тихом Доне» // Эл. ресурс: http://blog.nikolaykofyrin.ru/?p=366
Макаров А. Г., Макарова С. Э. Неюбилейные мысли. Удалось ли научить «Шолоховедов» работать? // Эл. ресурс:  http://www.philol.msu.ru/~lex/td/?pid=012193
Самарин В. И. Страсти по «Тихому Дону» // Эл. ресурс:  http://www.philol.msu.ru/~lex/td/?pid=012192

Зеленая лампа / Круглый стол.
Авторская рубрика Афанасия Мамедова

В каждой мировой литературе существуют свои загадки — отметины на века. К примеру, кто стоит за образом/импрессой Уильяма Шекспира: пятый граф Рэтленд, его супруга Елизавета Рэтленд (сестра знаменитого поэта Филипа Сидни), а может, — Бен Джонсон, Кристофер Марло, Джон Донн, Фрэнсис Бэкон… Или все-таки актер — «потрясатель копьем» и есть тот самый Шекспир, которого мы ищем?

Вот и в нашей словесности загадок «на века» хватает, в особенности, если речь идет о литературе советского периода. Одна из самых интригующих — всем известный, отмеченный Нобелевский премией «Тихий Дон»…

В отличие от заморских загадок пятисотлетней давности, проблема авторства «Тихого Дона» возникла практически сразу же после публикации двух книг романа-эпопеи в журнале «Октябрь» в 1928 году. Последовали предположения о том, что донской писатель Михаил Шолохов в действительности не является автором опубликованного романа, что он якобы использовал рукопись безвестного белого офицера, расстрелянного большевиками, и опубликовал ее под своим именем.

Главный редактор журнала «Октябрь» Александр Серафимович (которому позже также приписывали авторство произведений Шолохова) объяснял эти слухи исключительно завистью советского литературного истеблишмента к неожиданной славе юного гения, кометой ворвавшегося в красную литературу «белым романом». Однако слухи эти были столь сильны, что из-за них пришлось даже приостановить публикацию третьей книги «Тихого Дона». Затем на какое-то время страсти улеглись, но в 1930 году, после выхода сборника памяти Леонида Андреева вспыхнули с новой силой. В сборнике было обнародовано письмо Леонида Андреева критику Сергею Голоушеву, в котором вскользь упоминался некий «Тихий Дон» авторства Голоушева. Стоит ли говорить, что после этого у сторонников версии плагиата Сергей Голоушев стал первым претендентом на звание подлинного автора «Тихого Дона».

Спустя некоторое время, а именно в 1937—1938 годах, появилась еще одна гипотеза, что автором «Тихого Дона» является известный писатель, участник Белого движения, потомственный казак Федор Крюков. К слову сказать, именно этой версии придерживался позднее и Александр Солженицын. В том, что Шолохов не является автором «Тихого Дона» были уверены многие известные деятели культуры, литературоведы, ученые, среди них такие значимые фигуры, как Алексей Толстой и Дмитрий Лихачев. Позже стали высказываться мнения, что и другие произведения Шолохова были написаны не им самим. Сомнительным казалось авторство и «Поднятой целины», и неоконченного романа «Они сражались за Родину».

Сегодня некоторые исследователи придерживаются новой версии происхождения «Тихого Дона»: роман стал первым (и очень успешным) советским литературным проектом под названием «Шолохов», на который работала целая «бригада» или даже «бригады» отечественных писателей. В их числе были такие известные, позднее ставшие классиками советской литературы авторы, как Андрей Платонов и Борис Пильняк.

Так ли это на самом деле или все-таки прав был Александр Серафимович, говоря, что зависть — страшный порок? Мы попросили высказать свою точку зрения на проблему авторства «Тихого Дона» и других произведений Шолохова литературоведа, лингвиста, автора книги «Литературный котлован. Проект „Писатель Шолохов“» Зеева Бар-Селлу; писателя Антона Уткина, более двадцати лет занимающегося исследованием этой темы; филолога, историка литературы и литературного критика, профессора РГГУ Леонида Кациса; поэта, переводчика, историка литературы, автора книги о Федоре Крюкове «Запрещенный классик» Андрея Чернова, также долгое время занимающегося исследованием «Тихого Дона».

Для того чтобы иметь возможность представить традиционную, «официальную» позицию, мы также приглашали принять участие в этом круглом столе ведущего научного сотрудника Института мировой литературы имени А. М. Горького РАН, шолоховеда Александра Ушакова, но, к сожалению, он от беседы уклонился.

Зеев Бар-Селла:
«„Писатель Шолохов“ — это демонстрация возможностей террора».

К проблеме «Тихого Дона» я обратился в 1982 году после запоздалого прочтения книги Ирины Медведевой «Стремя „Тихого Дона“». С филологической точки зрения книжка была очень слаба, и поначалу я склонялся к тому, что автором романа является Шолохов. Однако вскоре я натолкнулся на фрагмент романа, повествующий о некоем событии, но повторенный дважды. Речь шла об одном и том же событии, но первый фрагмент от второго отделяло 15 страниц. Мало того, оба фрагмента во многом совпадали лексически, с той лишь только разницей, что первый фрагмент был более художественным. Затем обнаружились и другие параллельные места — иногда на одной и той же странице или даже в пределах одного абзаца. И тогда я сообразил, что печатный текст «Тихого Дона» представляет собой воспроизведение рабочей рукописи, и эта копия снята человеком, не имевшим никакого представления о том, как роман задумывался и писался. А из этого вытекало, что Шолохов автором романа не является.

Убедившись в этом, я стал искать подходящего кандидата в подлинные авторы. Литературные качества Федора Крюкова позволили его кандидатуру не рассматривать. И тогда я выстроил «матрицу отождествления» — то есть перечень тех характеристик автора, которые мы можем извлечь, анализируя текст романа:

1. Родился или долгое время жил на Дону.
2. Знаком только с «белой» стороной гражданской войны.
3. Испытывает особые симпатии к генералу Корнилову.
4. Несомненно, что «Тихий Дон» — не первое произведение автора.
5. Испытывает особую склонность к Бунину, но, упоминая Бунина, всегда еще называет и Тургенева.
6. Описание событий Первой Мировой ограничено августом-сентябрем 1914 года (вся 3-я часть 1-й книги), последующие 4 года войны уложились в 4 страницы.
7. Поэтика романа постсимволистская, близкая акмеистической, то есть автор принадлежит к следующему за символистами поколению. Следовательно, год рождения около 1890 года.
8. Литературные реминисценции ограничены произведениями, появившимися не позднее 1916 года. Следовательно, советской литературы автор узнать не успел.

Затем я приступил к поиску кандидатов, и я его отыскал. Это Виктор Севский (настоящее имя Вениамин Алексеевич Краснушкин).

1. Родился или долгое время жил на Дону. Виктор Севский родился в станице Филоновской и все последующее время (за исключением пребывания в Петрограде в 1917 году) жил на Дону.
2. Знаком только с Белым движением. С 1918 года он активно участвовал в политической и литературной жизни Южной (Белой) России.
3. Испытывает особые симпатии к генералу Корнилову. Севский — автор первой книги о Корнилове.
4. Несомненно, что «Тихий Дон» — не первое его произведение. Литературной и журналистской деятельностью занимался с 1910 года.
5. Испытывает особую склонность к Бунину, но, упоминая Бунина, всегда называет и Тургенева. В 1912 году опубликовал статью, посвященную 25-летию литературной деятельности Бунина, названную: «Внук Тургенева».
6. Описание событий Первой Мировой ограничено августом-сентябрем 1914 года (вся 3-я часть 1-й книги), последующие 4 года войны уложились в 4 страницы. Мобилизован в августе 1914 года, но уже в сентябре был комиссован (порок сердца и туберкулез), то есть пробыл на фронте два первых месяца войны.
7. Поэтика романа постсимволистская, близкая акмеистической, то есть автор принадлежит к следующему за символистами поколению. Следовательно, год рождения около 1890 года. Виктор Севский родился в 1890 году.
8. Литературные реминесценции ограничены произведениями, появившимися не позднее 1916 года. Следовательно, советской литературы автор узнать не успел. В апреле 1920 года Севский был арестован Дончека, а в июле передан в распоряжение Особого отдела Кавказского фронта. На свободу не вышел. Подлинная дата смерти Виктора Севского не установлена, зато установлено, что в июле 1920 года он еще был жив (его семья, кстати, об этом не знала).
Ознакомившись с публикациями Виктора Севского (их более 1000), я обнаружил в них сотни схождений с текстом романа «Тихий Дон». Эти мои материалы пока не обнародованы.

Препятствием к решению проблемы авторства было еще и то, что обычно «Тихий Дон» анализировался в полном отрыве от других произведений, подписанных именем Шолохова. Я взялся за нелегкий этот труд и в книге «Литературный котлован. Проект „Писатель Шолохов“» показал, что сам Шолохов к тому, что подписано его именем, абсолютно непричастен.

Я начал писать 2-й том своего исследования, но тут появилась публикация шолоховской рукописи «Тихого Дона». Лев Колодный отыскал то, что выдавалось за авторскую рукопись романа, и был необыкновенно настойчив, чтобы на нее обратили внимание. Пришлось анализировать и ее. Оказалось, что Шолохов не только не мог писать, он-то и читал с трудом! Например, в рукописи, написанной по старой орфографии, не мог отличить «ять» от «еры» и читал вместо «былка» — «белка», вместо «серой» — «сырой», вместо «жене» — «жены» и даже «мны» вместо «мне»! В результате удалось доказать, что рукопись фальшивая. А если в качестве оправдания предъявляют фальшивку — говорить, в сущности, не о чем.

Возможно ли обнаружение прототекста романа, или же он уничтожен чекистами? На все вопросы может и должна отвечать наука. Скорее всего, авторская рукопись романа уничтожена. Преступники всегда уничтожают улики — на то они и преступники. А ученые на то и ученые, чтобы искать и найти истину.

Издатели новых транскрипций текста «Тихого Дона» никак не реагируют на наши открытия. Старательно делают вид, что никакой катастрофы не произошло, а потому можно по-прежнему заявлять, что они заняты научной работой, а остальные, в лучшем случае, дилетанты. К сожалению, профессиональный уровень шолоховедов прискорбно низок, и вполне возможно, что текстологической аргументации они просто не в силах оценить.

Понимаете, если человек верит в то, что некто с двуклассным образованием (все рассказы об учебе Шолохова в гимназии — сказка), ни к чему не причастный (ему было 9 лет к началу Первой мировой, 14 — к концу гражданской), ничего не читавший, способен написать роман, притом — гениальный, то эту веру не сломить. Хочет верить — пусть верит.

Что же касается чекистского проекта «Михаил Шолохов», могу сказать, что это мое утверждение в свое время вызвало наибольшие нападки. Я предположил также, что непосредственным куратором Шолохова был Леон Мирумов (Мирумян), сотрудник экономического управления ГПУ в Москве. И несколько лет назад был обнаружен отчет чекиста Болотова о встрече с Шолоховым в 1929 году. В беседе Шолохов признался, что в 1923—1924 гг. состоял на службе в ГПУ, а его начальником был Мирумов.

К вопросу о том, как Платонов оказался в бригаде «шолоховского проекта»: задача была заставить Платонова написать роман «Они сражались за Родину». Не исключаю, что бездарность испытывала удовольствие, видя, что гениальный писатель оказался литературной прислугой.

Видите ли, следует понять, что история с «Тихим Доном» была возможна лишь в атмосфере террора. И «писатель Шолохов» — это и есть демонстрация возможностей террора: подавления страхом и убийств без суда и следствия. Полагаю, что власти нынешней России в Шолохове уже не нуждаются.

Кстати, выяснилось, что между мной и «Тихим Доном» существует личная связь. В 1968 году, за год до смерти, мой отец поведал мне, что генерал Назаров, после самоубийства Каледина ставший атаманом Войска Донского и вскоре расстрелянный большевиками, является нашим близким родственником. То, что мой прадед происходит из донских казаков, я знал и раньше. Знал я, что прабабка моя черкешенка, вывезенная прадедом с Кавказа. Только, в отличие от Прокофия Мелехова, деда Григория, мой прадед не стал дожидаться, когда станичники его жену убьют, а сел на поезд и укатил в ближайшую русскую губернию — Воронежскую, в село Щучье. А наш родственник генерал Назаров родился в станице Филоновской, той самой, где родился и Виктор Севский. Вот я и подумал — не является ли история семейства Мелеховых вариацией на тему биографии моего прадеда?

Теперь о том, почему я считаю, что проблема авторства «Тихого Дона» на данном этапе не важна. Потому что проблема эта наполовину решена — ясно, что Шолохов романа не писал и написать не мог. Остается разобраться со второй половиной: кто действительно написал «Тихий Дон»?

Уверен, это не Федор Крюков. Никто из знавших Крюкова никогда не говорил, что он писал роман. А если слухи возникают ниоткуда… Ну, значит, это кому-нибудь нужно.

Антон Уткин:
«Не думаю, что в проекте „Шолохов“ участвовали чекисты».

Я, конечно же, знаком с точкой зрения историка литературы Андрея Чернова, утверждающего, что авторство романа «Тихий Дон» принадлежит Федору Крюкову, знаком я и с точкой зрения Зеева Бар-Селлы, который придерживается версии, что автором «Тихого Дона» был Виктор Севский — под этим псевдонимом публиковался журналист Вениамин Краснушкин, писавший для ростовской газеты «Приазовский край». Однако ни тот, ни другой не имеют никакого отношения к роману «Тихий Дон». Добавлю, что относительно Крюкова такой же точки зрения придерживался Константин Симонов, специально занимавшийся этим вопросом. После тщательного изучения произведений Крюкова Симонов решительно отказал Крюкову в авторстве «Тихого Дона», правда, он выбирал исключительно между Крюковым и Шолоховым.

К началу русской революции Федор Крюков был самым известным писателем Донской области, более того, его известность выходила за ее пределы: он печатался в журнале народнического направления «Русское богатство». Кстати, это название мелькает в первой части романа. Перу Крюкова принадлежит знаменитое стихотворение в прозе «Родимый край», написанное под впечатлением от весеннего восстания на Дону в 1918 году. В романе же имеется лирическое отступление, начинающееся словами «Степь родимая!», буквально воспроизводящее стиль «Родимого края». Кроме того, крайне любопытно, что в хронологии романа это отступление относится к тому же времени.

Более того, в одном частном письме Крюков сообщал, что пишет большую вещь, которую хочет назвать «Тихий Дон». Тем, кто изначально сомневался в авторстве столь молодого писателя, мысль о Крюкове приходила в голову самым естественным образом.

Если говорить о более позднем времени, то стало известно о наличии у Крюкова так называемого «глазуновского» архива, состоявшего из рукописей, писем периода 1897−1920 гг., большая часть которого после его смерти во время зимнего отступления 1919−1920 гг. досталась Шолохову, как это установлено доцентом Ростовского университета Маратом Мезенцевым.

Подлинная дата смерти Виктора Севского не установлена. Считается, что Виктор Севский расстрелян красными после взятия ими Ростова зимой 1920-го года, однако новейшие исследования сотрудников Ростовского университета прослеживают его судьбу до июня. Строго говоря, факт его смерти не установлен. При этом Рой Медведев считает — и я присоединяюсь к его мнению — что четвертая книга романа в художественном отношении почти не уступает первой. Это как будто подтверждает утверждение Зеева Бар-Селлы, который называет Севского автором «Тихого Дона».

Мне приходилось читать Виктора Севского, и, по моему внутреннему убеждению, он не причастен к созданию «Тихого Дона». Основываясь на таком же внутреннем убеждении, и Симонов отказывал в авторстве Федору Крюкову. Что же касается последнего, то он погиб в реальном времени задолго до того, как подходит к концу время романное.

Если признать художественную равнозначность первой и четвертой книг и при этом не признавать за Шолоховым способности так писать, то, кого бы ни прочили в авторы, для объяснения возникающего курьеза придется вернуться к старой гипотезе Медведевой-Томашевской, согласно которой единый текст был создан ранее 1920-го года, но впоследствии оказался расчлененным, и части его были произвольно перемещены в романном пространстве. Гипотеза эта, на первый взгляд, уязвима, но при внимательном подходе слабые места могут быть довольно убедительно устранены. Кстати говоря, эта проблема занимает не последнее место в моей книге «Исторические основания романа „Тихий Дон“», над которой я работаю больше двадцати лет. Впрочем, здесь мы вступаем уже в область непосредственного исследования, поэтому, видимо, стоит остановиться.

