Неуютная жидкая лунность как пишется

Неуютная жидкая лунность
И тоска бесконечных равнин, —
Вот что видел я в резвую юность,
Что, любя, проклинал не один.

По дорогам усохшие вербы
И тележная песня колес…
Ни за что не хотел я теперь бы,
Чтоб мне слушать ее привелось.

Равнодушен я стал к лачугам,
И очажный огонь мне не мил.
Даже яблонь весеннюю вьюгу
Я за бедность полей разлюбил.

Мне теперь по душе иное…
И в чахоточном свете луны
Через каменное и стальное
Вижу мощь я родной стороны.

Полевая Россия! Довольно
Волочиться сохой по полям!
Нищету твою видеть больно
И березам и тополям.

Я не знаю, что будет со мною…
Может, в новую жизнь не гожусь,
Но и все же хочу я стальною
Видеть бедную, нищую Русь.

И, внимая моторному лаю
В сонме вьюг, в сонме бурь и гроз,
Ни за что я теперь не желаю
Слушать песню тележных колес.

Неуютная жидкая лунность
И тоска бесконечных равнин,-
Вот что видел я в резвую юность,
Что, любя, проклинал не один.

По дорогам усохшие вербы
И тележная песня колес…
Ни за что не хотел я теперь бы,
Чтоб мне слушать ее привелось.

Равнодушен я стал к лачугам,
И очажный огонь мне не мил,
Даже яблонь весеннюю вьюгу
Я за бедность полей разлюбил.

Мне теперь по душе иное.
И в чахоточном свете луны
Через каменное и стальное
Вижу мощь я родной стороны.

Полевая Россия! Довольно
Волочиться сохой по полям!
Нищету твою видеть больно
И березам и тополям.

Я не знаю, что будет со мною…
Может, в новую жизнь не гожусь,
Но и все же хочу я стальною
Видеть бедную, нищую Русь.

И, внимая моторному лаю
В сонме вьюг, в сонме бурь и гроз,
Ни за что я теперь не желаю
Слушать песню тележных колес.

Анализ стихотворения «Неуютная жидкая лунность» Есенина

Размышления о советской деревне – основная тема стихотворения Сергея Александровича Есенина «Неуютная жидкая лунность». Впервые опубликованное в «Бакинском рабочем», это произведение – очередное прощание поэта со старой Русью.

Стихотворение написано весной 1925 года. Его автору в эту пору 30 года, он путешествует по Грузии, Узбекистану, Азербайджану. В городе Баку он заболел, как поспешно определили врачи, туберкулезом. Однако окончательный диагноз оказался не таким серьезным. По жанру – элегия, по размеру – трехстопный анапест с перекрестной рифмой, 7 строф. Лирический герой – сам автор. Композицию можно считать кольцевой: рефрен «тележная песня колес» есть и в начале стихотворения, и в его финале. «Любя, проклинал»: это сложное чувство побудило поэта в 17 лет «вырваться» из села. Равнодушен, не мил, разлюбил: так отзывается поэт о стране березового ситца. Ему «видеть больно» бедность крестьянства. После поездки в США поэт писал о том, что «разлюбил нищую Русь».

Обращение с призывом в повелительном наклонении: полевая Россия! Довольно волочиться сохой по полям! Поэт хотел бы видеть крестьянина гордым, свободным, богатым. В «каменном и стальном» видит он залог будущей мощи «родной стороны». Дальше начинается противоречие: мне теперь по душе иное. Но разве в производственном искусстве есть место для души? «В новую жизнь не гожусь»: мотив неприкаянности часто звучит в поздних стихах С. Есенина. Индивидуально-авторские эпитеты, своей уничижительностью напоминающие стилистику В. Маяковского: неуютная жидкая, тоска бесконечных, усохшие, чахоточном. Сама природа тускнеет в глазах поэта, стыдится соседства с сохой, негодуют даже березы и тополя. Вековой, патриархальный уклад стал смешным для прогресса начала XX века. Но для торжества техники он подбирает двусмысленный эпитет «моторный лай». В глубине души С. Есенин, как и годом ранее в «Письме женщине», все еще не знает, «куда несет нас рок событий». Повторы: в сонме вьюг, в сонме бурь, ни за что. Последняя строфа похожа почти на заклинание. Поэт словно уговаривает сам себя, что «стальная Русь» — вот ближайшая цель, а дальше разберемся. «Неуютным» можно назвать и чувство, которое С. Есенин теперь испытывает, наездами появляясь в родном селе. Инверсия: вижу мощь я, видел я.

Из путешествия в Америку 1922 года С. Есенин вернулся под впечатлением от мощи «железа, электричества, гранита». Однако производственный пафос быстро сменился душевным разладом, что отражено в стихотворении «Неуютная жидкая лунность».

• Следующий стих → Сергей Есенин — Алый мрак в небесной черни
• Предыдущий стих → Сергей Есенин — Несказанное, синее, нежное

«Неуютная жидкая лунность…» Сергей Есенин

поэзии Неуютная жидкая лунность
И тоска бесконечных равнин, —
Вот что видел я в резвую юность,
Что, любя, проклинал не один.

По дорогам усохшие вербы
И тележная песня колес…
Ни за что не хотел я теперь бы,
Чтоб мне слушать ее привелось.

Равнодушен я стал к лачугам,
И очажный огонь мне не мил,
Даже яблонь весеннюю вьюгу
Я за бедность полей разлюбил.

Мне теперь по душе иное.
И в чахоточном свете луны
Через каменное и стальное
Вижу мощь я родной стороны.

Полевая Россия! Довольно
Волочиться сохой по полям!
Нищету твою видеть больно
И березам и тополям.

Я не знаю, что будет со мною…
Может, в новую жизнь не гожусь,
Но и все же хочу я стальною
Видеть бедную, нищую Русь.

