Почему вы пишите такие вещи как баня

На выставке «Булгаков vs Маяковский» в московском Центре авангарда на Шаболовке внимание посетителей привлёк необычный экспонат: записки, которые во время выступлений передавали поэту Владимир Маяковскому из зрительного зала. Здесь есть насмешки, проклятия и даже пародии. Всё в точности как в комментариях в ЖЖ, фейсбуке и ВК, только столетней давности.

Первым мессенджером на территории современной России можно считать берестяные грамоты (и по ним мы можем много узнать о «сетевом сленге» 12 века и древнерусских ругательствах). Теперь понятно, когда в России появился прототип комментов в социальных сетях: когда известные артисты и поэты стали проводить творческие вечера для народа и отвечать на вопросы из зала.

Фотографии записок, которые передавали Владимиру Маяковскому во время его публичных выступлений, опубликовал в фейсбуке журналист Юрий Сапрыкин. Эти документы выставлены в Центре авангарда на Шаболовке в рамках выставки «Булгаков vs Маяковский».

Если судить по вопросам, публика и тогда была настроена критически, стремилась в первую очередь покрасоваться и щёлкнуть автора по носу. Представлена целая галерея типов национальных русских комментаторов в соцсетях.

«Призывающий к ответу»

— Почему афиши «Маяковский» не висят в уборных?
— В каком классе вы ехали и кто на вас тошнил?
— Все ли поэты влюблены в себя вот так, как вы? Ишь ты, «солнце». Ну и гвозданул.
— Видели ли вы нахала ещё такого, как вы?
— Володя, скажи, брат, почему надел самый старый костюм и заграничный жилет, а за концерт взял 500 рублей? Нехорошо.
— В каком классе океанского парохода вы ехали?

«Игривый»

Голос ваш сочен,
только противен на вкус,
потому-то я в Сочи
вами не увлекусь.

«Лапидарный критик»

Почему вы пишете такие ****** [плохие] вещи как «Баня»? Возмутительно!

«Комментаторы от народа»

Слушай, Маяковский. А для какого слоя населения пишешь стихи ты сейчас? От твоего объяснения они всё же не станут для большей массы рабочих понятнее. Тебя сейчас плохо понимают рабочие, не понимают крестьяне. Куда (или Кузя — редакция Medialeaks затрудняется это определить).

Рабочие и крестьяне вашей поэзии абсолютно не понимают. Какая социальная группа хвалит ваши произведения? На кого рассчитаны ваши стихи? 1. Петров 2. Плотинин. 3. Ринатов. 4. Иванов И.

«Интеллигентный остряк»

«Маяковский» — это звучит гордо,
но не убедительно…

«С критикой по существу»

Почему вы пишете, не как все поэты, строчками, а какой-то дикой и непонятной лесенкой?

На днях пользователь твиттера обнаружил сходство между популярным мемом о неверном парне и девушке в красном платье и работой британского художника Джошуа Рейнольдса 18 века. Смысл картины схож с мемом: герой делает сложный выбор между правильным и соблазнительным. Комментаторы сразу же нашли для картины множество применений.

Многие ругают интернет за то, что он плодит «троллей» — людей, безнаказанно издевающихся над другими в комментариях. Но дело не в интернете, а в нас самих. Недавно были опубликованы записки, которые писали обычные люди на концертах поэта Владимира Маяковского. Оказывается, злобные, завистливые и просто глупые комментаторы существовали и 100 лет назад.

— Почему афиши «Маяковский» не висят в уборных?
— В каком классе вы ехали и кто на вас тошнил?
— Все ли поэты влюблены в себя вот так, как вы? Ишь ты, «солнце». Ну и гвозданул.
— Видели ли вы нахала еще такого, как вы?
— Володя, скажи, брат, почему надел самый старый костюм и заграничный жилет, а за концерт взял 500 рублей? Нехорошо.
— В каком классе океанского парохода вы ехали?

Голос ваш сочен,
только противен на вкус,
потому-то я в Сочи
вами не увлекусь.

Почему вы пишете такие ****** [плохие] вещи как «Баня»? Возмутительно!

Слушай, Маяковский. А для какого слоя населения пишешь стихи ты сейчас? От твоего объяснения они все же не станут для большей массы рабочих понятнее. Тебя сейчас плохо понимают рабочие, не понимают крестьяне. Куда.

Рабочие и крестьяне вашей поэзии абсолютно не понимают. Какая социальная группа хвалит ваши произведения? На кого рассчитаны ваши стихи? 1. Петров 2. Плотинин. 3. Ринатов. 4. Иванов И.

«Маяковский» — это звучит гордо,
но не убедительно…

Почему вы пишете, не как все поэты, строчками, а какой-то дикой и непонятной лесенкой?

(По материалам сайта medialeaks.ru)

Текст: Андрей Васянин/РГ

Фото: Александр Корольков/РГ

«— Ма-я-ков-ский! Про-пус-ти-те!! — слышно с лестницы, а меж тем зал уже переполнен… Сидят в проходах, на ступеньках, на краю эстрады, на коленях друг у друга» — так Лев Кассиль в книге «Маяковский сам» описывает обычную обстановку перед началом вечера поэта в Политехническом, а на самом деле — в любом городе России 20-х.

Не было тогда в стране литератора популярнее Маяковского. Символ нового искусства, он тараном крушил мир прежней культуры, как революция крушила мир социальный, сносил стены между поэтом и слушателем, выходил со стихами не к избранным гостям литературных салонов, а к сотням зрителей — и тут же ждал от них ответа, реакции на то, что он делает. И, конечно, дожидался ее, отвечая на сцене на десятки записок из зала так же, как и читал стихи — резко, наотмашь, умно, не жалея чужих нервов. А хотел, видно, ответить всем разом. Потому и собирал после выступлений записки с вопросами и репликами из залов со всей страны и набрал их порядка 20 000, чтоб потом отобрать лучшие и выпустить книгу именно под таким названием — «Универсальный ответ записочникам». И вот часть из этих записок, часть вопросов «записочников» представлена на выставке в Галерее «На Шаболовке».