Считаю, что обнаружение прототекста романа уже невозможно. И чекисты здесь не при чем. Прототекст/протограф уничтожен самим Шолоховым, причем самым традиционным для писателей способом: в огне. Намек на это можно усмотреть в одной из бесед между Шолоховым и литературоведом Виктором Гурой.

Если чекисты и участвовали в проекте, то уже в самом конце, и задачей их было не создание какого-то проекта, а сохранение в тайне того положения вещей, которое уже сложилось.

По моему мнению, Платонов не принимал непосредственного участия в творчестве Шолохова. Но я мог бы назвать имена тех, кто писал «Поднятую целину». С абсолютной уверенностью могу назвать Александра Серафимовича, который помогал «поднимать» и «Тихий Дон». О цитатных слоях романов «Тихий Дон» и «Поднятая Целина» скажу только, что, по моим наблюдениям, и в одном и в другом произведении можно указать отрывки из той самой проторукописи. При этом некоторые из них сами являются реминисценциями. С большой долей вероятности могу назвать «Детство Темы» Гарина-Михайловского.

Теперь что касается международного резонанса, связанного с «Тихим Доном» и проблемами авторства романа. Мне известно, что профессор Принстонского университета Герман Ермолаев, являющийся автором труда «Михаил Шолохов и его творчество», который в шолоховедении считается классическим — книга есть и на русском языке, — отстаивает авторство Шолохова. Справедливости ради хочу заметить, что многие наблюдения этого выдающегося ученого так называемые антишолоховеды взяли в привычку выдавать за свои.

А ответ на вопрос, что может убедить фанатичных сторонников авторства Шолохова, и понимают ли они, какие претензии им предъявляют, я нашел в одной новосибирской газете, которая, увы, уже прекратила свое существование. В самом деле, почему все сводится к личности именно Шолохова? Так вот, в этой газете, на которую я ссылаюсь, была статья о том, что пришедший в Россию капитализм отнял у народа все, но великую советскую культуру он отнять не в силах. Главным выразителем этой культуры там был представлен Михаил Шолохов. Статья относилась к 1998 году, то есть к тому политически активному времени, когда противостояние «красные»-«белые» было еще свежо. Вот почему большинству сторонников авторства Шолохова так важно, чтобы подлинный автор, начавший роман, не оказался белогвардейцем.

Леонид Кацис:
«Дело не в буковках, а в писателе Шолохове».

Вопрос о том, как меж собою взаимодействуют обнаруженные в тексте «Тихого Дона» разного рода литературные источники, и как они связаны с проблемой авторства «Тихого Дона» — наиболее сложный в ведущихся уже много лет исследованиях. Я сознательно не говорю о ведущихся спорах. Их просто нет. Сторонники шолоховской версии авторства романа никак не могут решиться собрать общую конференцию или хотя бы круглый стол, в котором бы участвовали сторонники и противники титульного авторства. Вместо этого нам раз в три-четыре года предлагается очередная версия текстологически выверенного текста «Тихого Дона». Сегодня это два тома с грифом Института мировой литературы. Раньше — несколько изданий небольших частных издательств.

Последние издание, выпущенное «ИМЛИ», называется научным, однако что это значит? Если в нем нет комментариев к каждому случаю выявленных ошибок или других несуразностей в тексте романа, то, собственно говоря, что нового мы получаем?

В любом случае, так называемая рукопись «Тихого дона» была создана уже после начала грандиозного скандала конца 1920-х гг. Как показал в своих исследованиях Зеев Бар-Селла, она ближе к совсем не каноническому изданию «Роман-газеты», нежели к вариантам журнала «Октябрь» или книгам «Московского рабочего».

Именно с опровержения (если это возможно) подобного наблюдения должен был начинаться текстологический комментарий. Его-то мы и не видим, а без этого комментария публикация рукописи в любом виде теряет всякий смысл для определения авторства. Но сколько бы мы ни писали на этот счет, никто из так называемых шолоховедов нам не отвечает.

Мне самому пришлось заниматься еще одной проблемой: ответом на вопрос, а насколько вообще уникальна ситуация с «Тихим Доном» и его авторством для советской литературы? Удалось найти несколько примеров, связанных с довольно сложной историей подготовки к печати «Пирамиды» Леонида Леонова. Она проводилась, когда писатель был уже серьезно болен и беспомощен. Интересно, что реакция литературного секретаря Леонова, его мнение по поводу работы сотрудников, готовивших к публикации роман, но при этом не имевших к Леонову и к его творчеству никакого отношения, практически полностью совпала с нашей реакцией на «Тихий Дон».

Есть и еще один неисследованный схожий случай. Я имею в виду текстологическую судьбу четвертой книги «Жизни Клима Самгина» Максима Горького, которая была выпущена уже после смерти писателя коллективом, часть которого имела отношение и к «Тихому Дону». Но там, по крайней мере, горьковеды из ЦК компоновали заведомо горьковский текст. Другое дело, был ли он предсмертным. Здесь, конечно, не место это обсуждать, но проблему обозначить стоит.

И, наконец, самый яркий и забавный случай: это детская советская литература 1930−1940-х гг. от «Незнайки» Николая Носова и «Хоттабыча» Лазаря Лагина до «Волшебника изумрудного города» Александра Волкова. Это все — откровенное «склонение на советские детские нравы» известных иностранных книг.

Надо сказать, что сама по себе проблема авторства имеет вполне культурно-социологическую составляющую. И разного рода «Гомеровские вопросы» или «Шекспировская проблема», не говоря уже о поисках «автора» «Слова о полку Игореве» к нашей теме отношения не имеют.

Современные представления об авторстве возникли очень поздно, а интересующие нас вообще после принятия соответствующих конвенций по авторским правам. Так, именно в 1927−28 году в СССР решался вопрос о том, присоединяться ли нам к этим конвенциям, являются ли переработки американских фильмов или романсов при приписывании этим произведениям имен советских авторов законными или нет, и т. д. Не говорю уже о замечательной публикации Наталии Корниенко о судьбе проекта «Творчество народов СССР» шолоховского времени, когда и «подлинники» на национальных языках и их переводы сочинялись в Москве. Масса случаев — сначала выходит русский перевод, а потом по нему сочиняется «исходный» текст. Высшей точкой советского «бригадного метода» в литературе стала практика КНДР, когда «романы» типа «Мать Кореи» или что-то подобное выходили безымянными, либо авторами назначался лучший сотрудник «бригады».

Интересно, что на протяжении многих лет центром «антишолоховедения» было приложение «Окна» к Тель-Авивской газете «Вести», которое редактировал Зеев Бар-Селла. Этих текстов в доинтернетную эпоху у главного до недавних пор шолоховеда, ныне покойного Феликса Кузнецова не было и быть не могло. Я по просьбе коллег из «ИМЛИ» предоставил ему их копии. Со стороны же шолоховедов ничего подобного никогда не было. Вся их деятельность порождала — и порождает — лишь новые загадки. Так, то ли существует, то ли нет, «сундук Кащея Бессмертного» с копией новообретенной рукописи «Тихого Дона», с которой все и работают. Увидеть его за все годы работы нам не удалось.

Не обращают внимания наши коллеги и на поразительные работы Александра Боброва, обнаружившего странные для «Тихого Дона» северные песни, восходящие к записям Федора Крюкова и не имеющие никакого отношения к донскому фольклору. А ведь именно он — донской фольклоризм Шолохова — на протяжении долгих лет считался основным доказательством его авторства.

Отчасти мы понимаем, почему наши коллеги-оппоненты не реагируют на работы аналитического, лингвистического, исторического типа. Дело в том, что даже у лингвистов-шолоховедов не получается в рамках «шолоховской парадигмы» элементарно описать и лексикографировать язык классика. Достаточно того, что в громадном «Словаре языка Михаила Шолохова», подготовленном Московским педагогическим университетом имени М. А. Шолохова, отсутствует слово «любовь». Связано это не с тем, что кто-то хотел скрыть откровенный эротизм «Тихого Дона», а с тем, что в «Поднятой целине» знаменитый дед Щукарь читает словарь иностранных слов без очков и видит только «черные» слова, но не их объяснения более мелким шрифтом. Вот и появляется там странная фраза «Антиресоль — это есть та самая твоя любовь». Но нельзя же давать такое пояснение в лингвистической работе! Здесь требуется анализ текста. И он не так сложен. Достаточно понять, что в просторечии «любить» — значит «проявлять антирес», а уж о том, что в богатых домах супружеские кровати бывали на антресолях, мы и не говорим. И таких примеров много. Мы их еще в 2005 году описали в рецензии на этот «Словарь». Понятно, что реакции как не было, так нет.

Нет реакции и на работы Зеева Бар-Селлы, вскрывающие системные ошибки Шолохова и его родственников, переписывавших изначальную рукопись романа и создававших анализируемую советскую рукопись, в чтении слов по старой орфографии. А ведь это важнейшая проблема языка писателя, определяющая возраст автора и его лингвистический портрет, так называемую коммуникативную перспективу текста и т. д.

Теперь, что касается Хьетсо, под чьим руководством проводилось компьютерное исследование подлинности авторства «Тихого Дона» и его «статистического анализа». На наш взгляд так называемая «научность» шолоховедения как раз закончилась с разгромом «математических доказательств» норвежского слависта Гейра Хьетсо, подход которого к отбору материала для «статистического анализа» скорее свидетельствовал о желании спасти Шолохова, нежели о науке вообще.

Наиболее часто упоминаемые среди «претендентов» на авторство «Тихого Дона» Федор Крюков и Виктор Севский (Вениамин Краснушкин), как считается, умерли в 1920 году и никак не могли написать просоветские главы последней, 4-й книги, которую все, не читавшие роман со школьных лет, уверенно называют самой лучшей. Перечитали бы ее сегодня… Между тем, не так давно стало известно, что Виктор Севский и в красных газетах работал, и в Москву был вызван с бумагами, и в показаниях своих высказывал как раз те мысли, которые выразил… Григорий Мелехов. Более того, советские власти прекрасно знали, кто это такой. Ведь известный художник Константин Ротов, работавший с Севским в белых газетах ОСВАГА, сидел по этому делу десятилетия спустя.

Так что какой-то одной единственной проблемы авторства «Тихого Дона» нет. Есть проблема существования удивительного писателя Михаила Шолохова, пишущего первые книги «Тихого Дона» на очень архаичном литературном языке, затем первую книгу «Поднятой целины» на советском литературном языке 1920-х гг., затем снова — на архаичном языке — 3-й и 4-й тома «Тихого Дона», а затем вдруг появляется упомянутый дед Щукарь, который, по наблюдению член-корра РАН Натальи Корниенко, использует в своей речи приемы языкового сдвига футуристов уже в прозе 1960-х гг., когда стали возвращаться из небытия писатели, погибшие в 1930-е или просто не печатавшиеся, как Михаил Булгаков.

Не будем продолжать перечислять подобные проблемы. Их предостаточно. И в военной истории, о чем пишет профессор из Ростова Андрей Венков, и в недавно открытых и даже частично использованных Феликсом Кузнецовым материалах о службе Михаила Шолохова в ЧК и т. д.

Если всего этого не учитывать, а просто представить читателям свое очередное уточненное прочтение рукописи «Тихого Дона», то задача решается просто. Есть рукопись — правда, изготовленная «тремя руками» (сам Шолохов, его жена и сестра жены) — и нет проблемы. Но есть главы, оставшиеся от первых томов «Тихого Дона», которые вставлены в последний, есть проблема так называемого второго тома «Поднятой целины», который не принял Сталин, есть проблема правильного чтения каких-то слов в «Донских рассказах», предшествовавших «Тихому Дону», и их же ошибочное прочтение в романе. Есть вопрос о том, какое отношение к Шолохову и «Поднятой целине» имели Андрей Платонов и Борис Пильняк с их очерками «Че-Че-О», но есть еще и Борис Пастернак, рассказывавший о неудаче с книгой о коллективизации…

Нет смысла просто еще и еще раз всматриваться в одни и те же буковки. Дело не в буковках, а в писателе Шолохове и в так называемом «большом шолоховском тексте» 1920−1970-х гг.

Еще в 1990 году, как раз когда впервые возникла обсуждаемая рукопись, нам пришлось написать в газете «Русский курьер» о том, что минимум две «бригады» до войны и после компоновали «шолоховский текст». Понятно, что они без понятия использовали массу материалов — и крюковских, и любых других. Поэтому с моей точки зрения сам факт нахождения даже очень близких цитат в «Тихом Доне» или в остальных произведениях Шолохова не дает оснований генерализировать какую-то одну точку зрения на проблему авторства. Это сложная комплексная проблема, выходящая за границы веры, убеждений и симпатий.

Более того, здесь требуются абсолютно специфические методы исследования, связанные даже с генезисом обсуждаемой рукописи вплоть до типа и размера бумаги, на которой мы ее получили. Так, в одном из юбилейных фильмов 2005 года, показанном в ЦДЛ, Феликс Кузнецов рассказывал о том, что после получения чаемого артефакта ИМЛИйцам пришлось нарастить традиционные архивные папки, так как рукопись романа, написанная на якобы обрезках издательства «Правда», была длиннее обычной. Подобного рода бумага — просто система охраны информации в тогдашнем ЦК и аналогичных этому органу местах. Все заготовки документов и другие рабочие материалы изготовлялись на бумаге нестандартного формата, которая выдавалась под расписку и сдавалась по счету листов через рамку соответствующего размера. Того самого, на котором «выполнена» рукопись-троеручица «Тихого Дона». Одного этого примера достаточно, чтобы больше не интересоваться происхождением рукописи и не пользоваться ею для определения авторства. Поэтому и нет подобных экспертиз, и не задаются подобные вопросы. Ведь речь идет о тех временах, когда школьники писали на газетных страницах между напечатанных строк. А безвестный продотрядовец Шолохов, написавший к тому времени только «Донские рассказы», использовал чуть ли не меловку для работы над первыми двумя книгами романа, судьба которого была туманной до последних дней перед выпуском и стала подозрительной сразу же по выходе «Тихого Дона» в свет — каковой и остается по сей день.

Андрей Чернов:
«Мы ступили во времена поразительных находок».

То, что «Тихий Дон» написал не Шолохов, поклонники Федора Крюкова поняли сразу после выхода первых частей романа в журнале «Октябрь». А первым, кто в советской печати назвал в связи с «Тихим Доном» имя Федора Крюкова, был ленинградский литературовед Борис Соломонович Вальбе, специалист по русской литературе XIX и XX веков, в 1949—1955 годах узник ГУЛАГа. Рецензируя вторую книгу романа, он писал в ленинградском журнале «Жизнь искусства» (1929. № 14. С 3): «Роман Шолохова… литературное явление, сопровождаемое большими надеждами и ожиданиями. …Он отчасти вырос из новелл и очерков Тренева и Ф. Крюкова и др.»

Однако были и те, кто просто знал, что «Тихий Дон» написал Крюков. Это филолог и крюковский друг со студенческих лет Владимир Феофилович Боцяновский. Во время блокады, умирая в гостинице «Астория», он несколько дней рассказывал про настоящего автора романа Борису Викторовичу Томашевскому. Знал о романе и другой близкий друг Крюкова, хранитель архива писателя, петербургский, а после ленинградский металлург Николай Пудович Асеев, лауреат двух Сталинских премий. Знала и его племянница Мария Акимовна Асеева. В их архиве, помимо прочего, была и тетрадка с фрагментом «Тихого Дона». От Асеевой архив перешел частично в Ленинскую библиотеку, частично в Пушкинский Дом. А часть попала в руки Александра Исаевича Солженицына. Впрочем, уже в почищенном чекистами виде: после нескольких визитов к Асеевой ленинградских «архивистов» заветная тетрадка исчезла.

Ростовский краевед Михаил Давыдов уже на закате советской власти опрашивал в Глазуновке помнивших Крюкова станичников, среди которых была и родня писателя. Оказалось, что станица и в 1919-м знала: Крюков заканчивал «большую вещь», роман. И название романа — «Тихий Дон» (Давыдов М. Глазуновские встречи. «Отчий край», 1994, № 1. С. 186—196).

Дмитрий Сергеевич Лихачев вспоминал, что усомнился в авторстве Шолохова еще в 20-х, а физик Никита Алексеевич Толстой рассказывал мне в начале 1990-х, что его отец Алексей Николаевич Толстой сбежал из Москвы, когда весной 1929-го ему предложили возглавить комиссию по плагиату Шолохова. И дома на вопрос: «Кто все же написал «Тихий Дон?», —отвечал одно: «Ну уж, конечно, не Мишка!»

Процитирую еще один документ:

«Письмо профессора Петра Степановича Маргушина.
Новое Русское Слово. (28 сентября 1974. С. 5.)