И, внимая моторному лаю
В сонме вьюг, в сонме бурь и гроз,
Ни за что я теперь не желаю
Слушать песню тележных колес.

Анализ стихотворения Есенина «Неуютная жидкая лунность…»

Сергей Есенин по праву считается поэтом русского села, так как именно его он воспевает во многих своих произведениях. Однако в последние годы жизни его творчество кардинально изменилось, и связано это было с тем, что Есенин не видел для себя места в новом мире, который казался ему чужим и неприветливым.

Поэт очень рано покинул свою малую родину, село Константиново, в котором прошло его детство. Позже, уже став достаточно знаменитым, он несколько раз возвращался домой, и все время ловил себя на мысли, что спокойная и размеренная сельская жизнь осталась в далеком прошлом. И это неудивительно, так как после революции повсеместно стали создаваться колхозы, на полях появилась первая техника, а сами крестьяне по вечерам вместо народных русских песен разучивали марши на стихи новоявленных поэтов, проповедующих социалистические идеи.

Однако программа развития села, принятая партией, оказалась утопической. Крепкие крестьянские хозяйства раскулачивались и приходили в упадок, а колхозы не в состоянии были обеспечить страну продовольствием в требуемом количестве. Более того, многие поля попросту не возделывались, и это настолько угнетало Есенина, что у него уже не было никакого желания воспевать красоты родного края. В 1925 году он написал стихотворение «Неуютная жидкая лунность…», в котором высказал все, что наболело. Однако поэт понимал, что «тележная песня колес», к которой он привык с самого детства, теперь уже является пережитком прошлого
. Будучи патриотом своей родины, поэт хотел, чтобы Россия стала по-настоящему сильной и свободной державой. Есенин отмечает, что «равнодушен я стал к лачугам, и очажный огонь мне мал», подчеркивая тем самым, что цивилизация должна придти не только в города, но и в села, где крестьяне все еще убирают урожай при помощи серпа.

Вместе с тем, поэт понимает, что это именно бедность крестьян является одним из сдерживающих факторов развития не только сельского хозяйства, но и всей страны. К этому моменту Россия все еще остается аграрной державой со слабо развитым промышленным производством. Но в погоне за достижениями в промышленной сфере уже никто не обращает внимания на то, что именно село в первую очередь нуждается в модернизации. «Полевая Россия! Довольно волочиться сохой по полям!», — призывает поэт, считая, что только за счет хороших урожаев страна может избавиться от голода и нищеты.

Сам Есенин убежден, что его роль в становлении нового общества незначительна, так как даже очень яркий литературный талант при отсутствии желания петь дифирамбы новой власти никогда не будет востребован
. Более того, поэт считает, что именно творчество превратило его в изгоя, на родине отныне вынужден чувствовать себя, как в гостях. Но при всем этом Есенин остается истинным патриотом, для которого процветание России является самой большой отрадой. Поэт отмечает, что хочет «стальною видеть бедную, нищую Русь», надеясь на то, что революция, как бы лично он к ней ни относился, все же позволит крестьянам стать полноправными и рачительными хозяевами земли. Но тот факт, что села по-прежнему приходят в упадок, и потомственные пахари уезжают в город в поисках лучшей доли, не прибавляет Есенину радости. Впрочем, он никого не винит, так как в свое время сам продела путь из Константиново в Москву только ради того, чтобы достичь в жизни чего-то большего. Однако, по мнению поэта, облегчение крестьянского труда при помощи современной техники могло бы кардинально изменить положение дел. Будущее – за умными машинами, которые Есенин в огромном количестве видел за границей, тайно завидуя французским и американским фермерам, которые не изнуряют себя тяжелым физическим трудом. Поэтому свое стихотворение поэт заканчивает строчкой: «Ни за что я теперь не желаю слушать песню тележных колес».

Неуютная жидкая лунность
И тоска бесконечных равнин,-
Вот что видел я в резвую юность,
Что, любя, проклинал не один.

По дорогам усохшие вербы
И тележная песня колес…
Ни за что не хотел я теперь бы,
Чтоб мне слушать ее привелось.

Равнодушен я стал к лачугам,
И очажный огонь мне не мил,
Даже яблонь весеннюю вьюгу
Я за бедность полей разлюбил.

Мне теперь по душе иное.
И в чахоточном свете луны
Через каменное и стальное
Вижу мощь я родной стороны.

Полевая Россия! Довольно
Волочиться сохой по полям!
Нищету твою видеть больно
И березам и тополям.

Я не знаю, что будет со мною…
Может, в новую жизнь не гожусь,
Но и все же хочу я стальною
Видеть бедную, нищую Русь.

И, внимая моторному лаю
В сонме вьюг, в сонме бурь и гроз,
Ни за что я теперь не желаю
Слушать песню тележных колес.

Анализ стихотворения «Неуютная жидкая лунность» Есенина

Размышления о советской деревне – основная тема стихотворения Сергея Александровича Есенина «Неуютная жидкая лунность». Впервые опубликованное в «Бакинском рабочем», это произведение – очередное прощание поэта со старой Русью.

Стихотворение написано весной 1925 года. Его автору в эту пору 24 года, он путешествует по Грузии, Узбекистану, Азербайджану. В городе Баку он заболел, как поспешно определили врачи, туберкулезом. Однако окончательный диагноз оказался не таким серьезным. По жанру – элегия, по размеру – трехстопный анапест с перекрестной рифмой, 7 строф. Лирический герой – сам автор. Композицию можно считать кольцевой: рефрен «тележная песня колес» есть и в начале стихотворения, и в его финале. «Любя, проклинал»: это сложное чувство побудило поэта в 17 лет «вырваться» из села. Равнодушен, не мил, разлюбил: так отзывается поэт о стране березового ситца. Ему «видеть больно» бедность крестьянства. После поездки в США поэт писал о том, что «разлюбил нищую Русь».

