Торжественно спокойное как пишется

Правописание сложных прилагательных

Сложные имена прилагательные пишутся слитно, если:

1) они образованы от слитно пишущихся имен существительных:

нефтепроводный (нефтепровод), садоводный (садовод), радиотехнический (радиотехник), железобетонный (железобетон), тепловозный (тепловоз);

2) они образованы из сочетаний слов, которые по значению являются подчиненными одно другому или по способу согласования (железнодорожный от железная дорога), или по способу управления (вагоноремонтный, от ремонт вагонов), или по способу примыкания (легкосъедаемый, от легко съесть). Например:

белоснежный (от белый снег), правобережный (правый берег), широкоэкранный (широкий экран), народнохозяйственный (народное хозяйство), голубоглазый (голубые глаза), нижнесаксонский (Нижняя Саксония), малокалорийный (маленькие калории), высокоорганизованный (высокая организация), глубокоуважаемый (глубокое уважение), чугунолитейный (чугунное литье), машиностроительный (строительство машин), среднесуточный (средняя за сутки), остроумный (острый ум), широкодоступный (широкий доступ);

3) одна из их составляющих частей не может употребляться отдельно, например:

белобрысый, узкогрудый, всеядный, общепонятный, быстротечный, машинописный;

4) они образованы от сочетания прилагательного с существительным, соответствующие географическим названиям:

сергиевопосадский (Сергиев Посад), набережночелнинский (Набережные Челны), южнобутовский (Южное Бутово), великоновгородский (Великий Новгород), карловарский (Карловы Вары);

5) они употребляются в качестве выражений в книжном языке или научно-технических терминов, например:

вечнозеленый, геологоразведочный, дикорастущий, живородящий, заднебедренный, заразнобольной, засухоустойчивый, кишечнополостные, конноспортивный, контрольносеменной, кремнефтористоводородный, молочнокислый, молочнотоварный, мясоконсервный, насекомоядные, нервнотрофический, носоглоточный, обоюдоострый, обратноконический, обратносердцевидный, пахотнопригодный, первобытнообщинный, переднежаберный, плодоовощной, пологопадающий, поперечнополосатый, продолговатомозговой, прочнокомковатый, рассадопосадочный, реакционноспособный, резкопересеченный, свеженадоенный, свежескошенный, спинопоясничный, теснопальчатый, торфонавозный, торфоперегнойный, условнорефлекторный, формальнологический, хлебопекарный, хлебопроизводящий, хлопкоткацкий, хлопкоуборочный, хлопчатобумажный, хлористоводородный, хромолитографский, хромоникельмолибденовый, цветоустойчивый, церковнославянский, частновладельческий, частнохозяйственный, членистоногие, шерсточесальный, щелочноземельный, энергосиловой, энергохимический, языкотворческий, яйцезаготовительный.

Примечания:

1. У многих сложных прилагательных данной группы первая часть образуется словами высоко-, низко-, высоко-, низко-, глубоко-, мелко-, легко-, тяжело-, трудно-, широко-, узко-, много-, мало-, сильно-, слабо-, толсто-, тонко-, густо-, крупно-, круто-, остро-, плоско-, выше-, ниже-.

Например: высоковитаминный, высокооплачиваемый; низколетящий, низкоперегнойный; глубокорасположенный, глубокоуважаемый; мелкомасштабный, мелкозернистый; легкоподвижный, легкорастворимый; тяжелоатлетический, тяжелораненый; труднодоступный, труднопроходимый; широкодоступный, широкопредставительный; узковедомственный, узкоспециальный; многоотраслевой, многослойный; малозначащий, малопосещаемый; сильнодействующий, сильнощелочной; слабокислый, слаботорфянистый; толстоногий, толстостенный; тонкоголосый, тонкопрядильный; густошерстный, густонаселенный; крупноблочный, крупнопанельный; крутоизогнутый, крутозалегающий; острогнойный, остродефицитный; плоскопараллельный, плоскочашевидный; вышесредний, вышеуказанный; нижеперечисленный, нижеподписавшийся.

2. Если в предложении существуют пояснительные слова, то в этом случае появляется свободное словосочетание (например: наречие и прилагательное или причастие):

густонаселенные кварталы – густо населенные переселенцами кварталы;

малоисследованные проблемы – мало исследованные наукой области медицины;

скоропортящиеся продукты – продукты, скоро портящиеся в летнее время.