Милостивый Государь Господин Редактор!

К вопросу о том, кто автор романа „Тихий Дон“, могу сообщить сведения, которые внесут разъяснение относительно авторства этого романа донского писателя Федора Дмитриевича Крюкова.
В сентябре 1918 года мне удалось бежать из Москвы (где я жил) на Дон, в Новочеркасск. Узнал, что редактором областной газеты „Донские ведомости“ (официоз донского краевого правительства) являлся Ф. Д. Крюков, известный не только на Дону, но и в России, талантливый писатель-романист, я явился к нему и предложил свои услуги как журналист. Ф. Д. Крюков охотно принял меня в ряды сотрудников газеты и к весне 1919 года назначил ее секретарем.
В разговорах со мной Ф. Д. Крюков не раз делился мыслями о своем новом романе (тогда еще он не говорил о его названии) на тему захвата Дона большевиками. Но чтобы выяснить подробно страшные обстоятельства захвата и насилий кровавого террора большевиков по донским станицам, с целью описания всего этого в своем романе, Ф. Д. Крюков командировал меня в конце весны 1919 года в станицы, бывшие очагами большевистских зверств (в станице Константиновской большевики устроили венчание местного священника с кобылой в станичной церкви, в станице Цымлянской повесили священника в царских вратах церкви и т. д.).
Я объездил все эти станицы по течению Дона и дал в газету ряд очерков „По разоренному Дону“, которые печатались все лето 1919 года. Ф. Д. Крюков говорил мне тогда, что эти очерки послужат материалом для его романа о „тихом Доне“».

В 1989 году московский профессор, доктор технических наук Александр Лонгинович Ильский написал письмо журналисту Льву Колодному, где рассказал о своей работе в редакции «Роман-газеты» и знакомстве с Шолоховым в 1920-х. Ильский сообщает, что в редакции никто не считал Шолохова автором романа. Скорее, поначалу он выполнял роль курьера.

Есть и другие свидетельства современников, знавших правду еще в конце 1920-х. Я собрал их в своей книжке «Запрещенный классик». Российские издатели от книжки шарахаются, и потому я разослал рукопись нескольким моим друзьям. Рукопись большая, у себя на «Несториане» я выложил отдельные главы.

Аргументов в пользу авторства Крюкова сотни. И все они выстраиваются в четкую и ясную картину. Прежде всего, это корпус параллелей к «Тихому Дону» в ранней прозе Крюкова. И сюжетных, и стилистических, и метафорических. Лишь часть из них (хотя большую часть) я собрал в электронной публикации «Материлы к словарю параллелей…» на сайте Крюкова, который мы сделали вместе с Наталией Введенской.

Приведу лишь один пример: «Густой медовый запах шел от крупных золотых цветов тыквы с соседнего огорода» (Ф.Крюков. «Зыбь»), — «с огородов пахнуло медвяным запахом цветущей тыквы» («Тихий Дон»: 6, LXI, 400). Дело в том, что Крюков работал примерно так, как до него работали средневековые иконописцы. Он постоянно возвращался к одним и тем же образам, лишь оттачивая уже найденные формулы. Когда такие «совпадения» начинают исчисляться десятками, вопросов не остается. Красть его рукопись было безумием.

Как могла рукопись «Тихого Дона» попасть к Михаилу Шолохову? Два года назад я говорил по телефону с Риммой Николаевной Шахмагоновой, вдовой шолоховского секретаря Федора Федоровича Шахмагонова. Она живет в Бельгии, в Льеже. Шолохов когда-то и познакомил Федора Федоровича с Риммой Николаевной.

Вот слова, которые Римма Николаевна разрешила предать гласности:
«— Говорю вам по совести и по чести. Он (Федор Федорович — А. Ч.) говорил, что… когда казаки отступали, вещи и рукописи Крюкова хранились на чердаке у Марии Петровны (дочери Громославского и будущей жены М. А. Шолохова. — А.Ч.).
— Это не тайна?
— Да какие уж тут теперь тайны?»

Рукопись «Тихого Дона» попала в руки Шолохова от его тестя Петра Громославского, который был атаманом Букановской станицы. Это одноклассник Крюкова по Усть-Медведицкой гимназии. Найден английский групповой снимок лета 1919 года, на котором запечатлены полдюжины героев романа (во главе с командующим Сидориным), а слева Федор Крюков и Петр Громославский, тоже участник Белого движения. Он в начале 1920-го поехал с Крюковым в отступления к Новороссийску. А вернулся один. Но с вещами и рукописями Крюкова.

В сети можно видеть подлинник записки миллеровского чекиста Степана Болотова, который 4 сентября 1928 года сообщает своему начальнику Ефиму Евдокимову: «…Шолохов имеет дом в Вешенском, купленный им недавно, для того, чтобы иметь возможность работать спокойно над романом именно в Вешках, откуда он черпает для своих произведений богатый сырьевой материал. Большею же частью он живет в Москве с 1923 года и на родину является лишь периодически. В 1923 году работал в 4 отделении ЭКУ ОГПУ у Миронова…»

ЭКУ ОГПУ — это Экономическое отделение ведомства Дзержинского, а Миронов — начальник отделения. Он и завербовал на Дону пойманного на приписках счетовода Шолохова, мелкого экономического уголовника и зятя Петра Громославского. Лев Григорьевич Миронов вместе с Ягодой и раскручивали проект «Тихий Дон» после того, как им в руки попала рукопись Крюкова. Впрочем, рукописей, видимо, было две: вторую передала Александру Серафимовичу через Демьяна Бедного сестра Крюкова Мария Дмитриевна. Чекисты предложили Серафимовичу поставить на «Тихом Доне» его имя. Старый писатель, земляк и пламенный поклонник Крюкова, отказался. Но ради спасения романа принял чекистскую игру вместе с должностью главного редактора «Октября». Принял и легенду о новоявленном авторе, юноше с тремя классами образования, иногороднем (то есть не-казаке) коммунистическом гении.

Никакие факты никогда не убедят шолоховедов в том, что роман написан не Шолоховым. Хотя им самим это прекрасно известно. Их позицию сформулировал писатель Юрий Поляков: «Утратить Шолохова означает для нас в известном смысле примерно то же самое, что потерять Победу во Второй мировой войне…» («Литературная газета». № 20, 2005).

В 2004-м, вернувшись из археологической разведки в Подонцовье (мы проходили заключительный отрезок полка князя Игоря на половцев), я увлекся степной темой и «Тихим Доном», книгой, проглоченной мною еще в отрочестве. А потом стал читать Федора Крюкова и начал писать о нем. Почему? Да потому, что и его проза, и «Тихий Дон» — это, по глубокому моему убеждению, одна авторская рука. За несколько лет сама собой сформировалась наша неформальная группа — около десятка исследователей из Москвы и Петербурга, филологи, историки, просто энтузиасты. Сейчас мы готовим трехтомник прозы и публицистики Крюкова для одного из московских издательств. В 2020-м будем отмечать 150-летие со дня его рождения и 100-летие со дня гибели (то ли от тифа, то ли от пули палача). Еще не весь Крюков (писатель и без «Тихого Дона» замечательный!) выявлен, расшифрован и оцифрован. Основной корпус того, что удалось нарыть более чем за десять лет, размещен в сети. Достаточно в поисковике вбить слова «Несториана. Крюков».

Представители «официальной» науки сделали вид, что ничего не произошло. Лишь покойный Валерий Ганичев, уходя с поста председателя писательского союза, завещал молодому поколению бороться со мной, как с ведущим русофобом страны и ненавистником всего русского. Мне, ученику Дмитрия Сергеевича Лихачева, переводчику и комментатору «Слова о полку Игорева» и «Повести временных лет», такое звание, конечно, показалось удивительным. Но как бы ни боролись со мной, в эпоху открытого информационного общества писателя Шолохова уже не спасти: очевидно, что такого писателя просто не было. Сначала была украденная рукопись, а после началась многолетняя спецоперация по легендированию и раскрутке юного советского классика. На полуграмотного пролетарского гения работали литературные негры. И после смерти Шолохова в его столе не нашлось ни единого листочка, исписанного его рукой.

Разумеется, многого мы еще не знаем. Я не занимался проблемой подключения Андрея Платонова к проекту «Писатель Шолохов». Однако Зеев Бар-Селла предположил, что Андрей Платонов пошел в рабы к Шолохову потому, что должен был спасти сына из лагеря. Этим и объясняется странная дружба Шолохова с опальным Платоновым. Последний оставил в тексте романа «Они сражались…» шифрограмму. Ее Бар-Селла и предъявил читателю. Она блистательна! Умер Платонов, заразившись туберкулезом от освобожденного из лагеря сына, — умер и новый роман Шолохова. Другое дело, что гипотеза израильского исследователя о том, что «Тихий Дон» написал Виктор Севский, не подтвердилась. Увы, ни единого аргумента в пользу авторства Севского за двадцать лет Бал-Селла так и не привел. Расстрелянный большевиками в том же роковом 1920-м Севский (Краснушкин) был журналистом, а не писателем. Как журналист и издатель «Донской волны» он ценил Крюкова — «Гомера Казачества», как Федора Дмитриевича звали на Дону еще в начале прошлого века.

Публикация «черновиков» и «беловиков» романа показала, что это не черновики и беловики, а их имитация, спешно изготовленная семьей Громославского в начале 1929 года для рапповской комиссии по шолоховскому плагиату. Я пришел к тому же выводу после того, как «ИМЛИ» выложил эти рукописи на сайте «Фундаментальной электронной библиотеки». Это полуграмотное копирование грамотного оригинала, написанного по старой орфографии, но с переводом на орфографию новую, советскую. Десятки ошибок простого непонимания текста разоблачили имитаторов. Церковное «аки лев» обернулось дикой берендеевщиной «как илев» (так! — А. Ч.), фольклорное «Коляда-дуда» превратилось в «Колоду-дуду», «колесистый месяц» (луна) стал «колосистым месяцем». Шолоховский «пушистый козел», который топчется в навозе, — на самом деле «тушистый» (тучный), «скипетр красок» — «спектр красок»и т. д.

Ряд написаний в «черновиках» трудно истолковать иначе, чем эхо неудачной попытки разобрать чужой почерк: «…вторая жена узконосая (!) Анна Ивановна оказалась бездетной». Однако по «беловой» рукописи и первому «октябрьскому» изданию 1928 года корректное и как бы объясняющее бездетность: «узкокостная Анна Ивановна». И т. д.

Публикацию в сети и на бумаги этих рукописей можно объяснить только общим, простите, пещерным уровнем текстологической подготовки имлийских литературоведов школы Ф. Ф. Кузнецова. Кстати, сам Шолохов знал, где хранятся эти фальшивки 1929 года. Знал, но десятилетиями утверждал, что все рукописи романа погибли. Почему? Видимо, ему еще в 1929-м более компетентные товарищи (тот же Серафимович) объяснили, что эти фальшаки лучше никому не показывать.

Последние годы мы наблюдаем стремительный крах шолоховедения. В романе обнаружена сфрагида Крюкова (подпись в третьем лице внутри текста). Дезавуированы результаты сфальсифицированных подсчетов диалектизмов, на которых основаны выводы монографии член-корреспондента РАН Ф. Ф. Кузнецова. По языку оказалось фальсификатом и 8-я, последняя часть «Тихого Дона» (та, которую Дмитрий Быков противопоставляет всему роману, считает «единственной гениальной»). А московский статистик Алексей Неклюдов математически установил, что компьютерный анализ норвежца Хьетсо, сделанный в 1970-х — не доказательство авторства Шолохова, а туфта, базирующаяся на вульгарной ошибке.

Мы вступили во времена поразительных находок. Но самой большой будет обретение авторской рукописи романа. У меня есть уверенность, что она сохранилась. Сам Шолохов уничтожить ее не мог (кто бы ему позволил?). Значит, надо дождаться открытия архивов. Как сказано в «Гамлете»:

Ведь злодеянья в сущности нетленны:
Укрой землею — все равно восстанут,
Хоть поздно, а предстанут пред людьми.

В 1965 году Михаил Шолохов получил Нобелевскую премию за роман «Тихий Дон» с формулировкой «за художественную силу и цельность эпоса о донском казачестве в переломное для России время», несмотря на то, что разговоры о плагиате и использовании им чужой рукописи начались сразу же после публикации первой части произведения. Сегодня среди претендентов на авторство великого романа называют Федора Крюкова, Сергея Голоушева, Виктора Севского, группу анонимных авторов, работавших вместо Шолохова и, конечно, самого нобелевского лауреата. Это интервью мы включили в число лучших публикаций 2015 года. Другие лучшие материалы можно посмотреть пройдя по этой ссылке.

«Лента.ру» поговорила с израильским литературоведом, автором книги «Литературный котлован: проект «писатель Шолохов»» Зеевом Бар-Селлой (до эмиграции в Израиль — Владимир Назаров) и узнала, почему он уверен, что автором «Тихого Дона» может быть кто угодно, только не Шолохов.

«Лента.ру»: Как получилось, что вы заинтересовались проблемой авторства «Тихого Дона»?

Зеев Бар-Селла: В новейшей русской литературе просто нет более сложной проблемы. Здесь возникает и еще один вопрос: можно ли, не имея обычных инструментов, то есть рукописи подлинного автора, по самому тексту выяснить, принадлежит ли он титульному автору. Оказалось — можно. Я начал работу в 1982 году, в течение двух недель я вышел на подлинного автора, действовал методом исключения, выделив несколько параметров. Он должен был родиться или долго жить на Дону, он должен был быть свидетелем Первой мировой войны, Гражданской войны, он должен был находиться в белом лагере, и это не мог быть его первый роман: он явно написал что-то еще, а еще он был большим поклонником Тургенева и Бунина. Ведь каждый раз, когда в романе упоминается Тургенев, рядом же упоминается и Бунин. Еще этот человек должен был принадлежать к поколению акмеистов, при этом сам он не был акмеистом. «Тихий Дон» — это уже постсимволистская литература, уже реакция. Для автора «Тихого Дона» «Петербург» Андрея Белого — это вчерашний день.

Вы с самого начала исключили Шолохова как автора романа?

Я обнаружил, что в «Тихом Доне» об одном и том же событии рассказывается дважды. Причем первый раз рассказывается литературно, а через 30 страниц вы читаете то же самое, но в наброске. Многие слова совпадают, если их положить рядом, то есть одно является вариантом другого. В романе это разнесено, например: 10-я глава и 12-я, а между ними вклинивается дневник студента. Таких вещей встречается очень много, часто в пределах одного абзаца. Очевидно, что автор такого сделать не мог. Такое происходит, когда кто-то другой берет рукопись и без автора пытается воссоздать авторский замысел, которого он не знает. Приведу пример: некто Бунчук входит в торговое местечко, лежавшее в прифронтовой полосе, «чутко вслушиваясь, обходя освещенные улицы, пробираясь по безлюдным проулкам. При входе в местечко он едва не наткнулся на патруль и теперь шел с волчьей торопкостью, прижимаясь к заборам». Следующая фраза: «В местечке находилась база корпуса, стояли какие-то части, была опасность нарваться на патруль» и т.д. Удача в том, что компоновали текст романа не очень опытные в этом деле люди. Потому мне удалось найти массу идиотических перекличек внутри текста, что исключало возможность принадлежности их одному автору, будь он Шолохов или кто-то другой. Это кто-то делает вместо него.

Вы больше 20 лет занимаетесь Шолоховым и проблемой авторства «Тихого Дона», но до вас уже были исследователи этой проблемы, вы с их версиями знакомы? В чем отличие вашей точки зрения?

Да, конечно знаком. Их было очень мало. Была книжка историка Роя Медведева «Загадки творческой биографии Михаила Шолохова». Очень слабая. И еще более слабая книжка Д. «Стремя «Тихого Дона»: загадки романа». Потом мы выяснили, что это была книга Ирины Медведевой-Томашевской. Обе книжки очень слабые филологически. Я решил этой проблемой заняться и, честно сказать, думал ограничиться одной-двумя статьями. Мне не виделась моя жизнь под сенью Шолохова. Точно помню, было 8 июня 1982 года, у меня в кармане тогда уже лежала повестка, шла Первая ливанская война, и 10 июля я уже был на фронте…

В каких войсках служили?

В артиллерии, это мне помогло для понимания того, как описывается война: человек, который участвует, например в Ливанской войне, сможет ее описать, но не сможет описать войну, например в Афганистане. Он это сделает с огромным количеством фактических ошибок.