Обращение с призывом в повелительном наклонении: полевая Россия! Довольно волочиться сохой по полям! Поэт хотел бы видеть крестьянина гордым, свободным, богатым. В «каменном и стальном» видит он залог будущей мощи «родной стороны». Дальше начинается противоречие: мне теперь по душе иное. Но разве в производственном искусстве есть место для души? «В новую жизнь не гожусь»: мотив неприкаянности часто звучит в поздних стихах С. Есенина. Индивидуально-авторские эпитеты, своей уничижительностью напоминающие стилистику В. Маяковского: неуютная жидкая, тоска бесконечных, усохшие, чахоточном. Сама природа тускнеет в глазах поэта, стыдится соседства с сохой, негодуют даже березы и тополя. Вековой, патриархальный уклад стал смешным для прогресса начала XX века. Но для торжества техники он подбирает двусмысленный эпитет «моторный лай». В глубине души С. Есенин, как и годом ранее в «Письме женщине», все еще не знает, «куда несет нас рок событий». Повторы: в сонме вьюг, в сонме бурь, ни за что. Последняя строфа похожа почти на заклинание. Поэт словно уговаривает сам себя, что «стальная Русь» — вот ближайшая цель, а дальше разберемся. «Неуютным» можно назвать и чувство, которое С. Есенин теперь испытывает, наездами появляясь в родном селе. Инверсия: вижу мощь я, видел я.

Из путешествия в Америку 1922 года С. Есенин вернулся под впечатлением от мощи «железа, электричества, гранита». Однако производственный пафос быстро сменился душевным разладом, что отражено в стихотворении «Неуютная жидкая лунность».

Читает Н. Першин

Есенин С. А. — «Неуютная жидкая лунность»

Неуютная жидкая лунность
И тоска бесконечных равнин, —
Вот что видел я в резвую юность,
Что, любя, проклинал не один.

По дорогам усохшие вербы
И тележная песня колес…
Ни за что не хотел я теперь бы,
Чтоб мне слушать ее привелось.

Равнодушен я стал к лачугам,
И очажный огонь мне не мил,
Даже яблонь весеннюю вьюгу
Я за бедность полей разлюбил.

Мне теперь по душе иное.
И в чахоточном свете луны
Через каменное и стальное
Вижу мощь я родной стороны.

Полевая Россия! Довольно
Волочиться сохой по полям!
Нищету твою видеть больно
И березам и тополям.

Я не знаю, что будет со мною…
Может, в новую жизнь не гожусь,
Но и все же хочу я стальною
Видеть бедную, нищую Русь.

И, внимая моторному лаю
В сонме вьюг, в сонме бурь и гроз,
Ни за что я теперь не желаю
Слушать песню тележных колес.

Читает Н.Першин

Есенин Сергей Александрович (1895-1925)
Родился Есенин в крестьянской семье. С 1904 по 1912 год учился в Константиновском земском училище и в Спас — Клепиковской школе. За это время им было написано более 30 стихотворений, составлен рукописный сборник “Больные думы” (1912), который он пытался опубликовать в Рязани. Русская деревня, природа средней полосы России, устное народное творчество, а главное — русская классическая литература оказали сильное влияние на формирование юного поэта, направляли его природный талант. Сам Есенин в разное время называл разные источники, питавшие его творчество: песни, частушки, сказки, духовные стихи, “Слово о полку Игореве”, поэзию Лермонтова, Кольцова, Никитина и Надсона. Позднее на него оказывали влияние Блок, Клюев, Белый, Гоголь, Пушкин.
Из писем Есенина 1911 — 1913 годов вырисовывается сложная жизнь поэта. Все это нашло отражение в поэтическом мире его лирики 1910 — 1913 годов, когда им было написано более 60 стихотворений и поэм. Наиболее значительные произведения Есенина, принесшие ему славу одного из лучших поэтов, созданы в 1920 — е годы.
Как всякий великий поэт, Есенин не бездумный певец своих чувств и переживаний, а поэт — философ. Как всякая поэзия, его лирика философична. Философская лирика — это стихи, в которых поэт говорит о вечных проблемах человеческого бытия, ведет поэтический диалог с человеком, природой, землей, Вселенной. Примером полного взаимопроникновения природы и человека может служить стихотворение “Зеленая прическа” (1918). Одно развивается в двух планах: березка — девушка. Читатель так и не узнает, о ком это стихотворение — о березке или о девушке. Потому что человек здесь уподоблен дереву — красавице русского леса, а она — человеку. Березка в русской поэзии — символ красоты, стройности, юности; она светла и целомудренна.
Поэзией природы, мифологией древних славян проникнуты такие стихотворения 1918 года, как “Серебристая дорога…”, “Песни, песни о чем вы кричите?”, “Я покинул родимый дом…”, “Закружилась листва золотая…” и т.д.
Поэзия Есенина последних, самых трагичных лет (1922 — 1925) отмечена стремлением к гармоническому мироощущению. Чаще всего в лирике ощущается глубокое осмысление себя и Вселенной (“Не жалею, не зову, не плачу…”, “Отговорила роща золотая…”, “Мы теперь уходим понемного…” и др.)
Поэма ценностей в поэзии Есенина едина и неделима; в ней все взаимосвязано, все образует единую картину “родины любимой” во всем многообразии ее оттенков. Это и является высшим идеалом поэта.
Уйдя из жизни в 30 лет, Есенин оставил нам чудесное поэтическое наследство, и пока живет земля, Есенину — поэту суждено жить с нами и “воспевать всем существом в поэте шестую часть земли с названьем кратким “Русь”.

Размышляя над стихотворением Есенина «Неуютная жидкая лунность…»

Творчество Сергея Александровича Есенина, неповторимо яркое и глубокое, ныне прочно вошло в нашу литературу. Стихи поэта полны сердечной теплоты и искренности, страстной любви к беспредельным просторам родных полей, «неисчерпаемую печаль» которых умел он так эмоционально передать.