В сложных словах ставится одно ударение, а в словосочетаниях – два самостоятельных ударения, например: быстрорасту́щие декоративные кустарники – бы́стро расту́щие молодые кадры.

Исключение: экономически слаборазвитая страна.

Сложные имена прилагательные пишутся через дефис, если:

1) они образованы от сложных существительных с дефисным написанием, например:

северо-восточный, лейб-гвардейский, нью-йоркский, социал-демократический, орехово-зуевский.

Примечание. Если сложное прилагательное имеет приставку, в таком случае оно пишется слитно: антисоциалдемократический, приамударьинский.

2) они образованы из двух или более основ, обозначающих равноправные понятия. Проверяются такие прилагательные с помощью союза (и или но), который можно мысленно поставить между их частями в первоначальной форме, например:

торгово-промышленный (торговый и промышленный), выпукло-вогнутый (выпуклый и вогнутый), желудочно-кишечный (желудочный и кишечный), бело-сине-красный (белый и синий и красный), горизонтально-вертикальный (горизонтальный и вертикальный), плодово-ягодный (плодовый и ягодный), русско-немецко-английский (русский и немецкий и английский), сердечно-сосудистый (сердечный и сосудистый), греко-римский (греческий и римский), стале-проволочно-канатный (стальной и проволочный и канатный), целлюлозно-бумажный (целлюлозный и бумажный).

Примечание. Первой частью сложных прилагательных этого типа может быть основа существительного или прилагательного, например: ликеро-водочные изделия (из ликера и водки) – ликеро-водочная промышленность (ликерная и водочная); приемо-сдаточный пункт (прием и сдача) приемно-переводные экзамены (приемные и переводные).

3) их части указывают на неоднородные признаки, например:

добровольно-спортивные общества (добровольные спортивные), национально-освободительное движение (национальное освободительное), официально-деловой стиль (официальный деловой), проектно-конструкторские расчеты (проектные конструкторские), сравнительно-исторический метод (сравнительный исторический), счетно-решающие устройства (счетные решающие), феодально-крепостнический строй (феодальный крепостнический), электронно-оптический усилитель (электронный оптический), электронно-вычислительная машина (электронная вычислительная); также пишется через дефис электронно-лучевой, хотя словообразовательные связи здесь другие – электронные лучи.

4) они начинаются с основ военно-, массово-, народно-, народно-, научно-, учебно, например:

военно-медицинский, военно-революционный, военно-хирургический, военно-юридический (слова военнообязанный, военнопленный, военнослужащий принадлежат к другому типу словообразования); массово-политический, массово-поточный, массово-спортивный; народно-государственный, народно-демократический, народно-поэтический, народно-революционный, но: народнохозяйственный (обусловлено подчинительной связью народное хозяйство); научно-исследовательский, научно-популярный, научно-практический, научно-просветительный, научно-технический; учебно-вспомогательный, учебно-консультационный, учебно-методический, учебно-производственный.
Примечание. Некоторые сложные прилагательные, части которых указывают на неоднородные признаки, пишутся слитно, например: новогреческий язык (новый греческий), старорусские обряды (старые русские) и т.д.

5) они обозначают оттенки цветов, а также сочетания цветов, например:

светло-русый, бледно-серый, бутылочно-зеленый, иссиня-черный, молочно-белый, пепельно-седой, темно-синий, черно-бурый (но: чернобурка), ярко-оранжевый; черно-белый, желто-голубой, бело-сине-красный.

6) они образованы от сочетания имени и фамилии, имени и отчества или двух фамилий, например:

брендан-фрейзеровская игра, робин-гудовские приключения, лев-толстовский роман, теодор-драйзеровская трилогия, Андрей-Иванычев паспорт, Анна-Михайловнина сумка.

Примечания:

1. В отдельных случаях встречается слитное написание, например: веропавловские мастерские (от имени и отчества героини романа Н.Г. Чернышевского «Что делать?»), козьмапрутковские сочинения, тарасобульбовская сила.

2. При образовании имени прилагательного от иноязычной фамилии, перед которой стоит служебное слово, последнее пишется слитно, например: дебройлевская гипотеза (де Бройпь).

3. Имена прилагательные, образованные от китайских, корейских, вьетнамских и других восточных составных собственных имен лиц пишутся слитно, например: чанкайшистская политика (Чан Кайши).