Так вот, я начал искать. Представьте себе Иерусалимскую национальную библиотеку: что там вообще можно найти на эту тему? Ну, есть достаточно большой русский фонд. Начал искать по Дону: есть книга «Экономика Дона до 1861 года», «Общественные движения на Дону в XVII веке». Начал искать на слово «казачий»: есть Толстой, попался энциклопедический казачий справочник-лексикон, он сейчас уже издан в России, а в нем масса биографий. Я стал искать того, кто подходит под мои параметры. Пролистал первый том — ни одного (стоит отметить, что на писателей казачий Дон не был богат). Смотрю второй том, на 81-й странице Вениамин Краснушкин, псевдоним — Виктор Севский, родился около 1890 года, является пионером донской художественной очеркистики, расстрелян большевиками в 1920 году. И все. Ищу дальше в справочниках уже о нем: особые симпатии к Корнилову, автор первой биографии Корнилова, вышедшей в 1919 году. Испытывает особые симпатии к Тургеневу и Бунину. В 1912 году написал статью о Бунине, которая называлась «Внук Тургенева» и т.д. При столь крошечных, ничтожных данных вдруг такие совпадения!

В Россию я тогда пробраться не мог, а мне нужны были архивы с донскими газетами, где он публиковался, поэтому исследование растянулось на долгие годы. В итоге я собрал собрание сочинений Виктора Севского в шести томах. Совсем недавно, три года назад, выяснилось, что он не был расстрелян в 1920 году. А что стало с ним — неизвестно. Он был арестован в апреле 1920 года, а затем передан в особый отдел Кавказского фронта и этапирован в Москву. Причем были интересные требования к его этапированию: от Дона ЧК требовали отправить его в Москву, но таким образом, чтобы не было видно, что едет он под охраной. В Москве он пропадает. Здесь у меня в исследовании был небольшой зазор между началом карьеры Шолохова и гибелью Краснушкина. Видимо, зазор был не так велик…

Затем я начал писать книгу «Литературный котлован», в которой я исследовал все, что нам известно о творчестве Шолохова, кроме «Тихого Дона», в первую очередь «Донские рассказы». Я определил, что «Донские рассказы» — это смесь из «Тихого Дона», причем из кусков, которые в роман не вошли и совершенно бездарного фабульного слоя. Мне даже удалось установить, что автор одного рассказа сборника не знал, что написано в другом рассказе.

Они перекликаются между собой.

Да, но автор этого не знал. Эти рассказы писались разными людьми. В сборнике даже есть рассказ, в котором описывается охота на медведя в глухих костромских лесах, а Шолохов там отродясь не был. Если вы не видели сами, вы не сможете со всей достоверностью описать охоту чукчей на оленей да и вряд ли возьметесь это делать.

Я думаю, что на самом деле Шолохов не виноват, его назначили автором. Обычно, когда предлагается кандидатура того или иного подлинного автора «Тихого Дона», следуют доказательства, почему это он и анализ сопоставлений. С Шолоховым ситуация прямо противоположная: нет ни одного аргумента в пользу его авторства, кроме такого — он утверждал, что он автор.

А как же рукопись?

Года через два после публикации первой книги я планировал выпустить вторую, про «Тихий Дон», но тут, наконец-то, появилась рукопись — 882 страницы. Мне потребовалось время, чтобы ее изучить. Выяснилось, что рукопись подложная.

Почему вы так решили?

Она делится на две группы: беловики и черновики. Что такое беловик? Это текст, с которого печатается книга. В напечатанной версии книги «Тихий Дон» есть такие ошибки, которые могли быть только в рукописи, а в беловике этих ошибок нет. Дело в том, что Шолохову нужно было представить рукопись на экспертизу.

Как он сам об этом писал в письме к жене: распространился слух среди иностранных журналистов в Москве, будто доказано, что он плагиатор. При этом среди читателей романа много людей, которые были участниками описываемых событий. Тогда же появляется решение коммунистической фракции Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП), в котором утверждается, что роман есть не что иное, как воспоминание белогвардейца. Они понимали: либо не мог Шолохов этого написать, либо он что-то смухлевал с возрастом и был у белых. Но он не был беляком. В 1929 году по указанию Сталина было поручено разобраться в этом вопросе. РАПП организовала особую комиссию под председательством Серафимовича. После этого в конце марта 1929 года было опубликовано письмо пяти членов РАПП, в котором они утверждали, что знают Шолохова давно, видели рукопись, а обвинения, выдвинутые против Шолохова, отвергнуты ими как «злостная клевета».

На самой рукописи я обнаружил следы экспертизы. Например, подчеркнуто слово «мейтенант». Писавший просто не знал, что это такое и т.д. Чудовищные совершенно ошибки. Что любопытно: иногда то ни запятых, ни кавычек, то абсолютно грамотный текст. Переписывалось в дикой спешке, так как нужно было представить комиссии.

В черновике можно действительно обнаружить лишь следы подлинной рукописи черновика. В черновике мы видим совершенно детскую работу переписчика, то есть от черновика к чистовику у Шолохова меняются только имена (главного героя звали Абрам, потом стали звать Гришка Мелехов и так далее). А самое потрясающее то, что текст романа говорит о человеке, который его писал: это человек начитанный, образованный, который жил в сознательном возрасте до революции и которому не 9 лет исполнилось на момент Первой мировой войны и не 14, когда кончилась Гражданская война. То есть подлинный автор «Тихого Дона» во всех этих событиях участвовал.

Вы пришли к выводу, что автор «Тихого Дона» — писатель Вениамин Краснушкин. Почему именно он, а не писатель Федор Крюков, как предполагали Александр Солженицын и Ирина Медведева-Томашевская?

Литературное произведение не существует в вакууме, оно тысячью нитей связано с окружающей действительностью и литературой. Для нас сейчас Леонид Андреев уже не фигура, а для автора «Тихого Дона» он был очень и очень замечательным автором. Мы знаем слабости Андреева и то, что великим ему уже не быть, а автор «Тихого Дона» этого еще не знал.

Есть у автора переклички с Серафимовичем, с его ранними рассказами, даже с Федором Крюковым. Они предлагали Крюкова в авторы «Тихого Дона» на основании только одного рассказа «Зыбь». Это рассказ 1910 года. И если бы у нас был только этот рассказ Крюкова, я бы тоже подумал, что он написал «Дон», но дело в том, что Крюков продолжал писать и издавать другие рассказы и к стилистике, использованной при написании рассказа «Зыбь», никогда больше не обращался. А на автора «Тихого Дона» она оказала огромное влияние. И получилось, как говорил Лев Толстой: «Талант находит, гений крадет».

Затем масса реминисценций: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. Но их и малограмотный знает, есть и другие: Арцыбашев, Мережковский, Белый, Голенищев-Кутузов, из иностранных — Ибсен. Есть в романе герой Штокман, большевик. Это пьеса Ибсена «Враг народа», которая в российском прокате называлась «Доктор Штокман». Эта пьеса не сама по себе вошла в Россию, а через фельетон Леонида Андреева в 1901 году. Фельетон вошел в дореволюционный восьмитомник Андреева. То, что автор симпатизирует белогвардейцам, это очевидно. Он превосходно знает весь бытовой уклад казачества.

Шолохов тоже мог его знать.

Нет. Он же иногородний. Его отец торговец, они были пришлыми элементами. Даже не умели скакать на лошади. С Шолоховым такая ситуация: с чем мы ни столкнемся в его биографии, то попадем на ложь.

Например?

Возьмем образование. Первый год он болел, поэтому к ним ходил учитель и за 8 месяцев они одолели курс первого класса, второй класс он учился в станичном училище. О таком образовании нарком Ежов писал в своих анкетах: незаконченное низшее. Затем известно по его рассказам, что он учился в московской казенной гимназии №9 имени Г. Шелапутина в Москве, есть фотография, где он в гимназической форме в московском дворе. Затем был переведен в Богучарскую мужскую гимназию, а затем в гимназию в станицу Вёшенская. Действительно, в 1919 году в Вёшенской была открыта гимназия при атамане Краснове, которая просуществовала один учебный год. Документов Богучарской гимназии нет, я разыскивал, они погибли во время войны, документов Вёшенской гимназии тоже нет — пропали, но документы Шелапутинской гимназии есть и доступны в Историческом архиве города Москвы. Все там есть, кроме одного — Шолохова. Выходит, что, не учась в Москве, он не мог продолжить образование в Богучаре и в Вёшенской. То есть Шолохов человек абсолютно необразованный, что и видно по его быту, высказываниям.

Но он же человек из богатой семьи, сохранились его детские фотографии в красивой одежде среди роскошной мебели…

Ну и что? Все его называли шалопаем. Он про себя много всего рассказывал, например, что он работал на продразверстке, «комиссарил», отрядом командовал в 70 сабель… Когда? В 15 лет он «комиссарил»? Полный бред. Он понапридумывал о себе много, что он якобы спорил с Махно, спорил с Фоминым… Ага, в 14 лет спорил с Махно… Что у него была за биография, черт его знает. Известно только, как Шолохов очутился в Москве: началось все с того, что его направили на четырехмесячные курсы продинспекторов в Ростов, он их окончил, а в 1922 году его поймали на взятках. Он взимал продналог, размер налога зависел от размера земли, так вот он за взятки эти размеры уменьшал. Его взяли с другими подозреваемыми, их потом отпустили, а его нет. Он получил два года условно.

Где это происходило?

Это было в станице Букановской. Ну вот представьте, что ему делать дальше? Образования нет, никаких навыков тоже нет, сам из бывших, сын торговца… Безвыходная ситуация. Шолохов рванул в Москву. И произошли удивительные вещи. Он зарегистрировался на бирже труда как чернорабочий. Вдруг спустя три месяца на бирже труда его оформляют совслужащим, после чего он поступает делопроизводителем в домоуправление на Красной Пресне, а через месяц переводится на Тверскую, где у него появляется покровитель — Мирумов, он же Леон Мирумян. Замечательный человек, он выбивает Шолохову комнату в доме на Тверской. Сейчас, увы, этого дома уже нет, он был как раз за Колонным залом, в Георгиевском переулке.

Я этой историей заинтересовался. Кто такой этот Мирумян? Оказалось — сотрудник ОГПУ экономического управления. Я нашел сведения, что Мирумян познакомился с Шолоховым еще в Ростове на курсах продинспекторов. Представим ситуацию: вам 16 лет, а к вам на учебу приезжает сотрудник ГПУ из экономического отдела. Что ему от вас, молодого человека 16 лет, подростка, даже не казака, может быть нужно? Да только одно — вербовка. Поэтому Шолохов и рванул в Москву, он поехал к своему куратору.

Это все по косвенным данным или есть прямые доказательства?

Сначала у меня были предположения, но несколько лет назад были опубликованы документы из архива (фотографии, машинописные листки) сотрудника ГПУ Степана Болотова, и там среди прочего есть докладная записка Емельянову, начальнику Азово-Черноморского управления ГПУ о том, как он встречался с Шолоховым в Миллерово и как Шолохов ему рассказал, что он в Москве служил в экономическом отделе ГПУ. Подтвердилось то, что я всего лишь предполагал. Теперь понятно, почему им заинтересовался Емельянов и послал туда Болотова? Представьте себе: вдруг в подведомственную вам епархию приезжает из Москвы чекист, чего он ищет? А черт его знает, нужно же выяснить. Выяснили: писательством занимается, у него романы выходят, парень неглупый, соображает, критически настроен по отношению к казачеству. О литературе, что характерно, они не говорили.

Шолохов не любил разговоров о литературе…

Да, это многие отмечали. Как только кто-то пытался с ним о литературе говорить, Шолохов замолкал. Пушкин, Толстой о литературе охотно рассуждали, потому что ею занимались, а Шолохов ничего сказать не мог, потому что он просто ничего не знал. Однажды его спросили: «Вот у вас в романе появляется черное солнце, откуда такой образ?» Напомню, что этот образ имеет свои корни в русской литературе: впервые он появился в очерке у Максимилиана Волошина в 1904 году, затем черное солнце встречается у других авторов и доходит до Мандельштама.

А Шолохов, прежде чем ответить, смотрит вдаль: «Я вот сейчас вспомнил, где это. Это гибель Аксиньи. Я помню, когда я это писал, у меня прямо в глазах потемнело». Ну что же они пристали к нему с такими вопросами, ну откуда ему знать, как попало в роман это солнце? Это же для него была мука-мученическая всю жизнь держать ответ за другого: «Вот у вас образ Лагутина, откуда вы его взяли, я вот нашел в архивах, что был такой». Шолохов замолкает. После паузы: «В то время масса была документов, откуда я его взял, я уже и не помню». Причем забывчивость его начала поражать уже в 1930 году. Он уже тогда не помнил, что и о ком написал в романе.

Такое было возможно только в атмосфере террора, когда швабру можно было объявить великим писателем и все будут молчать. Я разговаривал с людьми, которые были знакомы с Шолоховым, виделись с ним, слушали, как и что он говорит. Они все утверждают, что, по их ощущениям, этот человек ничего написать не мог.

Вы считаете, что он вообще ничего не писал?

Я нашел один текст, который он написал, это очерк «Тракторист Грачев», опубликованный один раз в Вёшенской газете «Большевистский Дон» и не переиздававшийся ни в одном собрании сочинений. Написано чудовищно, просто анекдот. После прочтения любому ясно, что автор двух слов связать не может. Но даже этот очерк был перепиской очерка по правобережью Дона, который за полгода до этого вышел в «Правде» под его фамилией. Он вообще был не способен к писательству.

Но он собирал материал для романа, утверждал, что беседовал с многими очевидцами, например с прототипом главного героя «Тихого Дона» Харлампием Ермаковым.

Насчет прототипа сейчас уже известно, что служилая биография Ермакова мало совпадает с биографией Григория Мелехова: ну был четырежды кавалером Георгиевского креста, так много таких было, например Буденный.

И таких людей, с кем бы беседовал Шолохов, тоже нет. Сохранилось всего одно его письмо Ермакову: «Я хочу узнать у вас подробности относительно восстания Верхне-Донского. Когда будет удобно вас посетить?» Письмо такое, что скорее напоминает приглашение на допрос.

Любопытно, что отдельные события восстания, которые описываются в «Доне» подлинным автором, были известны и Ермакову. А откуда автор мог о них знать? Ведь даже в ростовских и новочеркасских газетах того времени о том, что происходит на Верхнем Дону, не сообщается практически ничего. Выходит, автор «Тихого Дона» знал Харлампия Ермакова, а Ермаков знал автора романа. Так как это знание было никому не нужно, в июне Ермакова расстреливают, а в июле Шолохов приезжает в Москву с рукописью романа. Вот так он с Ермаковым «побеседовал».

Вы утверждаете, что «Донские рассказы» — это кусочки из «Тихого Дона», а «Поднятая целина»?

Когда писалась «Поднятая целина», то, что было романом «Тихий Дон», уже было растащено по рассказам и вошло в роман. Четвертая часть «Тихого Дона» — это уже фальшак, то есть попытка пересказать. Ее писали самые разные люди, например Вениамин Каверин. Его я вот почему подозреваю: в 1935 году он написал «Исполнение желаний», это вызвало бешеную критику. В 1937-м он начал публиковать «Два капитана», одновременно с 7-й частью «Тихого Дона». И там, и там есть одинаковые сцены смерти матери. Поставьте их рядом и сравните. Слишком похоже.

«Поднятая целина» — тоже коллективное творчество, много людей приложило к ней руку, например Борис Пильняк. В этом романе есть очень интересный библейский пласт: создается новая земля и т.д. Его, я полагаю, писал Марк Эгарт, который как раз тогда вернулся из Палестины, начитавшись сионистской литературы. А третий незаконченный роман «Они сражались за Родину» — это вообще чудовищная лажа. Однако батальные сцены написаны Платоновым, без них нечего было бы экранизировать. Правда, яркий узнаваемый стиль Платонова сильнейшим образом отредактирован.

Вот пример из романа Шолохова: «выполз из разбитого снарядом окопа капитан Сумсков… Опираясь на левую руку, капитан полз вниз с высоты, следом за своими бойцами; правая рука его, оторванная осколками у самого предплечья, тяжело и страшно волочилась за ним, поддерживаемая мокрым от крови лоскутом гимнастерки; иногда капитан ложился на левое плечо, а потом опять полз. Ни кровинки не было в его известково-белом лице, но он все же двигался вперед и, запрокидывая голову, кричал ребячески тонким, срывающимся голоском: Орелики! Родные мои, вперед!.. Дайте им жизни!»