Главная особенность Есенинского творчества – искренность. Поэт изливает в стихах свои самые сокровенные чувства. Каждое стихотворение – частица самого поэта.

Ранние стихи Есенина изобилуют прекрасными картинами русской природы. В них показана неподдельная радость юноши, открывающего новый, удивительный мир.

В стихотворении «Неуютная жидкая лунность…», написанном в двадцать пятом году, поэт лишает природу всякого очарования. В ней появляется что-то застывшее, однообразное. Неужели лирический герой здесь – антипод автора? Нет, скорее всего, взгляды Есенина сильно изменились за такой долгий срок. Ведь нельзя забывать о событии, которое изменило жизнь всего народа, о революции.

Есенин поддерживал революцию семнадцатого года, но «воспринимал ее по-своему, с крестьянским уклоном», «больше стихийно, чем сознательно». Это наложило особый отпечаток на творчество поэта и во многом предопределило его дальнейший путь.

Семнадцатый год не принес даже намека на «крестьянский рай» – «Инонию», который поэт воспел в своих стихах. Есенин начинает проклинать «железного гостя» несущего гибель патриархальному, деревенскому укладу, и оплакивать старую, уходящую, «деревянную Русь». Этим и объясняется противоречивость поэзии Есенина, прошедшего путь от певца патриархальной, обездоленной России до певца России социалистической, России ленинской.

Поездка за границу становится переломом в жизни и творчестве поэта. Вернувшись, он переосмысливает свое отношение к жизни в целом. У него появляется целый ряд стихотворений, в которых он прославляет Россию советскую. Под влиянием этих настроений и создается «Неуютная жидкая лунность…».

С самой первой строки поэт отгораживается от мира прошлого, который для него неразрывно связан с природой, которую он воспевал в течение многих лет. «Лунность» – неологизм, часто используемый Есениным для выделения особых, сверхъестественных красок ночи, – вместе с такими определениями, как «неуютная», «жидкая», создают совершенно иной образ. Новая «лунность» превращается во что-то близкое, осязаемое и отнюдь не привлекательное. То же самое происходит со многими «классическими» образами Есенина. Например, «усохшие вербы», «чахоточный свет луны». В первой половине стихотворения создается настроение некоторого отчуждения, которое передается и читателю. Но ровно посередине идет четверостишье:

Мне теперь по душе иное…

И в чахоточном свете луны

Через каменное и стальное

Вижу мощь я родной стороны

С этих строк начинается гимн прогрессу – «новой жизни». Поэт больше не жалеет об уходящей «деревенской Руси», ведь теперь он «хочет стальною видеть бедную, нищую Русь». Мелодика стиха изменяется. В ней появляется чеканный ритм, выделенный местами аллитерацией:

«Полевая Россия! Довольно

Волочиться сохой по полям!»

Есенин искренне переживал за судьбу России, и это стало отличительной чертой всех произведений поэта. Его стихи стали одной из самых ярких страниц истории русской литературы начала XX века. Отошла в прошлое эпоха Есенина но его поэзия продолжает жить, пробуждая чувство любви к родному краю, к своему отечеству:

Если крикнет рать святая:

«Кинь ты Русь, живи в раю!»

Я скажу: Не надо рая,

Дайте родину мою».

Текст

1925 год (весна).

---

🌜 Весной 1925 года, за полгода с хвостиком до рокового Англетера, 29-летний Сергей Есенин пишет стихотворение «Неуютная жидкая лунность», в котором открывает свое видение современной деревни. Впервые стих опубликован в «Бакинском рабочем», так как в это время поэт колесил по югу России, в том числе по Азербайджану.

Здравствуй, новая деревня

☝ Отношение Есенина к деревни хорошо известно, он любил её до последних дней, до самых сладких сновидений, до истомы ностальгии, именно русское село Константиново называя своей Родиной. Там он вырос, там ощутил свежесть первого поцелуя, там испытал и первые любовные разочарования.

Есенин не был ярым сторонником советской власти, хотя и старался ходить мимо политики. Более всего под конец своей короткой жизни Сергей хотел, чтобы русская деревня стала жить по-новому, чтобы железные кони-трактора заменили плуг, чтобы жизнь крестьянина стала легче и его спина чуть чаще разгибалась.

☝ Сейчас Есенин, который просматривается в образе лирического героя стихотворения, уже не ловит драйв от старой деревни с её лачугами и очагом в закопченной хате. Сейчас он хочет видеть российскую деревню сильно и мощной, сирую кобылку должен заменить трактор, а ручной труд электрические молотилки и иже с ними приспособления для облегчения труда.

Буквально через несколько строк Есенин в одной фразе формулирует свое желание по отношению к России, к её деревне:

☝ Вот он главный посыл стиха – долой соху, подавай нам трактор.

Обычное желание поэта-романтика, желающего видеть деревню процветающей, но не в курсе, как это сделать технически и экономически. Герой произведения от всего сердца желает деревни добра, но не понимает, что вместе с механизаций придет и коллективизация, крестьян лишат своего надела, заберут последнюю корову, всё будет в деревне общее, читай, ничейное.

Анализ литературный

👀 Стих «Неуютная жидкая лунность» написан в жанре элегии, трехстопным анапестом по стихотворному размеру. Рифмовка перекрестная (лунность – равнин – юность – один), где есть женские и мужские рифмы (в мужской ударение на последний слог, в женской на предпоследний).

В роли лирического героя сам автор строк, композиция кольцевая – начинается с неприятия старого образа деревни, им же и заканчивается.

✔ Стихотворение начинается с метафоры:

Неуютная жидкая лунность.

✔ Ещё три метафорических сравнения – это «тележная песня колес», «моторный лай» и «чахоточный свет».

Также в произведении мы видим оксюморон (сочетание противоречий) «любя проклинал» и олицетворения «нищету твою видеть больно и березам, и тополям» и «тоска равнин».  