7) они обозначают качество с дополнительным оттенком, например:

горько-соленая вода (т.е. соленая с горьким привкусом), раскатисто-громкий голос (т.е. громкий, переходящий в раскаты), мирно-непротивленческая политика, ушибленно-рваная рана.

Примечание. Особенно часто прилагательные этого типа встречаются в языке художественной литературы, например: безгрешно-чистая красота, бесцветно-бледная толпа, блестяще-красное оперение попугая, влажно-махровые цветы, глубоко-нежная улыбка, грациозно-величественный жест, грустно-сиротливая ива, дымно-горький запах, желчно-раздраженный тон, мужественно-суровый вид, невольно-горячая слеза, нескладно-тоскливо-неловкие звуки, нетерпеливо-выжидательное настроение, прозрачно-воздушная радуга, рахитично-хилое растение, резко-сухой звон, робко-ласковый голос, смущенно-счастливое лицо, тайно-счастливое стремление, торжественно-угрюмый облик, тревожно-несвязные думы, уныло-серый цвет, холодно-сдержанный человек, чудно-упругие локоны.

они образуют одно слово (со слитным или дефисным написанием) и словосочетания, состоящие из наречия на -о (-е) и прилагательного или причастия (с раздельным написанием). В таком случае к наречию, играющему роль отдельного члена предложения, можно поставить соответствующий вопрос. Например:

морально-этические проблемы – морально устойчивый человек (в каком отношении устойчивый?); общественно-исторические законы – общественно опасные элементы (опасные для кого?); промышленно-транспортный отдел – промышленно развитая страна (развитая в каком отношении?).

Наречие может указывать также на степень признака, выраженного прилагательным или причастием, например: максимально сжатые сроки, невозмутимо бесстрашный вид, умеренно теплый климат.

Примечания:

1. Чаще всего первым компонентом словосочетания выступают наречия абсолютно, диаметрально, жизненно, истинно, максимально, подлинно, последовательно, прямо, резко, строго, сугубо, явно, ясно и др. Например: абсолютно необходимые меры, диаметрально противоположные предложения, жизненно важное решение, истинно дружеская помощь, максимально точные данные, неизменно сердечное гостеприимство, подлинно братская поддержка, последовательно миролюбивая политика, прямо пропорциональные величины, резко отрицательный ответ, строго логический вывод, сугубо пристрастный анализ, явно неприемлемые условия, ясно выраженная воля. Ср. также: внутренне содержательный человек, глубоко задумчивый взгляд, демонстративно небрежная прическа, изнурительно долгий путь, исконно русское слово, исчерпывающе полный ответ, намеренно резкий отказ, неизменно ровные отношения, ослепительно голубое небо, откровенно насмешливая улыбка, подозрительно быстрое согласие, подчеркнуто контрастное сравнение, празднично нарядное платье, принципиально новый проект, тонко очерченный контур, угрожающе опасное положение, удивительно яркие краски, уморительно забавная пьеса, художественно полноценное произведение, чисто французская галантность и т.п.

2. Обычно отдельно пишутся наречия на -ски, в сочетании с прилагательным характеризующие признак путем уподобления, выделяющие, подчеркивающие его в каком-либо отношении, например: ангельски кроткое отношение, детски наивные высказывания, практически ненужное новшество, рабски покорная готовность, теоретически важная проблема, товарищески чуткое внимание, фанатически слепая преданность, химически чистый состав, энциклопедически разносторонние знания, юридически сложный случай.

9) они входят в состав сложных географических или административных названий и начинаются с основы восточно-, западно-, северно- (северо-), южно- (юго-), например:

Восточно-Европейская равнина, Западно-Корейский залив, Южно-Африканская республика.
Исключение: Централъноафриканская республика.

Примечание. В нарицательном значении подобные прилагательные пишутся слитно со строчной буквы, например: Северо-Осетинская республика – североосетинское искусство и литература; Южно-Уральская железная дорога – южноуральская флора и фауна.

10) они образованы из сочетания прилагательного с существительным, но с перестановкой этих элементов, например:

литературно-художественный (художественная литература), словарно-технический (технический словарь).