А вот фрагмент из рассказа Платонова «Одухотворенные люди», написанного до романа: «…комиссар увидел свою левую руку, отсеченную осколком мины почти по плечо. Эта свободная рука лежала теперь отдельно возле его тела. Из предплечья шла темная кровь, сочась сквозь обрывок рукава кителя. Из среза отсеченной руки тоже еще шла кровь помаленьку. Надо было спешить, потому что жизни осталось немного. Комиссар Поликарпов взял свою левую руку за кисть и встал на ноги, в гул и свист огня. Он поднял над головой, как знамя, свою отбитую руку, сочащуюся последней кровью жизни, и воскликнул в яростном порыве своего сердца, погибающего за родивший его народ: Вперед! За Родину, за вас!»

Вы считаете писателя Шолохова проектом спецслужб? Неужели возможно было так все продумать?

Когда начинался проект «писатель Шолохов», никто не думал, что это будет долгоиграющее дело. Тогда это была сиюминутная акция, с одной стороны, для казаков, с другой — нужно было показать эмиграции, что существует настоящая русская советская литература: «им нужен наш красный Лев Толстой».

Если посмотреть историю ГПУ (а сейчас опубликованы многие документы), то мы увидим, что для этой организации 1923-24 годы были очень интересные. Страной тогда фактически никто не руководил, Ленин в отключке, экономика разваливается, партийная верхушка занята грызней за звание наследника Ленина. Есть только одна организация, которая держит все — ГПУ. При этом Дзержинский, глава ГПУ, в это время берет руководство еще и над ВСНХ: все экономические должности в стране отходят чекистам. Они единственные контролируют все процессы в стране, и им есть что терять. Также им приходится решать и культурные задачи.

В начале 80-х годов было опубликовано исследование «Авторский инвариант русских литературных текстов» советских ученых Валентины и Тимофея Фоменко, в котором они проанализировали полное собрание сочинений Шолохова и пришли к выводу, что с 1-й по 5-ю части и начало 6-й части «Тихого Дона» писал один человек, а конец 6-й части, 7-ю и 8-ю части романа и все остальные произведения этого автора писал совсем другой человек. Вы же утверждаете, что за него работала группа авторов. Насколько убедительным кажется вам исследование Фоменко и почему вы так уверены, что над романом трудились «артелью»?

Я не математик, но знаю, что те или иные попытки математически исследовать авторство заканчивались ничем. Однако удивительным образом их выводы верны. Первый том был написан автором и более менее завершен, второй том тоже, третий был начат, но не завершен. Пришлось приписывать. И да, работали «артелью». Там авторский текст кончается маем 1919 года. А в апреле 1920 года Краснушкина посадили.

А насчет артели был в литературе того времени еще один прецедент: над текстом «Как закалялась сталь» работали семь человек. Из них проболтался только один — Генрих Ленобль. Координатор проекта Анна Караваева не проболталась, Марк Колосов, который приложил больше всего усилий, не проболтался. В отличие от авторов «Как закалялась сталь», никто из тех, кто дописывал роман «Тихий Дон», не проболтался. Еще надо учесть, что они хорошо получали за работу. И когда я говорю «террор», я имею в виду ситуацию, когда все все скрывали и боялись сказать лишнего.

Когда убрали Ягоду, «проект Шолохов» лишился поддержки спецслужб, и дальше Шолохов искал исполнителей самостоятельно. Его и самого хотели посадить в 1937 году, но он сбежал в Москву и пошел на прием к Сталину, который его защитил.

Если Шолохов не был писателем, а был проектом ГПУ, то как объяснить смелую переписку Шолохова со Сталиным, где он критикует жестокость спецслужб на Дону?

Надо понимать, что происходит за этой смелой перепиской. Это коллективизация, она проводится партийными органами, а рядом с ними есть ГПУ-НКВД, они видят, что происходит на самом деле, как растет повстанческое движение, как крестьяне-станичники, колхозники дохнут с голоду. Они должны информировать верхушку о том, что происходит, а все каналы связи блокированы. Тогда они обращаются к Шолохову. Внимательно посмотрите эти письма Шолохова Сталину — это же донесения спецслужб, их просто направляли через Шолохова, и Сталин их действительно получал. Партия рапортовала о победах, а спецслужбы через Шолохова говорили о голоде и смертях.

Но все-таки он не побоялся, это говорит о его смелости.

Это не смелость, к нему обратились как к бывшему сотруднику ГПУ, который был обязан своей литературной карьере спецслужбам, он просто не мог им отказать, может быть еще и припугнули: «Не сделаешь, мы ведь тоже молчать не будем». Я уверен, что эти письма его заставили послать. У него есть и другие замечательные письма Сталину с большой человеческой заботой: «Колхозники часто воруют зерно из сеялок, нужно сверху сеялки наварить пруты, чтобы зерно нельзя было достать». Представляете, до какой степени голодали люди, что сырое зерно из сеялки воровали! Вот такая глыба Шолохов, больше ему не о чем было думать, он думал о сеялках.

На чем остановилась ваша работа в поисках автора «Тихого Дона»?

Сейчас я пытаюсь получить доступ к личному делу Краснушкина в Центральном архиве ФСБ.

Вы предполагаете, что авторская рукопись «Тихого Дона» была уничтожена после издания книги под фамилией Шолохова. При этом вы же утверждаете, что некоторые куски, вырезанные из первоначальной версии романа, появляются в «Поднятой целине» и поздних рассказах Шолохова. Может быть, рукопись все-таки сохранилась?

Я думаю, рукопись в конце концов оказалась в руках Шолохова и он ее уничтожил. Может быть, мы найдем какие-то машинописи…

Для вас исследование Шолохова — это разгадка ребуса или вы хотели добиться справедливости?

Когда ты видишь, что ничтожество извело талантливого писателя, становится обидно. Это аморально, мерзко. Для меня это был еще и научный эксперимент, а наука — это поиск истины и больше ничего.

Вся эта история с «Тихим Доном» была возможна только из-за чрезмерного вмешательства государства в частную жизнь. Когда не нужен был писатель — исчезал писатель, нужен был свой писатель — его создавали. Шолохов попал на эту роль случайно: ГПУ нужен был человек хоть как-то подходящий, хоть иногородний, только бы с Дона. Повторюсь: это не было рассчитано на много лет. Если бы Шолохов умер в 30-м году, мы до сих пор гадали бы, кто он был такой, был ли он белым офицером, подделывал ли документы? На его несчастье, он оказался долгожителем. Судьба Шолохова, конечно, несчастная, жил чужой жизнью, пил не в себя, а что еще ему оставалось?

­Анализ «Тихий Дон» — 1 вариант

История создания

Роман-эпопея был написан во время пребывания автора в станице Вешенской. Начав работу в 1925 году, автор приостановил её, осознав, что необходимо начать с предыстории жизни кубанской станицы, а не с военных событий. Он планировал охватить в художественном повествовании исторический период с 1917 года по 1922. Однако переработав замысел, Шолохов решил изменить обозначенный период: действие в романе начинаются с 1912 года.

Ещё не оконченный роман стал издаваться благодаря протекции А. Серафимовича уже в 1928 году отдельными частями. Книга имела огромный успех, она сразу же принесла популярность автору. Однако печатать полную версию романа издательства не спешили, было много спорных вопросов в плане цензуры и освещения автором действительности. Благодаря ходатайству Максима Горького перед И. В. Сталиным роман издали в 1935 году целиком. Резонанс в литературной среде был настолько грандиозен, что у некоторых писателей возникли сомнения в том, что Шолохов мог сам за такой небольшой срок написать столь талантливое сложное произведение весьма масштабного объёма.

Всё дело в том, что писатель был слишком молод (25 лет), не имел богатого жизненного и литературного опыта. Многие, не будучи знакомы с биографией автора, засомневались в его творческих способностях. Молодой, но очень талантливый, целеустремлённый и крайне работоспособный автор знал суть жизни и истории донского казачества до самых мелочей. Была назначена комиссия, которая проводила расследование по факту авторства книги (оно включало анализ образов “Тихого Дон”, а также анализ произведения в целом), в итоге завистливые писатели и критики получили официальное подтверждение того, что Шолохов – настоящий автор произведения.

В 1928 году Шолохов находится на пике своей популярности, его приглашают на литературные вечера, встречи и выступления по всей России, где он делится литературными планами и читает новые главы “Тихого Дона”. Позже, когда меняются многие редакторы издательств и руководство литературных ведомств, у М. Шолохова возникают проблемы с публикацией 3 тома романа. Только после встречи автора со Сталиным на даче М. Горького, вождь вынес окончательный приговор: отдать в печать, несмотря на противоречивый образ главного героя, идея романа служит правому делу. В 1958 году М. Шолохов получает Нобелевскую премию за своё бессмертное детище.

Тема

Смысл романа можно сформулировать следующим образом: в переломные годы для России меняется не только политическая ситуация и жизнь людей, меняются взгляды и принципы людей, война ломает судьбы и создаёт новый уклад.

Тема и идея произведения – показать жизнь донского казачества в сложные для родины времена, дух и законы, уклад и философию их жизни, вечные ценности этого свободного народа. Эта тема настолько разнообразна и масштабна, что охватить все её аспекты крайне сложно.

Анализ 1 тома позволяет раскрыть все ключевые образы и идейную направленность произведения. Извечные проблемы взаимоотношений, уважения к старшим, любви к женщине, родине, земле и труду отражены в романе Шолохова.

Проблематика книги подчинена идее романа – жизненный уклад казачества в связи с историческими событиями – это то, что является сюжетообразующим и смысловым центром романа.

Чтобы обозначить смысл названия романа (изначально автор хотел назвать его “Донщина”), нужно увидеть скрытую антитезу в смысловом плане произведения и образе тихой спокойной реки. Она была и будет, её течение спокойно и неспешно, а жизнь людей (которая тесно связана с матушкой-рекой) бурная, стремительная и неспокойная. У тихого Дона стремительно меняются поколения, идёт братоубийственная война, меняются устои и традиции. Философская суть книги: жизнь человека и течение реки очень похожи, но люди уходят, а стихия остаётся.

Композиция

Жизненная правда и небольшая доля художественного вымысла превратило произведение Шолохова в шедевр, который выходил в СССР многомиллионными тиражами. Композиция держится на образе главного героя Григория Мелехова, именно его образ центральный, сюжетообразующий. События всех четырёх томов романа происходят на протяжение 1912-1922 года, это огромный временной отрезок, который обусловил масштабность и наличие большого количества сюжетных линий. Проведённый литераторами анализ произведения говорит о наличии более 500 героев в книге.

Жанр

Роман-эпопея Шолохова получил такое жанровое определение именно за охват исторических событий, показ смены эпохи, традиций, порядков, а не отдельных судеб людей. Эпопея всегда общезначима, не привязана к конкретной точке. Второй том эпопеи позволяет сделать вывод, что эта книга наиболее подходит под определение романа, здесь много личного, повествование держится на образе главного героя. Таким образом, в книге Шолохова жанровое своеобразие обусловлено широким размахом, раскрывающим судьбы народов и общечеловеческие проблемы.

---

Анализ «Тихий Дон» — 2 вариант

«Тихий дон» стал дебютным и ключевым романом молодого советского писателя Михаила Шолохова. Роман-эпопея приносит автору все советскую, а впоследствии мировую славу которая вылилась в Нобелевской премии. Анализируя произведение трудно поверить, что столь масштабная и совершенная картина по истории донского казачества могла выйти из-под пера 23-летнего (возраст автора во время выхода первого тома) дебютанта.

В центре повествования  жизнь донского казачества в один из самых бурных периодов в истории страны. Чтобы раскрыть жизнь донского казачества Шолохов описывает семью Мелеховых, проживающих на хуторе Татарский. Семья состоит из главы Пантелея Прокофьева его жены Василисы Ильиничной, старшего сына Петра с его Женой Дарьей, младшего сына Григория с невестой Натальей и  дочери Дуняши. В начале романа автор с исключительным реализмом описывает жизнь и быт донского казачества не приукрашивая их быт и воспроизводя особый региональный диалект. В частности он рисует то особый тип человека, который сформировался на окраинах страны: земледелец и семьянин с одной стороны и воин, защищающий свой дом с другой. Реализм и детальность описания казачества объясняется тем, что автор сам родился на территории Донского казачества. Кроме этого он провел значительное исследование, читая произведения исследователей этого феномена и общаясь с участниками этих событий.

Показав жизни казачества с его трудностями и радостями Шолохов вписывает своих героев в переломные исторические события. На примере Мелеховых он показывает, как война поломала традиционную жизнь жителей Дона и навсегда изменила их судьбы. Символической в этом плане название самого романа. Тихий Дон олицетворяет умеренность течения реки, которой противопоставляются буря в жизни людей, живущих возле нее. Река и дальше будет течь своим ходом в отличие от людей. Война не приносит Мелеховым ничего кроме несчастья и руины. Пантелей Прокофьева умирает от тифа, Василиса Ильинична умирает подточена переживаний. Петр Мелехов попадает в плен и погибает от рук красно армейцев, его вдова Дарья заразившись сифилисом совершает самоубийство. Григорий Мелехов теряет двух женщин: свою закона жену Наталью и любимую Аксинья Астахова. Дуняша женится человеком, убила ее старшего брата Петра. В конце романа с казацкой семьи Мелеховых остается только Григорий и его сын Михаил.

«Тихий Дон» по оценкам литературоведов насчитывает около 500 персонажей, но в основе повествования лежит жизни Григория Мелехова. Он является олицетворением образа донского казака. Трудолюбивый, смелый, любит свою землю. Он мог бы быть хорошим семьянином, но Южная кровь не дает покоя и вызывает в нем чувство к замужней соседки Аксиньи. Когда начинается война он готов беречь свою землю от захватчиков, но когда красные хотят отобрать ее, то он идет против них. Григорий переходит от одной армии в другую показывая невозможность донского казачества со своими традициями вписаться в тогдашние изменения которые всколыхнули страну.

Роман переведен на десятки языков и его читают по всему миру. Такая популярность закономерна так, как роман учит многих важных вещей. С одной стороны в нем изображается с глубоким реализмом один из важнейших эпизодов всего двадцатого века. А с другой стороны он сосредоточивает свое внимание на общечеловеческих ценностях. Произведение учит нас любви к родным и собственной земли, верности традициям и чести. Но самое важное то, что он осуждает нелепость братоубийственных войн.

---

Анализ «Тихий Дон» — 3 вариант

История создания романа-эпопеи.

В конце 1925 года, завершив работу над ранними рассказами, составившими впоследствии сборники «Донские рассказы» и «Лазоревая степь» (1-й том настоящего Собрания сочинений), М. А. Шолохов, после двухлетнего пребывания в Москве, вернулся на Дон. Его рассказы продолжали появляться в периодической печати вплоть до 1928 года, но писателя волновали теперь новые, более широкие замыслы — он приступил к созданию большой повести на историко-революционную тему.

О том, как возникла мысль написать «Тихий Дон» Шолохов говорил: «Начал я писать роман в 1925 году. Причем я первоначально не мыслил так широко его развернуть. Привлекала задача показать казачество в революции. Начал я с участия казачества в походе Корнилова на Петроград… Донские казаки были в этом походе в составе третьего конного корпуса… Начал с этого… Написал листов 5–6 печатных. Когда написал, почувствовал: что-то не то… Для читателя останется непонятным — почему же казачество приняло участие в подавлении революции? Что это за казаки? Что это за Область Войска Донского? Не выглядит ли она для читателя некоей terra incognita…

Поэтому я бросил начатую работу. Стал думать о более широком романе. Когда план созрел, — приступил к собиранию материала. Помогло знание казачьего быта…» («Известия», 1937, 31 декабря, № 305.)

Повесть, над которой работал Шолохов, должна была называться «Донщина». Прийдя к мысли изменить план и характер своего произведения, писатель решительно отложил в сторону все написанное — результат целого года напряженного труда — и в конце 1926 года начал все сызнова.

«Работа по сбору материала для «Тихого Дона», — рассказывал Шолохов, — шла по двум линиям: во-первых, собирание воспоминаний, рассказов, фактов, деталей от живых участников империалистической и гражданской войны, беседы, расспросы, проверка всех замыслов и представлений; во вторых, кропотливое изучение специально военной литературы, разборки военных операций, многочисленных мемуаров, ознакомление с зарубежными, даже белогвардейскими источниками» («Комсомольская правда», 1934, 17 августа, № 191).

Не весь нужный материал можно было найти на месте. Порой приходилось уезжать в Ростов или Москву для занятий в архивах. Все это требовало чрезвычайного напряжения сил. «— И писалось трудно, и жилось трудно, но в общем писалось», — говорил об этом периоде М. Шолохов («Известия», 1940, 12 июня, № 134).