Маяковский на выставке, названной его именем, присутствует лишь в нескольких фотопортретах в разных местах экспозиции — да в динамиках, читающий «Необыкновенное приключение…» и «Послушайте!». А сама экспозиция — это произведения его читателей и слушателей: развешанные по стенам листы и листики бумаги (из архивов ГЛМ и РГАЛИ) с карандашными строками, размашистыми и аккуратными, грамотными и не очень, грубыми и сочувствующими. Перед нами публика Маяковского, его герой, адресат его поэзии, которой он отправлял свои стихи-телеграммы, к которой он ехал по всей стране (выставка открывается списком городов, в которых выступал Маковский — их десятки). С ним на выставке спорят, оценивают стихи и пьесы, убеждают, что его стихи и не «лесенкой» написанные вполне себе хороши, спрашивают об отношении к коллегам (особенно часто тут фигурирует Есенин), требуют уважения к классикам, злятся, что ничего не понимают в его стихах, матерно ругают его, восхищаются им и утешают. И, конечно, просят что-нибудь прочесть — от дореволюционного «Послушайте!» и до злободневного «Клопа».

Эти вопросы и реплики приходят Маяковскому от «чекистов», «нэпманов», «новой интеллигенции», «красноармейцев», «пишбарышень», «студентов» — именно так, на социальные типы их авторов поделены группы записок. Кураторам удалось отразить поэта в зеркале его слушателей и читателей, через многие десятилетия донести до нас массовый портрет читателя и степень воздействия на него поэтического слова и его восприятие автора этого слова.

---

Перед нами оживает эпоха в лицах, говорящая своим языком и реагирующая на то, что пред ней происходит.

---

И одетая в свою одежду — каждой группе слушателей Маяковского соответствуют на выставке свои костюмы и атрибуты жизни — от юбок и шляпок из коллекции Александра Петлюры до сигаретниц ответственных работников месткома (артефакты предоставил Музей Москвы).

Есть тут и заготовка той самой книги «Универсальный ответ записочникам», для которой поэт сам отобрал записки и перепечатал их с пропусками, для того чтобы потом вставить ответы. Переплетенные тетради с заготовками под будущий «Универсальный ответ…» из фондов РГАЛИ показываются на выставке впервые, как и многие записки Маяковскому.

Ниже — некоторые из этих текстов. Давайте немного побудем маяковскими и подумаем, как бы мы могли ответить на эти вопросы из 20-х годов.

Орфография и пунктуация оригиналов сохранены.

ххххх

Владим Владимыч!

Не опускайтесь Вы до Масс, поднимайте их до себя, это лучше.

А главное, я давно хотела вам сказать, Вы раньше гораздо лучше писали, быть может, потому что писали меньше. Не беспокойтесь я слежу за Вашим творчеством. Вам меньше всего удаются именно газетные агитки, которыми Вы гордитесь. А лучше у Вас все же вещи вещи о [нрзб] лирике. [нрзб] прочтите из старого «облака»

ххххх

Товарище мне нинравидца ваша песа а нравитес вы саме люблю вас давно

Варламова Вера

ххххх

Т. Маяковский

Скажи из каких новых писателей надо брать пример для начинающего поэта.

Начинающий поэт

ххххх

Вл. Маяковскому.

Прочти из стихов об Америке — рисующее всё же наше превосходство

ххххх

Почему у Вас поэму «На смерть Ленина» написана лесенкой, между тем как понятна она становится лишь тогда, когда читать, не обращая внимание на расстановку слов, а следя лишь за знаками.

Примерно, у Вас написано:

Эра

       эта

              проходила

                            в двери,

Даже

            головой

Не задевая

             о косяк.

Почему бы не писать это так:

Эра эта проходила в двери,

Даже головой не задевая о косяк

Может быть потому, что в первом случае за слово платят как за строчку?

ххххх

Стихи хороши подковыристые. Ты подковыриваешь здорово достижения и недостатки советской общественности. Но почему — Ерш-те в бок они очень сухие и резкие, ты как топором рубишь. Надо их о лирикизировать

ххххх

А ведь просто говоря шкура продажная из тебя выходит хорошая, Вовочка!

ххххх

Приветствую душой вас Маяковский!

Как рад… приветствую сто раз!

О, я себе завидую чертовски,

Что наяву пришлось вас увидать.

Подумать, современнаго поэта

Желает всяк по своему воспеть.

И я, пока душа еще согрета

Весь трепещу при имени «поэт».

Крестьянин. И. А. Базов

ххххх

Почему вы пишите такие х***е вещи как «Баня»? Возмутительно

ххххх

Обычно поэты плохо читают свои прекрасные стихи — Вы-же прекрасно читаете свои — никому непонятные (оборот) стихи, которые всеже приятно случать

ххххх

Маяковский, что ты нахален, лучш не отпирайся.

Били ли тебя где нибудь за твои грубости и сильно ли

ххххх

Голос ваш со́чен,

Только противен на вкус,

Потому-то я в Сочи

Вами не увлекусь

ххххх

Вам ли принадлежат строки «Раньше чем пойти к невесте (оборот) не забудьте побывать в Резинотресте». Это порнография или агитка

ххххх

“Маяковский” = это звучит гордо, но не убедительно…

ххххх

Поэзия Рэфа это поэзия на политический заказ. Рынок поэзии требует стихотворной рекламы — Маяковский пишет рекламы для гума и Моссельпрома. Рынок требует антиалкогольной поэзии — Маяковский дает «Клопа» где дороже платят, где можно больше заработать — там Маяковский со своим Рэфом.