✔ Эпитеты:

• Усохшие вербы.
• Очажный огонь.
• Резвая юность.
• Родная сторона.

✔ Риторическое обращение «Довольно / Волочиться сохой по полям!»

К инверсиям можно отнести половину строк произведения.

☝ Далеко не всегда Есенин желал изменить старую деревню и заменить в ней соху моторным рокотом трактора, чаще он просто наслаждался красотами русского раздолья. Это видно во многих стихотворениях поэта, например, в стихе «Спит ковыль. Равнина дорогая», где даже смерть видится поэту дорогой на только на родной земле.

---

Читает Расул Давлетов

«Не гляди на меня с упреком…»

 
Не гляди на меня с упреком,
Я презренья к тебе не таю,
Но люблю я твой взор с поволокой
И лукавую кротость твою.

 
 Да, ты кажешься мне распростертой,
И, пожалуй, увидеть я рад,
Как лиса, притворившись мертвой,
Ловит воронов и воронят.

 
 Ну и что же, лови, я не струшу.
Только как бы твой пыл не погас?
На мою охладевшую душу
Натыкались такие не раз.

 
 Не тебя я люблю, дорогая,
Ты лишь отзвук, лишь только тень.
Мне в лице твоем снится другая,
У которой глаза – голубень.

 
 Пусть она и не выглядит кроткой
И, пожалуй, на вид холодна,
Но она величавой походкой
Всколыхнула мне душу до дна.

 
 Вот такую едва ль отуманишь,
И не хочешь пойти, да пойдешь,
Ну а ты даже в сердце не вранишь
Напоенную ласкою ложь.

 
 Но и все же, тебя презирая,
Я смущенно откроюсь навек:
Если б не было ада и рая,
Их бы выдумал сам человек.

1 декабря 1925

«Ты меня не любишь, не жалеешь…»

 
Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив.

 
 Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?

 
 Знаю я – они прошли, как тени,
Не коснувшись твоего огня,
Многим ты садилась на колени,
А теперь сидишь вот у меня.

 
 Пусть твои полузакрыты очи,
И ты думаешь о ком-нибудь другом,
Я ведь сам люблю тебя не очень,
Утопая в дальнем дорогом.

 
 Этот пыл не называй судьбою,
Легкодумна вспыльчивая связь,—
Как случайно встретился с тобою,
Улыбнусь, спокойно разойдясь.

 
 Да и ты пойдешь своей дорогой
Распылять безрадостные дни,
Только нецелованных не трогай,
Только негоревших не мани.

 
 И когда с другим по переулку
Ты пройдешь, болтая про любовь,
Может быть, я выйду на прогулку,
И с тобою встретимся мы вновь.

 
 Отвернув к другому ближе плечи
И немного наклонившись вниз,
Ты мне скажешь тихо: «Добрый вечер…»
Я отвечу: «Добрый вечер, miss».

 
 И ничто души не потревожит,
И ничто ее не бросит в дрожь,—
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.

4 декабря 1925

«Может, поздно, может, слишком рано…»

 
Может, поздно, может, слишком рано,
И о чем не думал много лет,
Походить я стал на Дон-Жуана,
Как заправский ветреный поэт.

 
 Что случилось? Что со мною сталось?
Каждый день я у других колен.
Каждый день к себе теряю жалость,
Не смиряясь с горечью измен.

 
 Я всегда хотел, чтоб сердце меньше
Билось в чувствах нежных и простых,
Что ж ищу в очах я этих женщин
Легкодумных, лживых и пустых?

 
 Удержи меня, мое презренье,
Я всегда отмечен был тобой.
На душе холодное кипенье
И сирени шелест голубой.

 
 На душе – лимонный свет заката,
И все то же слышно сквозь туман,—
За свободу в чувствах есть расплата,
Принимай же вызов, Дон-Жуан!

 
 И, спокойно вызов принимая,
Вижу я, что мне одно и то ж —
Чтить метель за синий цветень мая,
Звать любовью чувственную дрожь.

 
 Так случилось, так со мною сталось,
И с того у многих я колен,
Чтобы вечно счастье улыбалось,
Не смиряясь с горечью измен.

13 декабря 1925

«Я помню, любимая, помню…»

 
Я помню, любимая, помню
Сиянье твоих волос.
Не радостно и не легко мне
Покинуть тебя привелось.

 
 Я помню осенние ночи,
Березовый шорох теней…
Пусть дни тогда были короче,
Луна нам светила длинней.

 
 Я помню, ты мне говорила:
«Пройдут голубые года,
И ты позабудешь, мой милый,
С другою меня навсегда».

 
 Сегодня цветущая липа
Напомнила чувствам опять,
Как нежно тогда я сыпал

 
 Цветы на кудрявую прядь.
И сердце, остыть не готовясь
И грустно другую любя,
Как будто любимую повесть
С другой вспоминает тебя.

<1925>

«Неуютная жидкая лунность…»

 
Неуютная жидкая лунность
И тоска бесконечных равнин—
Вот что видел я в резвую юность,
Что, любя, проклинал не один.

 
 По дорогам усохшие вербы
И тележная песня колес…
Ни за что не хотел я теперь бы
Чтоб мне слушать ее привелось.

 
 Равнодушен я стал к лачугам,
И очажный огонь мне не мил.
Даже яблонь весеннюю вьюгу
Я за бедность полей разлюбил.

 
 Мне теперь по душе иное.
И в чахоточном свете луны
Через каменное и стальное
Вижу мощь я родной стороны.

 
 Полевая Россия! Довольно
Волочиться сохой по полям!
Нищету твою видеть больно
И березам и тополям.

 
 Я не знаю, что будет со мною…
Может, в новую жизнь не гожусь,
Но и все же хочу я стальною
Видеть бедную, нищую Русь.