11) они имеют терминологический характер, например:

амплитудно-частотная, атомно-молекулярный, барабанно-дисковый, газо-пылевая (туманность), гнойно-воспалительный, гортанно-глоточный, грудинно-реберный, древесно-кустарниковый, железо-кремнистая (сталь), желудочно-печеночный, заправочно-сливной, зелено-моховое, злако-бобовые, инфекционно-аллергический, интегрально-дифференциальное, каменно-бетонный, клеверо-тимофеечный, комплексно-сопряженные, ланцето-яйцевидный, люцерно-злаковые, магнито-мягкие, металло-диэлектрическая, молочно-мясной, мясо-молочный, мясо-шерстный, наклонно-направленный, овально-сводчатый, огненно-жидкий, округло-шаровидный, опытно-мелиоративный, отгонно-пастбищный, пищеводо-кишечный, плече-шейный, подвздошно-реберный, поточно-механизированные, пространственно-временная рычажно-шатунный, сборочно-автоматический, сверлильно-нарезной, сдельно-прогрессивный, слесарно-штамповочный, словарно-справочный, торфяно-болотный, удлиненно-ланцетовидный, уплотненно-пористо-трещиноватый, феодально-земледельческий, физкультурно-спортивный, фосфорно-калийный, хозяйственно-организаторский, центробежно-лопастный, челюстно-лицевой, шарнирно-роликовый, шерстно-мясной, щелочно-кислотный, щечно-глоточный, экспедиционно-транспортный, электронно-вычислительная.

Примечания:

1. Через дефис пишутся некоторые из сложных прилагательных этого типа, имеющие в первой основе суффикс -ат-, -ист-, -ов-, например: зубчато-ланцетовидные, метельчато-щитовидные, пленчато-чешуйчатая, продолговато-эллиптическая, рыхловато-пористый, складчато-бороздчатые, ступенчато-симметричное; волнисто-изогнутые, волокнисто-дерновая, песчанисто-парниковый, пятнисто-испещренная, сосудисто-волокнистая; дерново-подзолистая, известково-серый, корково-столбчатый, лугово-степная, плодово-ягодные.

2. Часто в качестве первой части сложного прилагательного выступают основы вертикально-, горизонтально-, поперечно-, продольно- и т.п., например: вертикально-сверлильный, вертикально-фрезерный, горизонтально-ковочный, горизонтально-сверлильный, поперечно-строгальный, продольно-строгальный.

3. Через дефис пишутся сложные прилагательные, у которых основа первой части, образованная от слов иноязычного происхождения, оканчивается на -ико, например: диалектико-материалистический, историко-архивный, критико-библиографический, медико-судебный, механико-термический, политико-массовый, технико-экономический, химико-фармацевтический (к другому типу относятся слитно пишущиеся слова с первой основой велико-, например: великодержавный, великомученический, великосветский и др.).

4. Висячий дефис употребляется и при сложных прилагательных, например: семнадцати- и восемнадцатилетние юноши и девушки; кукурузно-, картофеле-, льно-, хлопко- и силосоуборочные комбайны.

Дорогой друг мой!

Опять, как и прошлой весной, я приехала сюда, на берег моря, в нашу санаторию. Даже и номер мне попался тот же самый. Только в нем зимой переменили обои, и потому в комнате до сих пор слегка пахнет клеем. Не знаю, как у других, но у меня этот запах всегда вызывает ту сладкую и тихую грусть, которая так неразрывно связана с воспоминаниями детства. Может быть, это осталось у меня еще с института. Помню, как, бывало, привозили меня туда после долгих летних каникул. Ходишь по давно знакомым дортуарам, по классам, по коридорам и везде слышишь запах клея, свежей краски, известки и лака. И чувствуешь с тревожной грустью, что опять переступаешь через какую-то новую грань жизни, и смутно жалеешь о прошедшем, оставшемся по ту сторону — сером, будничном, неприятном, но уже потому бесконечно милом, что оно прошло и никогда-никогда не повторится… Ах, это прошлое! Какое таинственное, неотразимое обаяние сохраняет оно над нашей душой! Ведь и вам, мой дорогой, я только потому осмеливаюсь писать, что сегодня с самого утра чувствую себя во власти прошлогодних воспоминаний.