Не поэзия, а халтура.

ххххх

Т. Маяковский!

Мы пришли к Вам прямо с работы, очень устали.

Может быть Вы нам вместо доклада что-нибудь споете из своих стихов и станцуете

пишим с надеждой что вы вывесите на видном месте где Вы чаще всего седите.

«Ударная бригада культурных хулиган»

Маяковский писал «Баню» с мая по сентябрь 1929 года, извещая Татьяну Яковлеву — вероятно, единственного своего конфидента в это время, — что работает крайне интенсивно. По объему пьеса не больше «Клопа», но ощущение исключительной трудности этой работы было, видимо, связано с тем, что Маяковскому приходилось решать принципиально новую формальную задачу: по форме «Баня» куда революционнее. Правда, самое революционное в ней — третье действие, когда на сцену вторгается лично Победоносиков и пытается запретить спектакль; оно и написано лучше других, но придумал это не Маяковский. Здесь «Баня» довольно точно копирует булгаковский «Багровый остров», поставленный в 1928 году Камерным театром; спектакль быстро сняли, но шестидесяти представлений было вполне достаточно, чтобы Москва о пьесе заговорила и остроты из нее запомнила. Маяковский знал о булгаковском приеме наверняка — он за ним следил внимательно и ревниво. Вот в этом третьем действии, — где на подмостки врывается живая жизнь, — есть и остроумие, и ярость, и точность:

«Как вы сказали? «Тип»? Разве ж так можно выражаться про ответственного государственного деятеля? Так можно сказать только про какого-нибудь совсем беспартийного прощелыгу. Тип! Это все-таки не «тип», а, как-никак, поставленный руководящими органами главначпупс, а вы — тип! И если в его действиях имеются противозаконные нарушения, надо сообщить куда следует на предмет разбирательства и, наконец, проверенные прокуратурой сведения — сведения, опубликованные РКИ, претворить в символические образы. Это я понимаю, о выводить на общее посмешище в театре…»

Это вполне по-сегодняшнему звучит: если вам что-то не нравится — идите в суд.

«Никаких действий у вас быть не может, ваше дело показывать, а действовать, не беспокойтесь, будут без вас соответствующие партийные и советские органы. А потом, надо показывать и светлые стороны нашей действительности. Взять что-нибудь образцовое, например, наше учреждение, в котором я работаю, или меня, например…»

Вторит Мезальянсова:

«Ну, конечно, искусство должно отображать жизнь, красивую жизнь, красивых живых людей. Покажите нам красивых живчиков на красивых ландшафтах и вообще буржуазное разложение. Даже, если это нужно для агитации, то и танец живота. Или, скажем, как идет на прогнившем Западе свежая борьба со старым бытом. Показать, например, на сцене, что у них в Париже женотдела нет, а зато фокстрот, или какие юбки нового фасона носит старый одряхлевший мир сконапель — бо монд. Понятно?»

В девяностые ровно теми же словами переучивали журналистов, заставляя делать глянцевые журналы: хватит репортажей, пишите про живчиков на ландшафтах! Да и вообще все это третье действие — одно из всей пьесы — оказалось бессмертно, как бессмертен победивший класс.

Остальное, конечно, удручает.

Диву даешься, до чего «Баня», в сущности, несмешная комедия, — и можно себе представить, как это удручало самого Маяковского, многажды говорившего, что каждая следующая пьеса должна быть лучше предыдущей, а то и писать ее незачем. При этом объект ненависти в «Бане» серьезнее, масштабнее, нежели в «Клопе», хотя Победоносиков и Присыпкин, в сущности, близнецы-братья — предатели своего класса, возжелавшие «изячного». Но о Присыпкине Маяковский мог высказаться со всей прямотой, и ничто ему не мешало, — а в изображении новой советской номенклатуры он волей-неволей оставался половинчат. Это бы еще не та беда, но те, кто Победоносикову противопоставлен, выходили неубедительны и малокровны по той же причине, по какой Гоголь не смог закончить «Мертвые души»: приходилось описывать тех, кого еще не было, описывать звезду, свет которой еще не дошел. Гоголь справился, угадав почти всех — есть у него и тургеневская женщина Улинька, и свой Обломов — Тентетников (который глубже и сложнее Манилова), и свой Левин — Костанжогло, но живой крови в них нет, потому что время их не пришло, надо было прожить до конца последнего николаевского семилетия, дожить до времен, когда застывшая жизнь вдруг стремительно понеслась. Глупости, фальшь, лицемерие — но живые! Маяковский в «Бане» первым вывел героя, который в шестидесятые станет главным в литературе и кино: его изобретатель Чудаков, его Двойкин, Тройкин и Фоскин — будущие Шурик, Привалов из «Понедельника» Стругацких, молодые рабочие из «Заставы Ильича»; они должны быть, но их еще нет, хотя все эти черты их уже есть в молодежи из «бригады Маяковского». Эти новые идеалисты — его единственная опора, но почти всем им предстоит задохнуться в тридцатых или погибнуть на войне, до «оттепели» доживут единицы (но они эту «оттепель» и сделают). Маяковский будет их героем, и сценическая жизнь «Бани» начнется после 1956 года, — иное дело, что Чудаков и его команда остаются умозрением, и потому их диалоги так искусственны. О Фосфорической женщине, гостье из будущего, нечего и говорить — она до такой степени условна, что неловко читать иные её монологи вроде: «Товарищи, сегодняшняя встреча — наспех. Со многими мы проведём года. Я расскажу вам еще много подробностей нашей радости. Едва разнеслась весть о вашем опыте, ученые установили дежурство. Они много помогли вам, учитывая и корректируя ваши неизбежные просчеты. Мы шли друг к другу, как две бригады, прорывающие тоннель, пока не встретились сегодня. Вы сами не видите всей грандиозности ваших дел. Нам виднее: мы знаем, что вошло в жизнь. Я с удивлением поглядывала квартирки, исчезнувшие у нас и тщательно реставрируемые музеями, и я смотрела гиганты стали и земли, благодарная память о которых, опыт которых и сейчас высятся у нас образцом коммунистической стройки и жизни. Я разглядывала незаметных вам засаленных юношей, имена которых горят на плитах аннулированного золота. Только сегодня из своего краткого облета я оглядела и поняла мощь вашей воли и грохот вашей бури, выросшей так быстро в счастье наше и в радость всей планеты. С каким восторгом смотрела я сегодня ожившие буквы легенд о вашей борьбе — борьбе против всего вооруженного мира паразитов и поработителей. За вашей работой вам некогда отойти и полюбоваться собой, но я рада сказать вам о вашем величии».