Сюжет романа и образы основных персонажей взяты Шолоховым непосредственно из жизни. По словам писателя, «все было под рукой — и материалы и природа».

Действие первой книги «Тихого Дона» развертывается на хуторе Татарском, которому писатель придал многие типические черты придонских казачьих хуторов. Под хутором Татарским можно подразумевать и родной хутор М. Шолохова — Кружилин или один из соседних хуторов — Калиновский, находя в них много общего с изображенным в романе.

Собирательными являются образы героев «Тихого Дона». Назвать их прототипы трудно. Сам Шолохов указывал: «Для Григория Мелехова прототипом действительно послужило реальное лицо. Жил на Дону один такой казак… Но, подчеркиваю, мною взята только его военная биография: «служивский» период, война германская, война гражданская» («Известия», 1937, 31 декабря, № 305). Основываясь на этом заявлении, некоторые исследователи утверждают, что «черты Григория Мелехова взяты… из биографии казака Ермакова. (Курсив редакции.) — Многие из жителей верхнедонских станиц знают историю этого человека. Расказывают, что дочь этого Ермакова и сейчас учительствует в Базковском районе, недалеко от Вешенской. Она смуглая, с черными, как смоль, волосами, вся в отца» («Известия», 1940, 12 июня, №

Когда написал, почувствовал: что-то не то… Для читателя останется непонятным — почему же казачество приняло участие в подавлении революции? Что это за казаки? Что это за Область Войска Донского? Не выглядит ли она для читателя некоей terra incognita…

Поэтому я бросил начатую работу. Стал думать о более широком романе. Когда план созрел, — приступил к собиранию материала. Помогло знание казачьего быта…» («Известия», 1937, 31 декабря, № 305.)

Повесть, над которой работал Шолохов, должна была называться «Донщина». Прийдя к мысли изменить план и характер своего произведения, писатель решительно отложил в сторону все написанное — результат целого года напряженного труда — и в конце 1926 года начал все сызнова.

«Работа по сбору материала для «Тихого Дона», — рассказывал Шолохов, — шла по двум линиям: во-первых, собирание воспоминаний, рассказов, фактов, деталей от живых участников империалистической и гражданской войны, беседы, расспросы, проверка всех замыслов и представлений; во вторых, кропотливое изучение специально военной литературы, разборки военных операций, многочисленных мемуаров, ознакомление с зарубежными, даже белогвардейскими источниками» («Комсомольская правда», 1934, 17 августа, № 191).

Не весь нужный материал можно было найти на месте. Порой приходилось уезжать в Ростов или Москву для занятий в архивах. Все это требовало чрезвычайного напряжения сил. «— И писалось трудно, и жилось трудно, но в общем писалось», — говорил об этом периоде М. Шолохов («Известия», 1940, 12 июня, № 134).

Сюжет романа и образы основных персонажей взяты Шолоховым непосредственно из жизни. По словам писателя, «все было под рукой — и материалы и природа».

Действие первой книги «Тихого Дона» развертывается на хуторе Татарском, которому писатель придал многие типические черты придонских казачьих хуторов. Под хутором Татарским можно подразумевать и родной хутор М. Шолохова — Кружилин или один из соседних хуторов — Калиновский, находя в них много общего с изображенным в романе.

Собирательными являются образы героев «Тихого Дона». Назвать их прототипы трудно. Сам Шолохов указывал: «Для Григория Мелехова прототипом действительно послужило реальное лицо. Жил на Дону один такой казак… Но, подчеркиваю, мною взята только его военная биография: «служивский» период, война германская, война гражданская» («Известия», 1937, 31 декабря, № 305). Основываясь на этом заявлении, некоторые исследователи утверждают, что «черты Григория Мелехова взяты… из биографии казака Ермакова. (Курсив редакции.) — Многие из жителей верхнедонских станиц знают историю этого человека. Расказывают, что дочь этого Ермакова и сейчас учительствует в Базковском районе, недалеко от Вешенской. Она смуглая, с черными, как смоль, волосами, вся в отца» («Известия», 1940, 12 июня, № 134). Однако, как видно из цитированного выше заявления Шолохова, оно не только не дает основания для подобного утверждения, но, наоборот, предостерегает от столь определенных выводов.

Но если с какой-то долей вероятия может быть назван прототип Григория и некоторых других главных героев, то в отношении второстепенных персонажей романа это сделать еще труднее, хотя совершенно несомненно, что они взяты художником непосредственно из жизни, так, например, «Иван Алексеевич Котляров — машинист моховской паровой мельницы, Валет и Давыдка-вальцовщик существовали в действительности» и работали на паровой мельнице на хуторе Плешаковом, а вальцовщик Давыдка (Давид Михайлович Бабичев) жив и сейчас и работает инструментальщиком Кружилинской МТС (В. Васильев, «Тихий Дон» М. Шолохова, Алма-Ата, 1948).

Безусловно, реальным лицом является широко известный в годы первой империалистической войны пресловутый «герой» казак Козьма Крючков, о «подвигах» которого писатель знал не только по многочисленным лубочным изданиям того времени («Неустрашимый герой донской казак Козьма Крючков…» М. 1914, или «Славный герой-казак, доблестный сын вольного Дона, Козьма Крючков», М. 1914), но и по устным рассказам сослуживцев Крючкова, одновременно с ним участвовавших в столкновении с немцами, например, казак Иванков, житель станицы Каргинской, в которой проходила основная работа над первой книгой «Тихого Дона».

Завершив работу над первой книгой романа, Шолохов в конце 1927 года направил рукопись в журнал «Октябрь», где от автора потребовали значительных сокращений. Рукопись была передана на окончательное заключение А. С. Серафимовичу, который ознакомился с нею и предложил «немедленно печатать роман без всяких сокращений».

Первая книга «Тихого Дона» (без указания на то, что это первая книга) первоначально была опубликована в журнале «Октябрь» за 1928 год (часть первая — № 1, часть вторая — № 2, часть третья — № 3 и № 4). Отдельными изданиями роман Шолохова в том же 1928 году почти одновременно появился дважды: в двух выпусках «Роман-газеты» №№ 7 и 12 и в серии «Новинки пролетарской литературы», выпускаемой издательством «Московский рабочий». В «Роман-газете» № 7 были напечатаны первые две части романа без указания на то, что это первая книга. В этом издании каждая глава романа имела подзаголовок (например: «Турчанка», «Сазан», «Проводы», «Ловля», «В лагери» и т. п.). Третьей части романа был отведен отдельный выпуск (№ 12), озаглавленный: «Тихий Дон», кн. 2-я, «Казачество на войне». Так же, как и в первых двух частях, каждая глава имела здесь свой заголовок. В издании «Московский рабочий» все три части романа были объединены подзаголовком: «Книга первая». Названия глав, как и во всех последующих изданиях, здесь отсутствуют.

Вторая книга «Тихого Дона» была напечатана (без указания на то, что это «Вторая книга») в журнале «Октябрь» за 1928 год непосредственно вслед за первой книгой (часть четвертая в №№ 5 и 6, часть пятая — в №№ 7, 8 и 9-10). В том же 1928 году четвертая часть «Тихого Дона» была издана «Роман-газетой» (№ 17), также без указания на то, что это вторая книга романа, но с подзаголовком: «Перед Октябрем». Пятая часть романа была перепечатана «Роман-газетой» в 1929 году (№ 7) опять-таки без указания на то, что это «Вторая книга», с подзаголовком «Кровь под копытом». Главы «Тихого Дона», опубликованные в «Роман-газете», не имели порядковой нумерации, но зато каждая из них имела свое название (например: «В офицерской землянке», «Фронт рушится», «Родня по труду», «Навоевались!», «Гиблое время», «Семнадцатая путевка» и т. п.).

Отдельной книгой четвертая и пятая части романа (с указанием на то, что это «Книга вторая») вышли в издании «Московский рабочий», М. — Л. 1929. С тех пор они стали переиздаваться вместе с первой книгой.

Над третьей книгой романа «Тихий Дон» М. А. Шолохов работал с 1928 по 1931 год. При создании ее писатель встретился с большими трудностями. Кроме сложности задач чисто художественного порядка, требовавших большого творческого напряжения, он столкнулся почти с полным отсутствием необходимых печатных материалов. Приступив к изображению Верхнедонского, так называемого «Вёшенского», белоказачьего восстания, Шолохов располагал лишь скупыми и немногочисленными сообщениями красноармейских газет и листовками. Весь остальной материал ему пришлось черпать главным образом из бесед с оставшимися в живых участниками изображаемых событий.

В конце мая 1930 года, во время встречи с ростовскими читателями, М. А. Шолохов, касаясь особенностей работы над третьей книгой, сказал: «Трудность еще в том, что в третьей книге я даю показ Вешенского восстания, еще не освещенного нигде» (журнал «На подъеме», 1930, № 6, стр. 172).

Сложность замысла, отсутствие необходимых исторических материалов надолго задержали работу над третьей книгой романа. Писатель приступил к ней сразу же после окончания второй книги в 1928 году (отрывок первой главы третьей книги под заголовком «Казачья «Война и мир» появился в ростовской газете «Молот», 28 декабря 1928 года). Отчасти задержка произошла в силу того, что одновременно с третьей книгой писатель работал над первой частью своего нового романа «Поднятая целина».

Шолохов вновь и вновь возвращался к совершенно законченной, казалось бы, рукописи, улучшал ее и не торопился печатать. «Хочу поставить тебя в известность, — писал он 3 октября 1929 года ростовскому литератору А. Бусыгину, — что в этом году печатать в «Октябре» «Тихий Дон» я не буду. Причина проста: я не смогу дать продолжение, т. к. седьмая часть у меня не закончена и частично перерабатывается шестая» (Архив Института Мировой литературы им. А. М. Горького, П. 68, 1051).

Весной 1931 года третья книга «Тихого Дона» была завершена в передана для публикации в журнал «Октябрь». Однако Шолохову вновь пришлось столкнуться с большими препятствиями. Некоторые работники журнала, не поняв основной идеи новой книги, требовали от писателя значительных сокращений.

В письме к А. М. Горькому от 6 июня 1931 года Шолохов указывал: «В шестой части я ввел ряд «щелкоперов от советской власти» (парень из округа, приехавший разбирать конфискованную одежду, отчасти — обиженный белыми луганец, комиссар Девятой армии Малкин — подлинно существовавший и проделывающий то, о чем я рассказал устами подводчика-старовера, члена малкинской коллегии — тоже доподлинный тип, агитировавший за социализм столь оригинальным способом) для того, чтобы, противопоставив им Кошевого, Штокмана, Ивана Алексеевича и др., показать, что эти самые «загибщики» искажали идею Советской власти».

Рапповские критики и редакторы не поняли этой сложнейшей задачи, стоявшей перед писателем. Шолохов замечал в том же письме: «Некоторые «ортодоксальные», «вожди» РАППа, читавшие шестую часть, обвинили меня в том, что я будто бы оправдываю восстание, приводя факты ущемления казаков верхнего Дона. Так ли это? Не сгущая красок, я нарисовал суровую действительность, предшествовавшую восстанию…» И далее: «Непременным условием печатания мне ставят изъятие ряда мест, наиболее дорогих мне (лирические куски и еще кое-что). Занятно то, что десять человек предлагают выбросить десять разных мест, и если всех слушать, то три четверти нужно выбросить… Буду с большим нетерпением ждать от Вас письмо или телеграмму. Изболелся я за эти полтора года за свою работу и рад буду крайне всякому Вашему слову, разрешающему для меня этот проклятый вопрос».

Прочитав рукопись, А. М. Горький поделился своими впечатлениями с А. А. Фадеевым. В письме к нему он указывал: «Третья часть (речь идет о третьей книге. — Ред.) «Тихого Дона» — произведение высокого достоинства на мой взгляд — она значительнее второй, лучше сделана», «Шолохов — очень даровит, из него может выработаться отличнейший советский литератор…»

Впоследствии А. М. Горький неоднократно возвращался к оценке романа. В ряде писем, статей, выступлений, высказываний он отмечал отдельные положительные стороны романа, давал ему глубокую, содержательную характеристику.

Вмешательство Горького ускорило печатание третьей книги романа. Впервые она была опубликована в журнале «Октябрь» (№№ 1–3 за 1929 г. и №№ 1–8 и 10 за 1932 г.). Отдельным изданием вышла в феврале 1933 года в Государственном издательстве художественной литературы и в том же году (несколько позднее) — выпущена «Роман-газетой». Затем неоднократно переиздавалась.

Четвертую книгу эпопеи «Тихий Дон» М. А. Шолохов писал с 1931 по 1940 год.

Первоначально писатель предполагал завершить роман значительно раньше. В беседе с корреспондентом «Комсомольской правды» летом 1934 года он говорил: «Последнее время я почти одновременно работал над четвертой книгой «Тихого Дона» и второй книгой «Поднятой целины». Работа над ними уже почти закончена. Это, естественно, не означает, что я могу сейчас же сдать оба романа в печать. Отнюдь нет. Отложив на время «Поднятую целину», в настоящее время я засел за окончательную отшлифовку «Тихого Дона»…» («Комсомольская правда», 29 июня 1934 года, № 150).

В начале 1935 года на вопрос корреспондента газеты «Известия», над чем писатель работает, М. А. Шолохов отвечал: «Да, я пишу четвертую книгу «Тихого Дона»… Вместить такое обилие материала в одной книге, как вы сами понимаете, — трудно. Этим объясняются и тугие темпы, при которых книга пишется. Давно я сижу над ней. Были мысли увеличить роман еще на одну книгу, но я их оставил. Нужно кончать роман, который пишется восемь лет…» («Известия», 10 марта 1935 года, № 60).

В письмах к Н. А. Островскому от 14 августа и 2 октября 1936 года М. А. Шолохов сообщал о своем намерении закончить роман в том же году. Об этом он говорил и корреспонденту «Известий» в октябре 1936 года: «Вы спрашиваете меня о четвертой книге «Тихого Дона»? Я сегодня получил письмо из Лондона — меня спрашивает об этом же мой английский переводчик. Могу сообщить вам, что четвертая книга «Тихого Дона» наконец-то закончена. Через полтора-два месяца я надеюсь сдать ее в печать. Четвертая книга сейчас меня целиком поглощает… Снова и снова отделываю ее. Много езжу по станицам и все исключительно с одной целью — переправляю уже написанное, собираю дополнительные данные, относящиеся к концу романа» («Известия», 20 октября 1936 года).

Однако завершить роман в 1936 году писателю не удалось, хотя отдельные главы четвертой книги время от времени появлялись на страницах газет («Известия» от 22 и 24 октября 1936 года). И только в ноябре 1937 года журнал «Новый мир» начал публикацию четвертой книги (седьмой части) «Тихого Дона» (№ 11–12 за 1937 год и №№ 1–3 за 1938 год). Работа же над последней, восьмой, частью романа продолжалась еще в течение двух лет.

Восьмая, заключительная, часть романа была опубликована в № 2–3 журнала «Новый мир» за 1940 год.

Четвертая книга «Тихого Дона» была перепечатана «Роман-газетой» (седьмая часть в №№ 5 и 6 за 1938 год и восьмая — в № 4–5 за 1940). В том же 1940 году она вышла отдельным изданием в Государственном издательстве художественной литературы. Первое издание всех четырех книг в одном томе было осуществлено Гослитиздатом в 1941 году.

Организация повествования, особенности стиля и композиции.

Четко определив местоположение хутора, а на краю его — мелеховского двора, писатель начинает рассказ о драматической судьбе Прокофия Мелехова, вернувшегося с предпоследней турецкой кампании с иноземкой женой.

По словам этнографа и фольклориста, «подобного рода предания и поверья можно услышать в каждом районе Дона»1. Но писатель не просто воспроизвел его, положив в основу предыстории мелеховской семьи. Сюжетно завершенной новеллистической ситуацией народного предания он начал эпическое повествование о судьбах народа в революции.

Предыстория мелеховской семьи дается не только для объяснения, откуда повелись горбоносые казаки Мелеховы, не только для возможной индивидуализации «строптивого» характера центрального героя романа. Рассказ этот вступает в сложную идейно-композиционную связь с дальнейшим повествованием, в нем истоки социально-нравственных конфликтов изображаемой среды.