Я сижу в настоящую минуту за письменным столом, но стоит мне оторвать от него глаза, и я вижу море, то самое море, в которое мы с вами — помните? — были так поэтически влюблены. Впрочем, даже и не глядя, я чувствую его. Оно как будто бы подымается вверх ровной, темно-синей пеленой до половины моего окна, раскрытого настежь. Над ним — голубое небо совсем безоблачное и торжественно- спокойное. А под окном цветет яблоня. Одна из ее ветвей — такая пышная, вся сплошь покрытая нежными цветами, прозрачно-белыми на солнце и чуть-чуть розовыми в тени,— заглядывает ко мне в комнату. Когда с моря набегает легкий ветерок, она слабо раскачивается, точно кланяясь мне с тихим дружеским приветом, и еле слышно шуршит о зеленый решетчатый ставень. Я смотрю и не могу досыта насмотреться на эти плавные движения белой, осыпанной цветами ветки, которая с такой мягкой, прелестной отчетливостью, так грациозно рисуется на глубокой, могучей и радостной синеве моря… И мне просто хочется плакать от умиления перед этой незатейливой красотой.

Наша санатория тонет (простите за старенькое сравнение) в белых волнах цветущих груш, яблонь, миндаля и абрикосов. Говорят, что на языке прежних обитателей-черкесов эта очаровательная приморская деревушка называлась «Белой невестой». Какое милое и какое верное название! Так и веет от него колоритным языком восточной поэзии, чем-то выхваченным прямо из «Песни Песней» царя Соломона.

Дорожки нашего сада густо покрыты падающими с деревьев легкими белыми лепестками, а когда подымается ветер, то кажется, будто снег крупными хлопьями медленно опускается с деревьев на землю. Эти легкие снежинкн залетают ко мне в комнату, осыпают письменный стол, садятся на платье и на волосы… и я не могу, да и не хочу отделаться от воспоминаний, которые волнуют меня и кружат мне голову, как старое ароматное вино…

Это было прошлой весной, на третий или на четвертый день после вашего приезда в санаторию. Было такое же тихое, прохладное, сияющее утро. Мы сидели на южной веранде, я — в кресле-качалке, крытом голубой парусиной (помните это кресло?), а вы — на перилах веранды, прислонившись к угловому столбу и обхватив его рукой. Боже мой! Вот и сейчас, написав эти строчки, я остановилась, закрыла на несколько мгновений глаза руками, и опять передо мною с необыкновенной ясностью стало ваше тогдашнее лицо — худое, бледное, с тонкими, изящными чертами, с прядью темных волос, небрежно свесившихся на белый лоб, и с глубокими, печальными глазами. Я представляю себе даже ту задумчивую и рассеянную улыбку, которая чуть заметно трогала ваши губы, когда вы говорили, мечтательно глядя на падающие лепестки белых цветов: — Вот и яблони осыпаются… А весна ведь только в самом начале. Отчего этот быстрый и пышный расцвет южной весны всегда возбуждает во мне такое болезненное ощущение тоски и неудовлетворенности? Кажется, не далее, как вчера, я с волнением глядел, как наливаются первые почки, а сегодня уж облетают цветы, и знаешь, что завтра придет холодная осень. Не правда ли, как это похоже на нашу жизнь? Смолоду живешь одними надеждами, все думаешь, вот-вот настанет что-то великое, захватывающее, а потом вдруг точно проснешься и видишь, что у тебя ничего не осталось, кроме воспоминаний и тоски по прошлому, и сам не можешь сказать, в какую пору прошла твоя настоящая жизнь — полная, сознательно прекрасная жизнь.

Видите, как хорошо я помню ваши слова. Все, что связано с вами, запечатлелось в моей душе яркими, выпуклыми образами, которыми я так дорожу, любуюсь и наслаждаюсь, как скупой своим золотом. Я вам признаюсь даже, что приехала я сюда только потому, что мне хотелось еще раз увидеть хоть из окна кусочек нашего моря и нашего неба, чувствовать тонкий аромат цветущей яблони, слышать по вечерам сухое стрекотание кузнечиков и… без конца переживать воображением те наивные, бледные воспоминания, над мелочностью которых рассмеялся бы здоровый человек. Ах, эти здоровые люди!.. С их грубым аппетитом к жизни, с бездной могучих ощущений, испытываемых их крепким телом и равнодушно расточительной душой, они даже и представить себе не могут тех неуловимо тонких, непередаваемо сложных оттенков настроений, которые постоянно испытываем мы, обреченные чуть ли не с самого дня рождения на однообразное прозябание в больницах, курортах и санаториях!..