Хотя и здесь оказался провидцем — не в изображении будущего, конечно, а в догадке о будущем советской фантастики, пути которой он наметил. Прямое влияние «Бани» особенно ощутимо у Ивана Ефремова, в чьих трактатах-утопиях будущее населено фосфорическими женщинами, и разговаривают они в «Туманности Андромеды» примерно так же. Есть в «Туманности» и прямая фабульная отсылка к феерии Маяковского — физики Рен Боз, Кор Юлл и Мвен Мас совершают противозаконный эксперимент, опережая время и устанавливая прямую связь с бесконечно отдаленным Эпсилоном Тукана, и первое, что они там видят, — обязательная у Ефремова женщина невыразимый красоты и фантастического изящества в движениях. Ну представьте себе фосфорического мужчину, добравшегося до 1929 года из будущего, — что хорошего? Будущее прекрасно, как женщина, стремление к нему — эротическое по своей природе. Высокопарность в речах людей будущего сочетается с тем особым лаконизмом, который мечтался Маяковскому в словесности двадцать первого века, а то безумно утомили уже все эти люди своим словообилием, и потому изъясняются они так: «Бэ дэ 5−24−20». «Они пишут одними согласными, а 5 — это указание порядковой гласной. А — е — и — о — у: «Буду». Экономия двадцать пять процентов на алфавите. Понял? 24 — это завтрашний день. 20 — это часы. Он, она, оно — будет здесь завтра — в восемь вечера». Получается то ли Замятин, то ли Платонов, — но феерическая высокопарность и сатира не смешиваются, как вода и масло; ещё Шостакович признавался, что вторая половина «Клопа» — картины будущего — его несколько раздражала, но, может быть, это будущее в сознании Присыпкина? Интересная догадка, хотя и не слишком лестная для Маяковского.

В том и порок «Бани», что две ее стилистики изначально друг другу враждебны, но несовершенное сочинение откровеннее, нагляднее совершенного: главная проговорка в фабуле — как раз финал. Все любимые герои Маяковского не побеждают в настоящем — их забирают в будущее, а это форма бегства. Фосфорическая женщина забирает их с собой, сбрасывая Победоносикова с парохода будущего и даже проезжаясь по нему тайм-машиной — «Меня переехало временем!» — но Победоносиков остается здесь, при силе и власти, а все, кто опережает настоящее, бегут от него за полной невозможностью что-нибудь и кому-нибудь здесь доказать.

Так что — не смешно. Не смешно даже тогда, когда любимцы Маяковского многословно шутят, а иностранец Понт Кич изъясняется монологами вроде: «Иван из двери в дверь ревел, а звери обедали». То есть это прелестно как реприза — большая часть каламбуров придумана Ритой Райт, заработавшей на этом два червонца (Маяковский за каждое англоподобное русское слово платил полновесным рублем), — но пьесу не спасает. А в общем, и не должно быть смешно, потому что — трагедия. С трагедии начал, трагедией и закончил драматургическую карьеру. И протагонист тут есть, хотя и припрятанный, и именно этому пропагандисту принадлежит рефрен — а по сути главный диагноз: «Не смешно». Это Поля, конечно.

Фабула «Бани» во многом копирует «Клопа» — там в будущее попадал Присыпкин, здесь в него стремится Победоносиков. Присыпкин ради тупой мещанки Эльзевиры Ренессанс бросал трогательно в него влюбленную Зою Березкину — Победоносиков ради шлюхи Мезальянсовой бросает жену Полю; с бунта Поли как раз и начинается четвертое действие. И это единственная сцена в пьесе, в которой видно, какую драму мог бы написать Маяковский, если бы разрешил себе это.
Кстати, Зоя Березкина застрелилась — «Эх, и покроют ее теперь в ячейке!» — но чудом осталась жива. Поля тоже вполне может застрелиться: точнее, Победоносиков подсовывает ей браунинг. Так что когда некоторые люди до сих пор пишут о загадки самоубийства Маяковского или искренне ищут неведомые дополнительные причины — это значит только, что они не прочли «Баню». Предсмертная записка оставлена там, в 282-й реплике, а письмо от 12 апреля только маскирует все дело.

«Победоносиков:
Кстати, я забыл спрятать браунинг. Он мне, должно быть, не пригодится. Спрячь, пожалуйста. Помни, он заряжен, и, чтоб выстрелить, надо только отвесть вот этот предохранитель. Прощай, Полечка!»