Повествование развивается в настойчиво выдержанной хронологической последовательности, впитывая в свои поры изображаемое время, широко охватывая людские судьбы, большие исторические события в их сложных социально-психологических конфликтах и противоречиях. Точное определение места действия во времени и пространстве, тщательное, с тяготением к документальной точности, изображение бытовых и конкретно-исторических фактов, получающих образное воплощение, — все это определяет историзм повествования, а движение истории — динамику развития сюжета. Расширение места действия (в первой части оно не выходит за пределы казачьего хутора) в связи с участием героев романа в событиях мировой войны сопровождалось сужением времени действия (в первых двух частях — почти два года, в третьей — восемь месяцев). Если время действия первой книги — два с половиной года (с мая 1912 года по ноябрь 1914 года), то время действия второй книги — только полтора года (с октября 1916 года до июня 1918 года). Причем здесь изображаются большие исторические события исхода империалистической войны и перерастания ее в войну гражданскую, события двух революций, разгром корниловщины и калединщины, установление советской власти на Дону и борьба с контрреволюцией на юге страны. Писатель переносит повествование с одного участка фронта на другой, из Могилева, где находилась царская ставка, — в столицу, из донских хуторов и станиц — в Новочеркасск и Ростов.

Как «бытописательский» роман о казачестве склонны были воспринимать и «Тихий Дон» после появления его первой книги, Шолохова даже упрекали в том, что он «любуется этой казацкой сытостью, зажиточностью»7. Истинный же смысл детального воссоздания жизни и быта донского казачества в романе Шолохова впервые отметил Серафимович. Он увидел способности большого художника «выпукло дать человека», «сосредоточенно и скупо обрисовать целую людскую группу, человеческий слой», его стремление проследить рост классового расслоения народа по мере развертывания больших социальных конфликтов.

Картины народного быта приобретают существенное композиционное значение в эпическом повествовании как прием эпической ретардации, как «олицетворение состояния «покоя», предшествующего социальному взрыву»9. В поле зрения Шолохова все шире включаются общественные противоречия изображаемой среды. Они-то и вступают в композиционное взаимодействие с внешним состоянием «покоя» устоявшейся жизни. Это ведет не только к расширению повествования, но и к разорванности его различных планов.

В свое время склонны были считать, что образ Григория Мелехова — «композиционный центр «Тихого Дона», придающий роману законченное, стройное целое»10. Но такое утверждение никак не охватывает всей особенности композиции романа, продиктованной не только раскрытием целой системы характеров, но и еще изображением судьбы народа.

«Когда я начал писать «Тихий Дон», — вспоминает Шолохов, — то я убедился, что мне при всем желании не удастся достигнуть такой композиционной цельности и соответственности, какой бы хотелось. Приходилось перемежать огромное количество событий, фактов, людей. В силу этого происходил прорыв, когда о человеке я забывал, и он оставался вне сферы моего внимания длительное время»11.

Неудержимый натиск событий, фактов, людей начал ощущаться к концу первой книги и особенно сказался во время работы над вторым томом романа. Одним из главных композиционных принципов становился принцип чередования событий в их причинной и следственной связи, движении и развитии. Темп действия неизбежно обретал стремительность. Необходимость охвата разных сторон бурной исторической действительности вела к переключению повествовательных планов в разные плоскости.

Принцип двуплановости композиции становится с конца первой книги характерной структурной особенностью «Тихого Дона». Писатель чередует описание быта народа, его трудовой жизни с показом фронтов мировой войны, общественно-политических событий в стране, в которых участвуют его герои. Как и в «Войне и мире» Л. Толстого, картины мира в романе Шолохова перемежаются картинами военных действий.

Структура второго тома «Тихого Дона» опять-таки определяется логикой исторического развития, движения масс в революции. Максимальная историческая конкретность художественного воссоздания первой мировой войны, Февральской, Великой Октябрьской революций, гражданской войны, особенно ожесточенной на юге России, широкое изображение различных социальных лагерей, народных масс и выдвинутых из их среды революционеров обусловили принципиальное своеобразие второй книги романа, насыщенной историческими фактами и документами, отражающими самые значительные этапы народной борьбы за советскую власть.

Временной разрыв между первой и второй книгами устраняется воспоминаниями Григория о «пройденной путине». Писатель добивается того, чтобы перенесенные из «Донщины» «куски» текста органически вошли в художественную ткань повествования как целого организма.

Глубинное постижение народной жизни на ее великом переломе позволяло Шолохову преодолеть трудности совмещения большого фактического, документального материала, хроникально-исторических картин и развертывающихся судеб героев. Движение огромных людских масс, решающих судьбу свою в небывало ожесточенных сражениях полярных миров, все нарастает не только в батальных и других массовых сценах, несущих большую идейно-композиционную нагрузку, но и в целой галерее характеров, персонифицирующих различные социально-исторические тенденции. Это дает Шолохову возможность проследить соотношение борющихся сил, внутренние процессы в лагере революционного народа и в лагере контрреволюции. Логика развития событий ведет к перераспределению сюжетно-композиционной нагрузки на те персонажи, которые позволяют с наибольшей полнотой и исторической конкретностью выразить их пафос.

Эпические контрасты и параллели, сравнения и другие средства эпического повествования подчиняются раскрытию эпохального социально-исторического конфликта. Важнейшим композиционным принципом становится чередование в изображении борющихся лагерей. Перекрестное изображение событий и людей, оказавшихся на противоположных полюсах борьбы, начинает как бы оттенять промежуточное положение мятущегося, неуверенного в правильности избранного пути Григория Мелехова. Образ народа как решающей исторической силы и образ личности, несущей в себе сложные противоречия своего времени, создают в единстве ту емкую художественную концепцию революционной эпохи, которая разворачивается в шолоховской эпопее. Роман насыщается атмосферой трагического заблуждения человека из народа. Именно отсюда протягиваются внутренние связи к тем событиям и людским судьбам, которые развертываются в третьей книге «Тихого Дона» как цельного эпического полотна.

Одной из основных особенностей стилевого своеобразия романа «Тихий Дон», по мнению ряда исследователей, является так называемое хоровое начало, организующее речевой строй произведения и составляющее одно из главных художественных открытий писателя. Ещё первые критики связывали мастерство эпического повествования М.А. Шолохова с созданием «массового фона». Воспользовавшись определением греческой классики, И. Лежнев назвал его «хором». Перенос этого понятия оказался весьма удачным в том отношении, что массовый голос действительно напоминает функцию «хора» античной трагедии. Он комментирует события, выражает отношение к ним, оценивает поступки героев. Но для Лежнева коллективный голос — всего лишь фон, на самом же деле, как показали последующие работы исследователей творчества Шолохова, роль его в «Тихом Доне» принципиально иная. В структуре эпопеи «массовый фон», массовый герой становится действующей силой и носителем собственной точки зрения.

Жанровая природа книги. Важнейшие исторические события и лица в романе.

Роман «Тихий Дон» по жанровой принадлежности — эпопея, и его типологические особенности свидетельствуют, что их предопределила «память жанра» и традиции русской классики — «Войны и мира» Л.Н. Толстого. Масштабное воссоздание эпохальных в жизни народа событий, глобальный охват исторического времени, подчинение им многочисленных сюжетных линий, раскрытие судеб не только главных героев, их семей, но и больших человеческих коллективов, групп (военных отрядов, повстанцев банды Фомина), значимость образующих «хоровое» начало массовых сцен и так называемых второстепенных, подчас безымянных персонажей (а их в произведении более 700) определяют жанровое своеобразие шолоховского романа — полифонию голосов, несущих свою правду понимания мира. В «Тихом Доне» показан процесс постепенного пробуждения и роста народного сознания, движение масс, определившее дальнейший ход истории.

Исторический процесс предстает в эпосе Шолохова в широком движении масс. Героем романа стал народ. Судьба народа — в центре внимания автора «Тихого Дона», поэтому столь важную роль в романе играют массовые сцены.

В сцене мобилизации Шолохов создает образ народной массы, объединенной общим событием. Важнейшим средством создания этого образа становится коллективный портрет:

На площади серая густела толпа. В рядах лошади, казачья справа, мундиры с разными номерами погонов. На голову выше армейцев-казаков, как гуси голландские среди мелкорослой домашней птицы, похаживали в голубых фуражках атаманцы. <…> Пьяные, разгоряченные лица.

Однако казачья масса, хотя она и названа толпой, не кажется Шолохову однородной и безликой, она состоит из индивидуальных человеческих характеров, поэтому с коллективным портретом соседствуют детали портретов отдельных персонажей, в том числе и эпизодических (хмурый и озабоченный военный пристав, здоровенный черный атаманец, низкорослая казачка с подсолнуховой лузгой в распатлаченных космах, вахмистр в рыжей оправе бороды и др.). Эти визуальные образы, нередко образующие целые полотна, играют важную роль в поэтике массовых сцен в романе Шолохова.

В массовых сценах жизнь казачества предстает в бесконечном многообразии красок, и неслучайно разговоры о войне перемежаются репликами бытового характера, серьезными и комическими. Следует также заметить, что в этом эпизоде, как и в большинстве массовых сцен, писатель раскрывает не только настроение казаков в данный момент. За разнообразными, подчас не связанными между собой репликами многоголосого диалога встают исторические судьбы казачества, его традиции и жизненный уклад. Здесь и вековая ненависть к иногородним («Я их, мужиков, в кррровь! Знай донского казака!»), и участие казаков в подавлении революции («Я, браток, в тысячу девятьсот пятом годе на усмирении был. То-то смеху!»), и нежелание вновь оказаться в рядах усмирителей («Полиция пущай, а нам, кубыть, и совестно»).

Массовые сцены даны в романе не изолированно, их ритмическое чередование с повествованием об отдельных судьбах придает изображаемым событиям удивительную объемность, стереоскопичность. В задачу автора входит изображение трагического в революции и гражданской войне, противоречий героев и самой жизни. Шолохов совмещает биографии с историей, батальные сцены — с бытовыми, движение масс с индивидуальной психологией. Он показывает, как социальные катаклизмы влияют на судьбы людей, как политическая борьба ведет к счастью или краху.

Сочетание массовых сцен, в которых дается коллективный портрет определенного социального слоя, группы в тот или иной конкретный исторический период, с изображением судеб отдельных людей, с социально-историческими экскурсами, величавыми картинами природы, насыщенными философским содержанием, определяет своеобразие эпической структуры «Тихого Дона». При этом массовые сцены, множество второстепенных и эпизодических персонажей, исторические и военно-политические отступления не заслоняют судеб главных действующих лиц. Тщательно выписанные образы Григория Мелехова, Аксиньи, Натальи, Пантелея Прокофьевича, Ильиничны, Кошевого выдвинуты на первый план; ведущие характеры помогают осмыслению всей сложности и противоречивости исторического развития и поразительно емки по содержанию.

Исторически значительные события, которые дают возможность писателю раскрыть закономерности общественного развития, являются сюжетными и композиционными узлами произведения. Исторический процесс предстает в эпопее Шолохова в живом движении масс, в накале жестокой борьбы. «Мысль народная» составляет основу авторской позиции. С помощью массовых сцен в романе выражено многообразие точек зрения, согласие и несогласие с происходящим, философские раздумья над судьбами казачества и всего русского народа.

Трагедии героев разворачиваются на фоне переломных для нашей страны событий – старый мир до основания разрушен революцией, ему на смену идет новая социальная система. Все это и обусловило качественно новое решение таких «вечных» вопросов, как человек и история, война и мир, личность и массы.

В начале повествования автор знакомит читателя с главой семьи – Пантелеем Прокофьевичем: «Под уклон сползавших годов закряжистел Пантелей Прокофьевич: раздался в ширину, чуть ссутулился, но все же выглядел старичком складным. Был сух в кости, хром (в молодости на императорском смотру на скачках сломал ногу), носил в левом ухе серебряную полумесяцем серьгу, до старости не слиняли на нем вороной масти борода и волосы, в гневе доходил до беспамятства…» Пантелей Прокофьевич – истинный казак, воспитанный на традициях доблести и чести. На этих же традициях он воспитывал своих детей, проявляя порой черты крутого характера. Глава семейства Мелеховых не терпит непокорности, но в душе добрый и чувствительный. Он умелый и трудолюбивый хозяин, умеет рачительно вести хозяйство, сам работает от зари до зари. На него, а еще в большей мере на его сына Григория, ложится отсвет благородной и гордой натуры деда Прокофия, бросившего некогда вызов патриархальным нравам хутора Татарского.

Несмотря на внутрисемейный раскол, Пантелей Прокофьевич старается соединить в одно целое куски старого быта, хотя бы ради внуков и детей. Не раз он самовольно покидает фронт и возвращается домой, к родной земле, которая была для него основой жизни. С необъяснимой силой манила она его к себе, как манила и всех казаков, уставших от напряженной и бессмысленной войны. Пантелей Прокофьевич умирает на чужбине, вдали от родного дома, которому отдал все свои силы и бесконечную любовь, и в этом трагедия человека, у которого время отняло самое дорогое – семью и кров.

Такую же всепоглощающую любовь к родному дому отец передал своим сыновьям. Старший, уже женатый сын его Петро напоминал мать: большой, курносый, в буйной повители пшеничного цвета волос, кареглазый, а младший, Григорий, пошел в отца – «так же сутулился Григорий, как и отец, даже в улыбке было у обоих общее, звероватое». Григорий, как и его отец, любит свой дом, где Пантелей Прокофьевич заставлял его выхаживать коня, любит свой клин земли за хутором, который он пахал своими руками.

С большим мастерством М. Шолохов изобразил сложный характер Григория Мелехова – цельной, сильной и честной личности. Он никогда не искал собственной выгоды, не поддавался соблазну наживы и карьеры. Заблуждаясь, Григорий немало пролил крови тех, кто утверждал новую жизнь на земле. Но он осознал свою вину, стремился искупить ее честной и верной службой новой власти.

Путь героя к истине тернист и сложен. В начале эпопеи это восемнадцатилетний парень – веселый, сильный, красивый. Автор всесторонне раскрывает образ главного героя – тут и кодекс казачьей чести, и напряженный крестьянский труд, и удальство в народных игрищах и гуляньях, и приобщение к богатому казачьему фольклору, и чувство первой любви. Из поколения в поколение воспитываемые смелость и отвага, благородство и великодушие по отношению к врагам, презрение к малодушию и трусости определяли поведение Григория во всех жизненных обстоятельствах. В тревожные дни революционных событий он совершает немало ошибок. Но на пути поисков истины казак порой не в силах постичь железную логику революции, ее внутренние закономерности.

Григорий Мелехов – гордая, вольнолюбивая личность и вместе с тем философ-правдоискатель. Для него величие и неотвратимость революции должны быть выявлены и доказаны всем последующим ходом жизни. Мелехов мечтает о таком строе жизни, при котором человеку воздавалось бы мерой его ума, труда и таланта.

Женщины семьи Мелеховых – Ильинична, Дуняшка, Наталья и Дарья – совершенно разные, но их объединяет возвышенная нравственная красота. Образ старой Ильиничны олицетворяет трудную долю женщины-казачки, ее высокие нравственные качества. Жена Пантелея Мелехова – Василиса Ильинична – коренная казачка Верхнедонского края. Несладкая на ее долю выпала жизнь. Именно она больше всего страдала от вспыльчивого характера мужа, но терпение и выдержка помогли ей сохранить семью. Она рано постарела, страдала болезнями, но несмотря на это оставалась заботливой, энергичной хозяйкой.

Высокой лиричности исполнен образ Натальи – женщины высокой нравственной чистоты и чувства. Сильная характером, Наталья долго мирилась с положением нелюбимой жены и еще надеялась на лучшую долю. Она проклинает и любит Григория бесконечно. Пусть ненадолго, она все же обрела свое женское счастье. Благодаря терпению и вере, Наталье удалось восстановить семью, вернуть согласие и любовь. Она родила двойню: сына и дочь, и оказалась столь же любящей, преданной и заботливой матерью, какой была женой. Эта прекрасная женщина является воплощением драматической судьбы сильной, красивой, беззаветно любящей натуры, готовой ради высокого чувства пожертвовать всем, даже собственной жизнью. Сила духа и покоряющая нравственная чистота Натальи с невиданной глубиной раскрываются в последние дни ее жизни. Несмотря на все зло, которое ей причинил Григорий, она находит в себе силы простить его.

Ярким представителем семьи является Дуняшка. Природа наделила ее таким же горячим и твердым характером, как и Григория. И это особенно ярко проявилось в ее стремлении любой ценой отстоять свое счастье. Несмотря на недовольство и угрозы близких, она со свойственным ей упорством отстаивает свое право на любовь. Даже Ильинична, для которой Кошевой навсегда остался «душегубом», убийцей ее сына, понимает, что ничто не изменит отношения дочери к Михаилу. И если она полюбила его, то уже ничто не вырвет этого чувства из ее сердца, как ничто не смогло изменить чувства Григория к Аксинье.