 
 И, внимая моторному лаю
В сонме вьюг, в сонме бурь и гроз,
Ни за что я теперь не желаю
Слушать песню тележных колес.

1925

«Тихий ветер. Вечер сине-хмурый…»

 
Тихий ветер. Вечер сине-хмурый.
Я смотрю широкими глазами.
В Персии такие ж точно куры,
Как у нас в соломенной Рязани.

 
 Тот же месяц, только чуть пошире,
Чуть желтее и с другого края.
Мы с тобою любим в этом мире
Одинаково со всеми, дорогая.

 
 Ночи теплые, – не в воле я, не в силах,
Не могу не прославлять, не петь их.
Так же девушки здесь обнимают милых
До вторых до петухов, до третьих.

 
 Ах, любовь! Она ведь всем знакома,
Это чувство знают даже кошки,
Только я с отчизной и без дома
От нее сбираю скромно крошки.

 
 Счастья нет. Но горевать не буду —
Есть везде родные сердцу куры,
Для меня рассеяны повсюду
Молодые чувственные дуры.

 
 С ними я все радости приемлю
И для них лишь говорю стихами:
Оттого, знать, люди любят землю,
Что она пропахла петухами.

<1925>

«Кто я? Что я? Только лишь мечтатель…»

 
Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,
Перстень счастья ищущий во мгле,
Эту жизнь живу я словно кстати,
Заодно с другими на земле.

 
 И с тобой целуюсь по привычке,
Потому что многих целовал,
И, как будто зажигая спички,
Говорю любовные слова.

 
 «Дорогая», «милая», «навеки»,
А в уме всегда одно и то ж,
Если тронуть страсти в человеке,
То, конечно, правды не найдешь.

 
 Оттого душе моей не жестко
Ни желать, ни требовать огня,
Ты, моя ходячая березка,
Создана для многих и меня.

 
 Но, всегда ища себе родную
И томясь в неласковом плену,
Я тебя нисколько не ревную,
Я тебя нисколько не кляну.

 
 Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,
Синь очей утративший во мгле,
И тебя любил я только кстати,
Заодно с другими на земле.

<1925>

«Заря окликает другую…»

 
Заря окликает другую,
Дымится овсяная гладь…
Я вспомнил тебя, дорогую,
Моя одряхлевшая мать.

 
 Как прежде ходя на пригорок,
Костыль свой сжимая в руке,
Ты смотришь на лунный опорок,
Плывущий по сонной реке.

 
 И думаешь горько, я знаю,
С тревогой и грустью большой,
Что сын твой по отчему краю
Совсем не болеет душой.

 
 Потом ты идешь до погоста
И, в камень уставясь в упор,
Вздыхаешь так нежно и просто
За братьев моих и сестер.

 
 Пускай мы росли ножевые,
А сестры росли, как май,
Ты все же глаза живые
Печально не подымай.

 
 Довольно скорбеть! Довольно!
И время тебе подсмотреть,
Что яблоне тоже больно
Терять своих листьев медь.

 
 Ведь радость бывает редко,
Как вешняя звень поутру,
И мне – чем сгнивать на ветках —
Уж лучше сгореть на ветру.

<1925>

Письмо к сестре

 
О Дельвиге писал наш Александр,
О черепе выласкивал он
Строки.
Такой прекрасный и такой далекий,
Но все же близкий,
Как цветущий сад!

 
 Привет, сестра!
Привет, привет!
Крестьянин я иль не крестьянин?!
Ну как теперь ухаживает дед
За вишнями у нас, в Рязани?

 
 Ах, эти вишни!
Ты их не забыла?
И сколько было у отца хлопот,
Чтоб наша тощая
И рыжая кобыла
Выдергивала плугом корнеплод.

 
 Отцу картофель нужен
Нам был нужен сад.
И сад губили,
Да, губили, душка!
Об этом знает мокрая подушка
Немножко… Семь…
Иль восемь лет назад.

 
 Я помню праздник,
Звонкий праздник мая.
Цвела черемуха,
Цвела сирень.
И, каждую березку обнимая,
Я был пьяней,
Чем синий день.

 
 Березки!
Девушки-березки!
Их не любить лишь может тот,
Кто даже в ласковом подростке
Предугадать не может плод.

 
 Сестра! Сестра!
Друзей так в жизни мало!
Как и на всех,
На мне лежит печать…
Коль сердце нежное твое
Устало,
Заставь его забыть и замолчать.

 
 Ты Сашу знаешь.
Саша был хороший.
И Лермонтов
Был Саше по плечу.
Но болен я…
Сиреневой порошей
Теперь лишь только
Душу излечу.

 
 Мне жаль тебя.
Останешься одна,
А я готов дойти
Хоть до дуэли.
«Блажен, кто не допил до дна»^[1]
И не дослушал глас свирели.

 
 Но сад наш!..
Сад…
Ведь и по нем весной
Пройдут твои
Заласканные дети.
О!
Пусть они
Помянут невпопад,
Что жили…

 
 Чудаки на свете.

<1925>

Мой путь

 
Жизнь входит в берега.
Села давнишний житель,
Я вспоминаю то,
Что видел я в краю.
Стихи мои,
Спокойно расскажите
Про жизнь мою.

 
 Изба крестьянская.
Хомутный запах дегтя,
Божница старая,
Лампады кроткий свет.
Как хорошо,
Что я сберег те
Все ощущенья детских лет.

 
 Под окнами
Костер метели белой.
Мне девять лет.
Лежанка, бабка, кот…
И бабка что-то грустное
Степное пела,
Порой зевая

 
 Метель ревела.
Под оконцем
Как будто бы плясали мертвецы.
Тогда империя
Вела войну с японцем,
И всем далекие
Мерещились кресты.

 
 Тогда не знал я
Черных дел России.
Не знал, зачем
И почему война.
Рязанские поля,
Где мужики косили,
Где сеяли свой хлеб,
Была моя страна.