Конечно, «прощай». Сам вложил ей в руку этот пистолет и объяснил, «как отвесть предохранитель». Маяковский застрелился из маузера, подаренного Аграновым и изъятого после смерти им же. Разумеется, речь не о том, что Агранов, ЧК или ЦК подталкивали его к самоубийству: просто новому классу очень хотелось бы, чтобы верившие им люди как-нибудь устранили себя сами. А то они мешают строить новую жизнь, в которой главначпупсы не имеет уже ничего общего с революцией. «Тебе, тебе нужно скрывать, скрывать твои бабьи мещанские, упадочные настроения, создавшие такой неравный брак. Ты вдумайся хотя бы перед лицом природы, на которую я еду. Вдумайся! Я — и ты! Сейчас не то время, когда достаточно было идти в разведку рядом и спать под одной шинелью. Я поднялся вверх по умственной, служебной и по квартирной лестнице. Надо и тебе уметь самообразовываться и диалектически лавировать. А что я вижу в твоем лице? Пережиток прошлого, цепь старого быта!»

И ведь не скажешь, что они все были в чем-нибудь виноваты. То есть не вполне понятна нравственная шкала, с помощью которой можно было бы их осудить. Нормальные же люди. «Землю попашет — попишет стихи»: революцию сделает, поспит под шинелью — не вечно же! Давайте теперь квартирную лестницу. И подругу пора менять — это неизбежный этап в советской да и постсоветской карьере: олигархи тоже избавлялись от боевых подруг. Господи, да и кто себе в этом отказывал? Гнусно, конечно, — а что не гнусно? Все мы люди-человеки, будем польку танцевать… И если отдельным неврастеникам ненавистен быт, потому что они его не умеют и в него не вписываются, если им уж так дорога стерильность, а голодно-тифозный девятнадцатый год навеки представляется лучшим в жизни — «Эх, помню, у нас в РОСТА…», — то лучшее, что они могут сделать, это отвести предохранитель. Иначе нам самим придется это проделывать с лучшими, талантливейшими поэтами нашей эпохи, а нам бы пока не хотелось, мы не все еще контролируем.

И когда в 1932-м году застрелилась Надежда Аллилуева, человек большой нравственной твердости и почти болезненной аскезы, — это такое же самоубийство Поли, только словарный запас у Аллилуевой побольше. Она попыталась мужу что-то объяснить, чем и вызвала вспышку ненависти в ответ, — а Поля умеет говорить только «Смешно» и «Не смешно», как, впрочем, многие девушки двадцатых годов. Но все понятно.

«Прошу слова! Простите за навязчивость, я без всякой надежды, какая может быть надежда! Смешно! Я просто за справкой, что такое социализм. Мне про социализм товарищ Победоносиков много рассказывал, но все это как-то не смешно».

Вот это и есть главные слова в пьесе: «Какая может быть надежда!» Если бы кто-то додумался поставить ее как трагедию, мощная была бы вещь. Есть заветная мечта — сократить ее, убрав длинноты (видно, как Маяковский забывал обо всех законах зрелища, но не мог остановиться, — такова была его ненависть к этим типам, так он упивался местью им, хоть на бумаге), и приписать седьмое действие. В котором они вернутся из 2030 года и побегут припадать к ногам перееханного временем Победоносикова: товарищ главначпупс, простите, не оставьте! Вы, конечно, не подарок, но там ТАКОЕ!

Баня
Лозунги для спектакля «Баня»

Лозунги для спектакля «Баня»

[На сцене]

[В зрительном зале]

Лозунги для лент финала

Примечания

[Лозунги для спектакля «Баня»] (стр. 348). Беловой автограф лозунгов на сцене (хранится у А. В. Февральского); черновой автограф части лозунгов в зрительном зале (БММ).

Впервые напечатано полностью в статье: А. Февральский, «Баня», журн. «Революция и культура», М. 1930, № 9-10, 1 мая.

Лозунги были написаны Маяковским незадолго до премьеры «Бани» в Гос. театре имени Вс. Мейерхольда. Для некоторых из них Маяковский использовал (большей частью в измененном виде) отдельные строфы из своих стихотворений «Марш ударных бригад» (т. 10 наст. изд., стр. 162), «Марш двадцати пяти тысяч» (т. 10 наст. изд., стр. 176), «Тревога» (т. 10 наст. изд., стр. 165) и «Не всё то золото, что хозрасчет» (т. 8 наст. изд., стр. 62).

Размещены были лозунги на сцене (на щитках, закрывавших в первом и втором действии [первый акт спектакля] нижнюю часть конструкции) и на полотнищах в зрительном зале (на стенах партера и по фронтонам бельэтажа и балкона). Для публикации в указанной статье лозунги были списаны на месте со щитков и полотнищ.

«Лозунги для лент финала» — черновые наброски (в машинописной копии «Бани» — «В»); беловой автограф (ЦГАЛИ).

Впервые напечатаны: Полное собрание сочинений, т. 11, М. 1936.

Предполагалось в конце спектакля вывесить ленты со специально написанными лозунгами, но это не было осуществлено, и «Лозунги для лент финала» остались неиспользованными в спектакле.

Оба… ГОТОБ’а — Государственные театры оперы и балета 1-й и 2-й, т. е. Большой театр и его филиал.

Завывания камерные. — Повидимому, намек на Московский Камерный театр с применявшейся в нем декламационной манерой.

Психоложцы. — Этим словом и выражением «психоложство» Маяковский, как и некоторые другие советские писатели (например, поэт А. И. Безыменский), выражал свой протест против индивидуалистического самокопания.