Здесь все по-прежнему. Только вас нет, мой дорогой друг и учитель. Вы, конечно, догадываетесь, что я по газетным вестям узнала о том, что ваше здоровье поправилось и что вы снова заняли кафедру. Наш милейший, жизнерадостный, как и всегда, доктор подтвердил это, сияя от самодовольствия. Без сомнения, он приписывает ваше выздоровление своей системе теплых ванн и изобретенному им пищевому режиму. Ни в то, ни в другое, как вам известно, я не верю, но тем не менее готова была расцеловать этого добродушного эгоиста и наивного корыстолюбца за его сообщение о вашем здоровье.

Зато мной он совсем не доволен: это я видела по тому, как он покачивал головой, морщил губы и громко, с озабоченной серьезностью, дышал носом, когда и выстукивал мою грудь. В заключение он советовал мне перебраться куда-нибудь на настоящий юг,— в Ментону или даже в Каир; советовал с неуклюжей и шутливой осторожностью, плохо, однако, маскировавшей беспокойство, которое бегало в его глазах. Очевидно, он боится того плохого впечатления, которое произведет среди его пациентов моя смерть, и заранее хочет избавить их от этой неприятности. Мне очень жаль будет причинить невольно ущерб доброй репутации его заведения, но все-таки я считаю себя вправе позволить себе роскошь умереть именно в этом месте, освященном трогательной прелестью ранней весны.

Тем более что это случится гораздо скорее, чем он предполагает; может быть, даже раньше, чем облетят последние белые лепестки с моей яблони. Скажу вам по секрету, что я уже не хожу никуда дальше веранды, да и это мне страшно трудно, хотя у меня все же хватает мужества отвечать беспечной улыбкой на тревожно-вопросительные взгляды доктора. Но не думайте, что я жалуюсь вам в себялюбивой надежде вызвать к себе сострадание. Нет! Я просто хочу воспользоваться правом умирающей говорить то, о чем из условной стыдливости молчат здоровые люди. Кроме того, мне хочется сказать вам, что смерть совсем не страшит меня и что вам, мой друг, только вам я обязана этим философским спокойствием. Я теперь вполне понимаю ваши слова: «Смерть есть наиболее простое и нормальное из всех жизненных явлений. Человек рождается на свет и живет вследствие одних случайностей, но только умирает по неизбежному закону». Этот прекрасный афоризм стал мне теперь особенно понятен.

Да, вы многому научили меня. Без вас я никогда не постигла бы тех тонких, медленных наслаждений, которые может дать прочитанная книга, изящная и глубокая мысль творческого ума, вдохновенная музыка, красота солнечного заката, аромат цветка и, главное — самое главное — духовное общение двух утонченных натур, у которых благодаря тяжелому недугу нервная восприимчивость доходит до степени экзальтации, а взаимное понимание принимает характер безмолвного ясновидения.

Помните ли вы наши долгие, неторопливые прогулки вдоль морского берега, под отвесными лучами солнца, в те знойные, ленивые, полуденные часы, когда все, кажется, замирает в бессильной истоме и только волны с тихим шелестом и шипением набегают на желтый горячий песок и уходят назад в сверкающее море, оставляя после себя влажную зубчатую кайму, которая так же быстро исчезает, как след от дыхания на стекле? Помните ли, как тайком от доктора, не позволявшего никому оставаться на воздухе после солнечного заката, мы пробирались в теплые лунные ночи на террасу? Свет месяца прорезывал густые шпалеры из дикого винограда и причудливым легким кружевом ложился на полу и на белой стене. В темноте мы не видели, но угадывали друг друга, и боязливый шепот, которым мы должны были из предосторожности разговаривать, сообщал даже самым простым словам глубокое, интимное, волнующее значение. Помните ли, как в дождливые дни, когда море на целые сутки заволакивалось туманом, а в воздухе пахло мокрым песком, рыбою и освеженными листьями, мы забирались в мою уютную комнату и читали Шекспира, читали понемножку, как истинные лакомки, вдумчиво наслаждаясь каждой страницей, каждой искрой этого великого ума, который становился для меня еще глубже, еще проникновеннее благодаря вашим тонким комментариям. Эти книжки в мягких переплетах из нежного зеленого сафьяна и теперь со мной. В них, на некоторых страницах, до сих пор остались кое-где ваши «отметки резкие ногтей», и, когда я вновь вижу эти уцелевшие символы, так живо напоминающие мне о вашем нежном восторге перед красотами и безднами шекспировского гения, мной овладевает тихое, меланхолическое умиление.

Помните ли… Ах, я без конца готова была бы повторять этот вопрос, но я чувствую, что уже начинаю уставать, а, между прочим, мне еще хочется сказать вам так много.