Важнейшие вехи жизненной судьбы Григория Мелехова.

При создании романа Шолохов стремился найти художественное выражение исторической правды. В поисках этой правды и совершают суровый жизненный путь его герои.

Главный герой романа «Тихий Дон» – Григорий Мелехов – фигура столь же выразительная, сколь и противоречивая. Частная жизнь этого героя и есть сама история. Так, его жизнь – метания между несколькими правдами, переходы из красного лагеря к белым и обратно – повторяет метания Донского казачества, являясь частью живой истории. Даже его личное чувство – любовь к замужней Аксинье – выражает своеволие, исконную черту казака, вступающую в конфликт с устоями той же казацкой морали.

Возвращение Мелехова домой, где остались лишь его сестра Дуняшка, которая вышла замуж за большевика Мишку Кошевого, сын Мишатка и дочь Полюшка. Мелехов, который уже устал от бесконечной войны, стремится к тихой и спокойной семейной жизни. Он планирует жить вместе с Аксиньей и детьми.
Однако «красные» преследуют Григория, так как он имел офицерский чин и долгое время воевал против большевиков. Григорию приходится податься в бега. Оказавшись в «банде» Фомина, Мелехов думает о побеге. Главный герой возвращается домой, чтобы вместе с Аксиньей бежать на Кубань.
По дороге Аксинья получает ранение и погибает.
Григорий возвращается домой, где узнает, что дочь Полюшка умерла от болезни.
В финале произведения центральный персонаж оказывается без любимых женщин, без родителей и брата, с одним сыном на руках.
Демонстрируя такое тесное сплетение личной и гражданской жизни Григория Мелехова, М.А. Шолохов показывает, что начавшаяся Гражданская война повлияла на судьбы всех людей того времени. Гражданская война отняла у Мелехова почти всех родных и близких людей. Его судьба была тяжела и по-настоящему трагична.

Любовная линия в романе. Особенности психологизма.

Любовная линия в романе показана на примере отношений Григория Мелехова с Натальей и Аксиньей. Можно сказать, что в произведении возникает классический любовный треугольник, ни один из участников которого не обретает личного счастья. Две женщины оказывают огромное влияние на Григория Мелехова по мере повествования. Метания главного героя между ними занимают одно из важнейших мест во всём произведении. Наталья и Аксинья выражают собой кардинально противоположные системы взглядов.

Аксинья прожила тяжёлую жизнь. Она всеми силами пытается обрести своё счастье, и в самом начале романа находит его в Гришке. Героиня всецело отдаётся любви, и в своей страсти она неумолима и эгоистична. Разрушить семью, унизить Наталью, опозорить мужа — она готова пойти на всё, лишь бы Григорий остался с ней. Аксинья символизирует собой страстное начало любви, именно её эмоциональность, чувственность и жажда свободы вопреки патриархальным нравам казаков и привлекли к ней избранника. Но, живя исключительно эмоциями, она, получив ложную информацию о смерти любимого, изменяет ему с молодым дворянином Листницким.

Наталья же представляет собой многовековой казачий жизненный уклад. Она искренне любит своего мужа, но Гришка не может ответить ей тем же. Героиня пытается стойко пережить побег мужа, но в итоге идёт к Аксинье, умоляя её вернуть мужчину, а потом и вовсе неудачно пытается убить себя.

Казалось бы, Аксинья одержала победу, но после её измены, Григорий возвращается к законной жене, которая принимает и прощает его. Именно в этот период Наталья раскрывает свою истинную красоту. Она является воплощением семьи в романе, и пускай она не может сравниться с Аксиньей, Григорий и Наталья образуют крепкую семью, заводят детей и живут по-настоящему счастливой жизнью.

Однако их счастье недолговечно. Начинается гражданская война. Григорий, ежечасно рискуя жизнью на передовой, снова изменяет жене с Аксиньей. Повторного предательства Наталья не выдерживает, проклинает мужа, делает аборт и вскоре умирает.

Аксинья и Наталья представляют собой две противоположные концепции любви-умопомрачительная непреодолимая страсть и скромное, тихое семейное счастье. Характерно, что Мелехов в итоге теряет как Наталью, так и Аксинью, что напоминает нам о том, через какие испытания проходят люди во время переломных моментов истории.

Психологизм. Шолоховское мастерство психолога сказалось в портретных характеристиках героев: у него запоминающиеся зрительные образы. В портрете героя Шолохова занимают не только выразительность, характерность внешнего облика, но и темперамент человека, настроение данной минуты.

Шолохов всегда сочетает в портрете описание самого чувства, настроения с его внешним выражением. Одним из важнейших принципов портретной живописи Шолохова становится выделение во внешности того устойчивого, характерного, что находит свое соответствие в духовном складе, нравственном облике героя.

«Черные глаза Аксиньи — постоянная, внешне запоминающаяся примета ее облика. Но глаза ее никогда не изображаются только в «цвете». Они то «горят исступленным огнем страсти и любви к Григорию», то «присыпаны пеплом страха».

У Мелеховых фамильные черты выявлены в портретных деталях. У Григория — вислый коршунячий нос, в чуть косых прорезях подсиненные миндалины горячих глаз. Портрет дан всегда в динамике. Писатель рассредоточивает портретные детали, закрепляя некоторые черты внешнего облика, дополняя и оттеняя их, чтобы показать тс изменения во внешности и в духовном мире, которые произошли под воздействием времени и событий жизни.

Характеры Аксиньи и Натальи противопоставлены и раскрываются автором в переломные моменты жизни героинь.

Писатель сопоставляет внутреннюю жизнь Аксиньи и Натальи с природными явлениями (эти сопоставления вызваны самим характером соответствия между природными процессами и сложными переживаниями и мыслями персонажей), и идеальное (духовное), «материализуясь», воспринимается как зримо-предметное, ощутимое, пластичное. Писатель сравнивает любовь Аксиньи, ее жизнь — и снежный обвал или ее жизнь — и вытоптанное табуном поле пшеницы. Так и с Аксиньей. На вызревшее в золотом цветенье чувство наступил Гришка тяжелым «сыромятным чириком, испепелил, испоганил». «Гроза» в душе Натальи — и гроза в природе. У Натальи первый срыв: муж живет с соперницей, от людей нет помощи, и она обращается к стихиям природы, к Богу: «— Господи! Всю душеньку мою он вымотал! Нету больше силы так жить! Господи, накажи его, проклятого! Срази его там насмерть! Чтоб больше не жил он, не мучил меня!…»

Раскрывая психологическое состояние в его динамике, Шолохов, как правило, завершает описание авторским выводом в форме сравнения, взятого из мира природы. Когда чувство Аксиньи к Григорию только зарождалось, она «не желала этого, сопротивлялась всеми силами». Но ее любовь сильнее доводов разума. Описание завершается сравнением в форме авторского комментария-вывода: «Пугало это повое заполнявшее всю ее чувство, и в мыслях шла ощупью, осторожно, как через Дон по мартовскому ноздреватому льду»

Шолоховские пейзажи открывали эстетическое и эмоциональное богатство донской природы. В описании природы уделено внимание цвету, звукам, температурным ощущениям, что помогает писателю создать пластически осязательные образы. Критика насчитывает в «Тихом Доне» около 250 описаний природы.

В поэтике пейзажей широко использована фольклорная символика. Для поэтики пейзажей, связанных с судьбой главных героев, характерен темный, черный цвет, свидетельствующий о печали, утратах. Это образы черной тучи, черной тишины, черной полыни, темного леса, черной, выжженной палами степи, черного неба и черного диска солнца.

Драматизм судьбы Григория Мелехова.

Истоки драматизма судьбы Григория Мелехова произрастают от того, что по природе добрый, отзывчивый и влюбленный во все живое человек вынужден выживать в суровых условиях постоянных войн и потрясений. Человеколюбие и свобода духа героя не позволяют ему смириться с теми разочарованиями, которые он видит на войне – с кровопролитием, неоправданной жестокостью, разрушенными судьбами. Он страдает оттого, что находится на грани двух начал, он отрицает идеологию обоих. Судя по поступкам, мыслям, переживаниям Григория Мелехова, мы видим, что он довольно часто ищет мирные пути разрешения жизненных противоречий, не хочет отвечать жестокостью на жестокость: приказывает отпустить пленного казака, освободить арестованных из тюрьмы, бросается спасать коммунистов Котлярова и Кошевого. Междоусобицы измотали его. Но человеческое в нем не угасло. Вот он на один день пришел в родной дом, взял на руки детей… Как пахнут волосы у этих детишек! Солнцем, травой и еще чем-то родным. На глаза Григория наворачиваются слезы. Он хочет остаться с близкими, жить в любви и мире. Но вместо этого – кровь, страдания, ненависть людей.

Л.Якименко писал: «Если в центре «Тихого Дона» и стоит Григорий Мелехов, то подлинным его героем является революционный народ». Л. Якименко в своих исследованиях о «Тихом Доне» поддержал концепцию отщепенства, которую выдвигала ранняя критика.

Н.Маслин в своей книге «Роман Шолохова», изданной АН СССР в 1963 году. Писал, что Григорий Мелехов – не отщепенец, а жертва заблуждения: «Со всех сторон, при любом переплетении общего и личного в герое, для всех этапов его жизненного пути, до финала включительно, его драма есть драма заблуждения».

В критике драматизм Мелехова рассматривается с позиций двух концепций.

Концепция «отщепенства»: социальная неустойчивость, колебания – это то, что отрывает Григория от народа, делает его отщепенцем.

Концепция исторического заблуждения: социальная неустойчивость, колебания–  это  то,  что  не  «отщепляет»  Мелехова от массы, а является общим у него с ней, – то, что его с этой массой объединяет. Григорий колеблется, как и все казаки, как все крестьяне.

Я считаю, что Григорий Мелехов – не является «Отщепенцем» или жертвой исторического заблуждения. Мне кажется, что он относится к тем людям, которые так хорошо и полно были описаны в литературе серебряного века, – к искателям правды, для которых поиск собственной правды становится смыслом всей жизни.

Григорий стоит на границе «белые-красные»: «От белых отбился, к красным не пристал». Белые не устраивают его своей чрезмерной «интеллигентностью», оторванность от народа: Григорий – «сын хлебороба, безграмотный казак». Постоянное недоверие и контроль ощущал герой и со стороны красных, ведь цели революционеров и казаков не совсем совпадали: казачеству не нужно было бороться за землю. В результате главный герой находится «на грани двух начал», впитывая в себя все лучшее, что было у двух общественно-политических сил.

Есть ли будущее у Григория Мелехова?

Критик Бритиков был склонен считать, что Шолохов не однозначен в оценке своего героя, что он не выносит ему приговора. Сам же Шолохов отметил, что для писателя очень важно передать движение души человека «Я хотел рассказать об этом очаровании человека в Григории Мелехове».

Таким образом, для автора Мелехов – это народ, который находился на перепутье, в состоянии отчаяния и усталости от военных потрясений. Если у народа есть будущее, то у и Мелехова оно тоже есть. Но это будущее заключается уже не в нем самом, а в его сыне – продолжателе и наследнике.

Критики же считают, что скитания и мучения шолоховского героя, его “хождение по мукам” подводятк мысли о том, что справедливые, гуманные призывы коммунистов к борьбе за счастье всего народа в конечном итоге свелись к истреблению этого самого народа, к борьбе за власть и установлению диктатуры.

Литературовед К. Прийма пишет: «Дальнейшая судьба его неизвестна, но его разоружение, переход Дона и вступление на наш берег до амнистии соответствует правде образа, логике характера Григория и символизирует закономерное снятие противоречий между им самим и действительностью…».Таким образом, с точки зрения критики у Мелехова в сложившихся исторических обстоятельствах теплится надежда на будущее.

 Финал романа Шолохов оставляет открытым, но подобная концовка не снижает трагизма его судьбы, его обреченности перед будущим.Мелехов морально истощен, пал духом, смирился со своей судьбой, но сын – это его слабая надежда на счастливое будущее. А слаба и маловероятна эта надежда, по моему мнению, потому, что в финале главный герой совершает роковую ошибку – он топит винтовку в реке. А у большевиков было правило: если ты пришел с повинной и сдал винтовку в сельсовет, то получишь амнистию. Но винтовку он не сможет сдать – значит, навсегда останется подозреваемым. Если бы не эта ошибка, то у казака с такими высокими заслугами, как у Мелехова, были бы шансы жить спокойно и счастливо.

Когда и кем был написан роман «Тихий Дон» — рукопись белогвардейца Федора Крюкова или самостоятельное произведение Шолохова?

Рукопись, найденная в сумке

Сомнения, связанные с авторством «Тихого Дона», начались практически сразу же после написания первого тома, после первых журнальных публикаций. Писатели и критики были в недоумении – мог ли двадцатидвухлетний автор, причем не получивший приличного образования, что называется, от сохи, создать настолько полную, реалистичную, всеобъемлющую картину жизни донского казачества? Современником описываемых событий Шолохов объективно не являлся – в те времена он был еще маленьким ребенком; соответственно, чтобы написать роман, охватывающий пласты жизни разных слоев российского общества, ему бы пришлось, подобно Пушкину и Толстому, не покладая рук работать с историческими архивами; между тем, не было никаких свидетельств того, что Шолохов проводил долгие часы в библиотеках.

В 1928 году пошел слух о том, что рукопись романа была украдена из полевой сумки убитого белогвардейца Федора Крюкова. Поговаривали, что после публикации начала романа объявилась старенькая мама этого Крюкова с требованием издать книгу с именем подлинного автора на обложке.

Экспертное мнение

В 1929 году была организована комиссия литераторов, среди которых были Фадеев и Серафимович. Шолохова обязали представить в редакцию газеты «Правда» рукописи первых трех книг романа и примерный план четвертой. Эксперты провели расследование, сравнили стиль письма с «Донскими рассказами» Шолохова – и сделали вывод: их писал один человек, а именно – Михаил Шолохов.

Однако многие продолжали сомневаться в авторстве Шолохова. Роман в разное время приписывали самым разным людям – и самому Серафимовичу, входившему в состав комиссии по делу Шолохова, и даже… Николаю Гумилеву.

В 1999 году были заново обнаружены утерянные рукописи первых двух книг романа – тех самых, которые Шолохов предъявлял комиссии. Графологическая экспертиза показала: рукопись действительно написана рукой Шолохова.

Вот только – написана или переписана с оригинала?

Путаница с историческими фактами

Из текста романа мы узнаем, что Григорий Мелехов, как и другие казаки из его хутора, сражался во время Первой мировой в Галиции. Однако параллельно с галицийской линией в романе периодически возникает прусская – с недвусмысленными упоминаниями того, что Мелехов и там ухитрился повоевать. И это при том, что казачьи полки Верхнедонского округа, к которому принадлежит станица Вешенская, в Восточной Пруссии не воевали!

Откуда такая мешанина? Скорее всего – из механического соединения двух версий романа. В Пруссии, как известно, сражались казаки Усть-Медведицкого округа, откуда родом был Федор Крюков – тот самый казак-белогвардеец, из сумки которого возможно была вытащена рукопись. Если предположить, что Шолохов использовал рукопись Крюкова как основу для «Тихого Дона», то его можно считать соавтором Крюкова – но никак не единоличным автором романа.

Аргументы против

Израильский литературовед Зеев Бра-Селла утверждает, что не существует ни единого аргумента, подтверждающего, что Шолохов действительно является автором романа, за который ему дали Нобелевскую премию. Однако аргументов против он видит множество. Так, он утверждает, что рукопись романа – несомненная фальшивка, причем абсолютно ясно, для каких целей она была изготовлена. В рукописи отмечены экспертами места, свидетельствующие о том, что человек, переписывавший ее от руки (то есть сам Шолохов), иногда абсолютно не понимал написанного: вместо слова «эмоции» с рукописи – «эллюции», вместо «Назарет» – «лазарет». Бра-Селла также утверждает, что и «Донские рассказы» не были созданы Шолоховым – они разные по стилистическим признакам и явно принадлежат перу разных людей; да и по поводу авторства «Поднятой целины» есть серьезные сомнения – там есть целые куски текста, удивительно напоминающие прозу Андрея Платонова.

Кроме того, очевидно, что «Тихий Дон» написан человеком, получившим неплохое образование, – текст романа кишит аллюзиями на Пушкина, Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Бунина, Блока, Мережковского и даже Эдгара По. Трудно предположить, что самородок из казаков имел в юношестве доступ к подобной литературе.

Так что современные литературоведы до сих пор ломают голову, кто же причастен к появлению на свет великого романа.