А еще бюрократам помогает перо критиков вроде Ермилова. — Один из деятелей РАПП, критик В. В. Ермилов обрушился на «Баню» с несправедливыми нападками. Маяковский ответил ему этим лозунгом. Под давлением руководства РАПП лозунг был снят со сцены зрительного зала. В приписке к предсмертному письму Маяковский упомянул об этом: «Ермилову скажите, что жаль — снял лозунг, надо бы доругаться». В 1953 году Ермилов отказался от своей тогдашней позиции и признал, что не сумел «разобраться в положительном значении „Бани“» (В. Ермилов, Некоторые вопросы советской драматургии. — О гоголевской традиции, изд. «Советский писатель», М. 1953, стр. 43 и 44).

Чтоб через МХАТ какой-нибудь граф не напустил на республику мистики. — Намек на инсценировку «Воскресения» Л. Н. Толстого, поставленную в МХАТ в 1929 году.

Нотами всех комедиантов пересмешил комик — папа римский. — Намек на антисоветские выступления папы Пия XI (занимавшего папский престол в 1922–1939 годах) в начале 1930 года.

Источник статьи: http://mayakovskiy.lit-info.ru/mayakovskiy/dramaturgiya/banya/banya-lozungi.htm

Баня (пьеса)

«Баня. Драма в шести действиях с цирком и фейерверком» — сатирическая комедия Владимира Маяковского, высмеивающая бюрократизм. Создана в 1928—1930 годах.

Содержание

Реплики персонажей [ править ]

Победоносиков [ править ]

• Итак, товарищи, этот набатный, революционный призывный трамвайный звонок колоколом должен гудеть в сердце каждого рабочего и крестьянина. Сегодня рельсы Ильича свяжут «Площадь имени десятилетия советской медицины» с бывшим оплотом буржуазии «Сенным рынком»…
• Кто ездил в трамвае до 25 октября? Деклассированные интеллигенты, попы и дворяне. За сколько ездили? Они ездили за пять копеек станцию. В чем ездили? В желтом трамвае. Кто будет ездить теперь? Теперь будем ездить мы, работники вселенной. Как мы будем ездить? Мы будем ездить со всеми советскими удобствами. В красном трамвае. За сколько? Всего за десять копеек.
• Итак, товарищи, помните, что Лев Толстой — величайший и незабвенный художник пера. Его наследие прошлого блещет нам на грани двух миров, как большая художественная звезда, как целое созвездие, как самое большое из больших созвездий — Большая медведица. Даже Лев Толстой, даже эта величайшая медведица пера, если бы ей удалось взглянуть на наши достижения в виде вышеупомянутого трамвая, даже она заявила бы перед лицом мирового империализма: «Не могу молчать. Вот они, красные плоды всеобщего и обязательного просвещения».
• Итак, товарищи, Александр Семёныч Пушкин, непревзойденный автор как оперы «Евгений Онегин», так и пьесы того же названия…
• Я здесь выдержанно и усовершенствованно пишу на одну тему и без всяких уклонов в сторону, а вы… И Толстой, и Пушкин, и даже, если хотите, Байро́н — это всё хотя и в разное время, но союбилейщики, и вообще.
• Давно пора за счет молодых комсомолок орабочить секретариат.
• Я сяду здесь, за письменным столом, но ты изобрази меня ретроспективно, то есть как будто бы на лошади.
• Что?! Издеваться? И над своим непосредственным, ответственным начальством и над посредственной… да нет, что я говорю! над безответственной тенью Маркса…
• А кого вы нам противопоставляете? Изобретателя? А что он изобрел? Тормоз Вестингауза он изобрел? Самопишущую ручку он выдумал? Трамвай без него ходит? Рациолярию он канцеляризировал? Я говорю, канцелярию он рационализировал? Нет! Тогда об чем толк? Мечтателей нам не нужно! Социализм — это учет!
• Итак, товарищи, мы переживаем то время, когда в моем аппарате изобретен аппарат времени. Этот аппарат освобожденного времени изобретен именно в моем аппарате, потому что у меня в аппарате было сколько угодно свободного времени. Настоящий текущий момент характеризуется тем, что он момент стоячий. А так как в стоячем моменте неизвестно, где заключается начало и где наступает конец, то я сначала скажу заключительное слово, а потом вступительное. Аппарат прекрасный, аппарату рад — рад и я и мой аппарат. Мы рады потому, что, раз мы едем раз в год в отпуск и не пустим вперед год, мы можем быть в отпуску каждый год два года. И наоборот, теперь мы получаем жалованье один день в месяц, но раз мы можем пропустить весь месяц в один день, то мы можем получать жалованье каждый день весь месяц.
• Кажется, меня переехало временем.

Велосипедкин [ править ]

• Унасекомили, значит, Швейцарию?
• Чудаков, я пойду на всё. Я буду грызть глотки и глотать кадыки. Я буду драться так, что щеки будут летать в воздухе. Я убеждал, я орал на этого Оптимистенко. Он гладкий и полированный, как дачный шар. На его зеркальной чистоте только начальство отражается, и то вверх ногами.
• Но что можно сделать с этим проклятым товарищем Победоносиковым? Он просто плющит каждого своими заслугами и стажем. Ты знаешь его биографию? На вопрос: «Что делал до 17 года?» — в анкетах ставил: «Был в партии». В какой — неизвестно, и неизвестно, что у него «бе» или «ме» в скобках стояло [1] , а может, и ни бе, ни ме не было. Потом он утек из тюрьмы, засыпав страже табаком глаза. А сейчас, через двадцать пять лет, само время засыпало ему глаза табаком мелочей и минут, глаза его слезятся от довольства и благодушия.
• Я буду жрать чиновников и выплевывать пуговицы.
• Так ведь не на одном твоем ближайшем квартале социализм строится.
• Люди горят работать на всю рабочую вселенную, а ты, слепая кишка, канцелярскими разговорами мочишься на их энтузиазм.