 
 Я помню только то,
Что мужики роптали,
Бранились в черта,
В бога и в царя.
Но им в ответ
Лишь улыбались дали
Да наша жидкая
Лимонная заря.

 
 Тогда впервые
С рифмой я схлестнулся.
Тогда впервые
С рифмой я схлестнулся.
От сонма чувств
Вскружилась голова.
И я сказал:
Коль этот зуд проснулся,
Всю душу выплещу в слова.

 
 Года далекие,
Теперь вы как в тумане.
И помню, дед мне
С грустью говорил:
«Пустое дело…
Ну а если тянет —
Пиши про рожь,
Но больше про кобыл».

 
 Тогда в мозгу,
Влеченьем к музе сжатом,
Текли мечтанья
В тайной тишине,
Что буду я
Известным и богатым
И будет памятник
Стоять в Рязани мне.

 
 В пятнадцать лет
Взлюбил я до печенок
И сладко думал,
Лишь уединюсь,
Что я на этой
Лучшей из девчонок,
Достигнув возраста, женюсь.
……………………

 
 Года текли.
Года меняют лица —
Другой на них
Ложится свет.
Мечтатель сельский —
Я в столице
Стал первокласснейший поэт.

 
 И, заболев
Писательскою скукой,
Пошел скитаться я
Средь разных стран,
Не веря встречам,
Не томясь разлукой,
Считая мир весь за обман,

 
 Тогда я понял,
Что такое Русь.
Я понял, что такое слава.
И потому мне
В душу грусть
Вошла, как горькая отрава.

 
 На кой мне черт,
Что я поэт!..
И без меня в достатке дряни.
Пускай я сдохну,
Только…
Нет,
Не ставьте памятник в Рязани!

 
 Россия… Царщина…
Тоска…
И снисходительность дворянства.
Ну что ж!
Так принимай, Москва,
Отчаянное хулиганство.

 
 Посмотрим —
Кто кого возьмет!
И вот в стихах моих
Забила
В салонный вылощенный
Сброд
Мочой рязанская кобыла.

 
 Не нравится?
Да, вы правы —
Привычка к Лориган
И к розам…
Но этот хлеб,
Что жрете вы,—
Ведь мы его того-с…
Навозом…

 
 Еще прошли года.
В годах такое было,
О чем в словах
Всего не рассказать:
На смену царщине
С величественной силой
Рабочая предстала рать.

 
 Устав таскаться
По чужим пределам,
Вернулся я
В родимый дом.
Зеленокосая,
В юбчонке белой
Стоит береза над прудом.

 
 Уж и береза!
Чудная… А груди…
Таких грудей
У женщин не найдешь.
С полей обрызганные солнцем
Люди
Везут навстречу мне
В телегах рожь.

 
 Им не узнать меня,
Я им прохожий.
Но вот проходит
Баба, не взглянув.
Какой-то ток
Невыразимой дрожи
Я чувствую во всю спину.

 
 Ужель она?
Ужели не узнала?
Ну и пускай,
Пускай себе пройдет…
И без меня ей
Горечи немало —
Недаром лег
Страдальчески так рот.

 
 По вечерам,
Надвинув ниже кепи,
Чтобы не выдать
Холода очей,—
Хожу смотреть я
Ну что же?
Молодость прошла!
Пора приняться мне
За дело,
Чтоб озорливая душа
Уже по-зрелому запела.

 
 И пусть иная жизнь села
Меня наполнит
Новой силой,
Как раньше
К славе привела
Родная русская кобыла.

<1925>

«До свиданья, друг мой, до свиданья…»

 
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.

 
 До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей,—
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.

Декабрь 1925

Частушки. Девичьи полюбовные

* * *

 
Из колодца вода льется,
Вода волноватая.
Мил напьется, подерется,
А я виноватая.

* * *

 
– Дорогой, куда пошел?
– Дорогая, по воду.
– Дорогой, не простудись
– По такому холоду.

* * *

 
Сидела на бочке.
Румяные щечки.
Люди скажут – «навелась».
Я ж такая родилась.

* * *

 
Милый ходит за сохой,
Машет мне косынкой.
Милый любит всей душой,
А я половинкой.

* * *

 
Рассыпься, горох,
По чистому блюду.
Я любила всех подряд,
Теперя не буду.

* * *

 
Полоскала я платочек,
Полоскала – вешала.
Не любила я мило́го,
Лишь словами тешила.

* * *

 
С гор потоки, с гор потоки,
С гор холодная вода.
Насмеялся дрянь-мальчишка,
А хороший никогда.

* * *

 
Ай, лед хрустит,
И вода льется.
Ты не думай, не гадай —
Дело не сойдется.

* * *

 
Ах, платочек-летуночек,
Обучи меня летать.
Не высоко, не далеко
Только милого видать.

* * *

 
Милый пишет письмецо:
«Не потеряла ли кольцо?»
А я на толево пишу —
На правой рученьке ношу.

* * *

 
– Милая подруженька,
Чем ты набелилася?
– Я коровушку доила,
Молочком умылася.

* * *

 
Маменька ругается,
Куда платки деваются.
Сама не догадается,
Что милый утирается.

* * *

 
С крыши капала вода,
Милый спрашивал года.
– Скажи, милка, сколько лет,
Повенчают али нет?

* * *

 
Дайте ходу пароходу,
Натяните паруса.
Не за всё дружка любила —
За кудрявы волоса.

* * *

 
Не тобой дорога мята,
Не тебе по ней ходить,
Не тобою я занята,
Не тебе меня любить.

* * *

 
На оконышке цветочек,
Словно бархатиночка.
Оттого милой не любит,
Что я сиротиночка.

* * *

 
Я свои перчаточки
Отдала Васяточке:
Я на то надеюся —
Пойду плясать, согреюся.

* * *

 
Я плясала, топала,
Я любила сокола,
Я такого сокола —
Ростом невысокого.