Оптимистенко [ править ]

• Да я же ж вам говорю, не суйтесь вы с мелочами в крупное государственное учреждение. Мы мелочами заниматься не можем. Государство крупными вещами интересуется — фордизмы разные, то, сё…
• Какой же может быть бюрократизм перед чисткой? У меня всё на индикаторе без входящих и исходящих, по новейшей карточной системе. Раз — нахожу ваш ящик. Раз — хватаю ваше дело. Раз — в руках полная резолюция — вот, вот! Я ж говорил — полное решение. Вот! От-ка-зать.
• Да не мешайте вы со своими фантазиями нашей государственной деятельности! …Ваше предложение не увязано с НКПС и не треба широчайшим рабочим и крестьянам.
• Я ему рассказал со значением, что супруга его по комсомольцам пошла. Он спервоначалу как рассердится! Не потерплю, говорит, невоздержанные ухаживания без сериозного стажа и служебного базиса, а потом даже обрадовался. Секретаршу уже ликвидировал по причинам неэтичности губ.
• В свою очередь беру слово от лица всех и скажу вам прямо в лицо, невзирая на лица, что нам всё равно, какое лицо стои́т во главе учреждения, потому что мы уважаем только то лицо, которое поставлено и стои́т. Но скажу нелицеприятно, что каждому лицу приятно, что это опять ваше приятное лицо. Поэтому от лица всех подношу вам эти часы, так как эти идущие часы будут к лицу именно вам, как лицу, стоящему во главе…
• Отдавайте, отдавайте часы, гражданин! Бытовая взятка нам не к лицу как таковая, коль скоро я один от лица всех месячное жалованье в эти часы вложил. Мы найдем себе другое лицо, чтобы подносить часы и уважать.

Мезальянсова [ править ]

• Ду ю спик инглиш? [2] Ах, так шпрехен зи дейч [3] ? Парле ву франсе [4] , наконец? Ну, я так и знала! Это утомительно очень. Я принуждена делать традюксион [5] с нашего на рабоче-крестьянский.
• Ну, конечно, искусство должно отображать жизнь, красивую жизнь, красивых живых людей. Покажите нам красивых живчиков на красивых ландшафтах и вообще буржуазное разложение. Даже, если это нужно для агитации, то и танец живота. Или, скажем, как идет на прогнившем Западе свежая борьба со старым бытом. Показать, например, на сцене, что у них в Париже женотдела нет, а зато фокстрот, или какие юбки нового фасона носит старый одряхлевший мир — сконапель [6] — бо монд [7] .
• Ни социализма не смогли устроить, ни женщину. Ах вы, импо… зантная фигурочка, нечего сказать!

Понт Кич [ править ]

• Ай Иван в дверь ревел, а звери обедали. Ай шел в рай менекен, а енот в Индостан, переперчил ой звери изобретейшен.
• Дед свел в рай трам из двери в двери лез и не дошел туго. Дуй Иван. Червонцли?
• Асеев, бегемот, дай в долг, лик избит, и стоимость снизилась май пуд часейшен.
• Вор нагл драл с лип жасмин дай нам плюньте биллетер…

Иван Иванович [ править ]

• Нам, рабочим и крестьянам, очень, очень нужен свой, красный Эдисон.
• Лес рубят — щепки летят.
• Надо открыть широкую кампанию.
• Маленькие недостатки механизма.
• Удивительно интересно!
• Я как раз купил кепку в Ливерпуле и осматривал дом, где родился и жил Антидюринг.
• Сделайте нам красиво!
• Вы пойдите в его [Победоносикова] учреждение. Директивы выполняются, циркуляры проводятся, рационализация налаживается, бумаги годами лежат в полном порядке. Для прошений, жалоб и отношений — конвейер. Настоящий уголок социализма.
• Надо беречь здоровье старых ответственных, пока они еще молоды.

Поля [ править ]

• Я просто за справкой, что такое социализм. Мне про социализм товарищ Победоносиков много рассказывал, но всё это как-то не смешно.
• Да… он [Победоносиков] заботится, чтобы у меня ничего не было. Он говорит, что обрастание меня новым платьем компрометирует его в глазах товарищей.
• Смешно, у меня нет детей. Муж говорит, что в наше боевое время лучше не связываться с таким несознательным не то элементом, не то алиментом.

Моментальников [ править ]

• Сотрудник дореволюционной и пореволюционной прессы. Вот только революционная у меня, понимаете, как-то выпала. Здесь белые, там красные, тут зеленые, Крым, подполье… Пришлось торговать в лавочке. Не моя, — отца или даже, кажется, просто дяди.
• Сам я рабочий по убеждениям. Я всегда говорил, что лучше умереть под красным знаменем, чем под забором.
• Эчеленца, прикажите — аппетит наш невелик! [8]

Бельведонский [ править ]

• Вы, разумеется, знаете и видите, как сказал знаменитый историк, что стили бывают разных Луёв. Вот это Луи Каторз Четырнадцатый[9] , прозванный так французами после революции сорок восьмого года за то, что шел непосредственно после тринадцатого. Затем вот это Луи Жакоп [10] , и, наконец, позволю себе и посоветую, как наиболее современное, Луи Мове Гу [11] . Все три Луя́ приблизительно в одну цену.
• Лошадь вашу я уже дома нарисовал по памяти, вдохновлялся на бегах и даже, не поверите, в нужных местах сам в зеркало гляделся.
• Как сапожок чисто блестит, прямо — хоть лизни.
• Самоуважение у вас, товарищ Победоносиков, титаническое!
• Тюрьма и ссылка по вас плачет, журнал, разумеется… [12]
• На модель надо смотреть, как утка на балкон. У меня только снизу вверх получается вполне художественно.

Ундертон [ править ]

• Простите, товарищ Победоносиков, но вы сначала пустили трамвай, потом усадили туда Толстого, а теперь влез Пушкин — без всякой трамвайной остановки.
• В подполье я не была, а нос у меня в веснушках, на меня только и внимание обратят, что я губами бросаюсь. Если у вас и без этого на людей смотрят, вы скажите, только покажите вашу жизнь — хоть краешком!

Чудаков [ править ]

• …Волга человечьего времени, в которую нас, как бревна в сплав, бросало наше рождение, бросало барахтаться и плыть по течению, — эта Волга отныне подчиняется нам. Я заставлю время и стоять и мчать в любом направлении и с любой скоростью. Люди смогут вылазить из дней, как пассажиры из трамваев и автобусов. С моей машиной ты можешь остановить секунду счастья и наслаждаться месяц, пока не надоест. С моей машиной ты можешь взвихрить растянутые тягучие годы горя, втянуть голову в плечи, и над тобой, не задевая и не раня, сто раз в минуту будет проноситься снаряд солнца, приканчивая черные дни.

• Ну вот, я вам в будущее дверь пробиваю, а вы на рубли сползли… Фу, исторические материалисты!

Режиссёр [ править ]

• Простите, но эльфов было уже много, и их дальнейшее размножение не предусмотрено пятилеткой.
• Свободный мужской персонал — на сцену! Станьте на одно колено и согнитесь с порабощенным видом. Сбивайте невидимой киркой видимой рукой невидимый уголь. Лица, лица мрачнее… Темные силы вас злобно гнетут.
• Вы будете капитал. Станьте сюда, товарищ капитал. Танцуйте над всеми с видом классового господства. Воображаемую даму обнимайте невидимой рукой и пейте воображаемое шампанское.
• Вы будете — свобода, у вас обращение подходящее. Вы будете — равенство, значит, всё равно, кому играть. А вы — братство, — другие чувства вы всё равно не вызовете.
• Заражайте, заражайте всех энтузиазмом! Что вы делаете?!
• Капитал, подтанцовывайте налево с видом Второго интернационала. Чего руками размахались! Протягивайте щупальцы империализма… Нет щупальцев? Тогда нечего лезть в актеры. Протягивайте что хотите. Соблазняйте воображаемым богатством танцующих дам. Дамы, отказывайтесь резким движением левой руки. Так, так, так! Воображаемые рабочие массы, восстаньте символистически! Капитал, красиво падайте! Капитал, издыхайте эффектно! Дайте красочные судороги!
• Свобода, равенство и братство, симулируйте железную поступь рабочих когорт. Ставьте якобы рабочие ноги на якобы свергнутый якобы капитал.
• Постройте башню из якобы могучих тел, олицетворяя в пластическом образе символ коммунизма.
• Свободный мужской состав, притворитесь, что вы — «кто был ничем», и вообразите, что вы — «тот станет всем». Взбирайтесь на плечи друг друга, отображая рост социалистического соревнования.

Капельдинер [ править ]

• А бесплатных пирожных вам не нужно?
• Гражданин, а гражданин, в театр для удовольствий ходют, а не по делу. Вам вежливо говорят, катитесь отсюда колбасой!

О пьесе [ править ]

Вопрос. Тов. Маяковский, почему пьеса названа «Баней»?
Потому что это единственное, что там не попадается.

— Владимир Маяковский, из выступления на заседании Художественно-политического совета Гос. театра имени Вс. Мейерхольда на чтении и обсуждении «Бани» 23 сентября 1929 года [13]

Основной интерес этого спектакля заключается не в психоложестве, а в разрешении революционных проблем. Оценивая театр как арену, отражающую политические лозунги, я пытаюсь найти оформление для разрешения подобных задач. Прежде всего я заявляю, что театр — это арена, а во-вторых, — это зрелищное предприятие, то есть опять-таки веселая публицистическая арена. Кто-то сказал: «Провал «Бани», неудача «Бани»». В чем неудача, в чем провал? В том, что какой-то человечишко из «Комсомольской правды» случайно пискнул фразочку о том, что ему не смешно, или в том, что кому-то не понравилось, что плакат не так нарисован? На это я ориентировался двадцать лет своей работы? Нет, я ориентировался на литературный и драматический материал действительной ценности, вложенный в ту или другую вещь. В чем для меня ценность этого материала? Ценность в том, что это прежде всего пропаганда, поданная в форме читки, в том, что в самом тексте с самого начала до конца разрешены все комичные рамки разговоров. Я знаю, что каждое слово, мною сделанное, начиная с самого первого и кончая заключительным, сделано с той добросовестностью, с которой я делал свои лучшие стихотворные вещи… …Разрешая постановочные моменты, мы наткнулись на недостаточность сценической площадки. Выломали ложу, выломали стены, если понадобится — выломим потолок: мы хотим из индивидуального действия, разворачивающегося в шести или семи картинах, сделать массовую сцену… Я знаю — и думаю, что Мейерхольд это знает, — что если бы мы сделали сцену по точным авторским ремаркам, мы достигли бы большего театрального эффекта. Но вместо психологического театра мы выставляем зрелищный театр. Меня сегодня в «Вечерней Москве» критиковали рабочие. Один говорит: «Балаган», другой говорит: «Петрушка». Как раз я и хотел и балаган и петрушку. Третий говорит: «Нехудожественно». Я радуюсь: я и не хотел художественно, я старался сделать нехудожественно.

— Владимир Маяковский, из выступления на диспуте о «Бане» в Доме печати 27 марта 1930 года [14]