* * *

 
Скоро, скоро Троица,
Береза принакроется.
Скоро миленький приедет,
Сердце успокоится.

 
Милая сестрица,
Давай с тобой делиться:
Тебе соху, борону,
Мне чужую сторону.

* * *

 
Милая, духаная,
Соломой напиханая,
Ликом наведенная,
Скажи, в кого влюбленная?

* * *

 
Милый мой, хороший мой,
Мне с тобой не сговорить.
Отпусти меня пораньше,
Мне коровушку доить.

* * *

 
Плясала вприсядку,
Любила Васятку.
Теперя Васятку —
Под левую пятку.

* * *

 
Неужели сад завянет,
В саду листья опадут?
Неужели не за Ваню
Меня замуж отдадут!

Не жалею, не зову, не плачу…

Стихотворение Сергея Есенина

На этой странице читайти стихи «Не жалею, не зову, не плачу…» русского поэта Сергея Есенина, написанные в 1921 году.

---

Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.

Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.

Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст
О, моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств!

Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.

Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.

Русская советская поэзия. Сборник стихов. 1917-1947.
Москва: Художественная литература, 1948.

---

Другие стихи Сергея Есенина

---

Сергей Есенин

* * *

Неуютная жидкая лунность
И тоска бесконечных равнин, –
Вот что видел я в резвую юность,
Что, любя, проклинал не один.

По дорогам усохшие вербы
И тележная песня колес…
Ни за что не хотел я теперь бы,
Чтоб мне слушать ее привелось.

Равнодушен я стал к лачугам,
И очажный огонь мне не мил.
Даже яблонь весеннюю вьюгу
Я за бедность полей разлюбил.

Мне теперь по душе иное…
И в чахоточном свете луны
Через каменное и стальное
Вижу мощь я родной стороны.

Полевая Россия! Довольно
Волочиться сохой по полям!
Нищету твою видеть больно
И березам и тополям.

Я не знаю, что будет со мною…
Может, в новую жизнь не гожусь,
Но и все же хочу я стальною
Видеть бедную, нищую Русь.

И, внимая моторному лаю
В сонме вьюг, в сонме бурь и гроз,
Ни за что я теперь не желаю
Слушать песню тележных колес.

1925 г.

Анализ стихотворения Есенина «Неуютная жидкая лунность…»

Сергей Есенин по праву считается поэтом русского села, так как именно его он воспевает во многих своих произведениях. Однако в последние годы жизни его творчество кардинально изменилось, и связано это было с тем, что Есенин не видел для себя места в новом мире, который казался ему чужим и неприветливым.

Поэт очень рано покинул свою малую родину, село Константиново, в котором прошло его детство. Позже, уже став достаточно знаменитым, он несколько раз возвращался домой, и все время ловил себя на мысли, что спокойная и размеренная сельская жизнь осталась в далеком прошлом. И это неудивительно, так как после революции повсеместно стали создаваться колхозы, на полях появилась первая техника, а сами крестьяне по вечерам вместо народных русских песен разучивали марши на стихи новоявленных поэтов, проповедующих социалистические идеи.

Однако программа развития села, принятая партией, оказалась утопической. Крепкие крестьянские хозяйства раскулачивались и приходили в упадок, а колхозы не в состоянии были обеспечить страну продовольствием в требуемом количестве. Более того, многие поля попросту не возделывались, и это настолько угнетало Есенина, что у него уже не было никакого желания воспевать красоты родного края. В 1925 году он написал стихотворение «Неуютная жидкая лунность…», в котором высказал все, что наболело. Однако поэт понимал, что «тележная песня колес», к которой он привык с самого детства, теперь уже является пережитком прошлого. Будучи патриотом своей родины, поэт хотел, чтобы Россия стала по-настоящему сильной и свободной державой. Есенин отмечает, что «равнодушен я стал к лачугам, и очажный огонь мне мал», подчеркивая тем самым, что цивилизация должна придти не только в города, но и в села, где крестьяне все еще убирают урожай при помощи серпа.

Вместе с тем, поэт понимает, что это именно бедность крестьян является одним из сдерживающих факторов развития не только сельского хозяйства, но и всей страны. К этому моменту Россия все еще остается аграрной державой со слабо развитым промышленным производством. Но в погоне за достижениями в промышленной сфере уже никто не обращает внимания на то, что именно село в первую очередь нуждается в модернизации. «Полевая Россия! Довольно волочиться сохой по полям!», – призывает поэт, считая, что только за счет хороших урожаев страна может избавиться от голода и нищеты.

Сам Есенин убежден, что его роль в становлении нового общества незначительна, так как даже очень яркий литературный талант при отсутствии желания петь дифирамбы новой власти никогда не будет востребован. Более того, поэт считает, что именно творчество превратило его в изгоя, на родине отныне вынужден чувствовать себя, как в гостях. Но при всем этом Есенин остается истинным патриотом, для которого процветание России является самой большой отрадой. Поэт отмечает, что хочет «стальною видеть бедную, нищую Русь», надеясь на то, что революция, как бы лично он к ней ни относился, все же позволит крестьянам стать полноправными и рачительными хозяевами земли. Но тот факт, что села по-прежнему приходят в упадок, и потомственные пахари уезжают в город в поисках лучшей доли, не прибавляет Есенину радости. Впрочем, он никого не винит, так как в свое время сам продела путь из Константиново в Москву только ради того, чтобы достичь в жизни чего-то большего. Однако, по мнению поэта, облегчение крестьянского труда при помощи современной техники могло бы кардинально изменить положение дел. Будущее – за умными машинами, которые Есенин в огромном количестве видел за границей, тайно завидуя французским и американским фермерам, которые не изнуряют себя тяжелым физическим трудом. Поэтому свое стихотворение поэт заканчивает строчкой: «Ни за что я теперь не желаю слушать песню тележных колес».