Ведь вы, конечно, можете себе представить, что здесь, в санатории, я осуждена на вечное молчание. Меня просто из себя выводят эти обычные, стереотипные фразы, которыми обмениваются наши больные, встречаясь поневоле за завтраком, за обедом, за чаем. Говорят все об одном и том же: один взял сегодня утром ванну двумя градусами ниже вчерашнего, другой съел винограду на фунт больше, третий взобрался, не останавливаясь, на крутой откос, ведущий к морю, и — представьте! o даже не запыхался. О своих болезнях рассказывают подолгу, с эгоистичным удовольствием, иногда с противными подробностями… Каждому непременно хочется уверить остальных, что таких необычайных осложнений и таких жестоких страданий, как у него, не может быть ни у кого другого. Беда, когда сталкиваются два конкурента, хотя бы по вопросу о простой головной боли. Тут пускаются в ход презрительные пожатия плечами, кривые иронические улыбки, высокомерные мины и самые «ледяные» взгляды: «Что вы мне говорите о своей мигрени! Ха-ха! Это, право, даже смешно! Воображаю, что бы вы сказали, если бы у вас были такие жестокие боли, какие я испытываю каждый день!» Болезнь здесь служит пред- метом гордости и соревнования, каким-то странным патентом на смешное самоуважение, чем-то вроде почетного ордена. Положим, я замечала это явление и у здоровых людей, но здесь, среди больных… оно становится ужасным, отвратительным, невероятным!..

Поэтому я всегда радуюсь, когда наконец остаюсь одна в моем уютном и недоступном уголке. Впрочем, нет,— я не одна, со мной постоянно вы и моя любовь. Вот я выговорила это слово, и оно вовсе не обожгло моих губ, как это бывает в романах.

Впрочем, я и сама не знаю, можно ли называть любовью это тихое, бледное, полумистическое чувство?

Я не стану от вас скрывать, что девушки нашего круга имеют о любви гораздо более точные и реальные сведения, чем это предполагают их родители, благодушно глядя сквозь пальцы на модное ухаживание. В институте об этом предмете говорят очень много, причем любопытство придает ему какие-то таинственные, преувеличенные, даже уродливые свойства. Из романов и из рассказов замужних подруг мы узнаем о безумных поцелуях, о жарких объятиях, о ночах блаженства, о неге и бог знает о чем еще. Все это мы воспринимаем инстинктом, полусознательно и — вероятно, в зависимости от темперамента, испорченности и догадливости — в большей или меньшей степени глубоко… В этом смысле моя любовь — не любовь, а сентиментальная и смешная игра воображения. Больная, хилая и слабая — я с самого детства питала ужас ко всем явлениям, где так или иначе выказывается физическая мощь, грубое здоровье и алчность к жизни. Быстрая езда на лошадях, вид рабочего, несущего на спине огромную тяжесть, большая толпа, громкий крик, чрезмерный аппетит, сильные запахи — все это приводит меня в трепет или вызывает во мне брезгливость. И эти же самые чувства я испытываю, когда моя мысль случайно остановится на настоящей чувственной любви здоровых людей, с ее тяжелыми, нелепыми и бесстыдными деталями.

Но если назвать любовью то исключительно тонкое духовное слияние двух людей, при котором чувства и мысли одного какими-то таинственными токами передаются другому, когда слова уступают место безмолвным взглядам, когда чуть заметное дрожание век или слабая тень улыбки в глазах говорят иной раз гораздо больше, чем длинное признание в любви у «людей шаблона» (употребляю ваше же выражение), когда, быстро встретившись глазами за общим столом или в гостиной, при входе нового лица или после только что сказанной кем-нибудь глупости, два человека умеют без слов поделиться общим впечатлением — одним словом, если такого рода отношения можно назвать любовью, то я смело скажу, что не только одна я, но что мы оба с вами любили друг друга…

И даже… даже не той любовью, которую насмешливо называют братской. Это я знаю потому, что у меня очень ярко сохранилось воспоминание об одном случае… единственном случае, рассказывая о котором я боюсь покраснеть. Это произошло над обрывом моря, в виноградной беседке, которую и теперь, как и в прошлом году, с жеманной чувствительностью называют «беседкой любви». Было тихое- тихое утро, и море казалось зеленым, того бледного и блестящего зеленого цвета, который бывает у некоторых пород малахита; иногда по его спокойной глади медленно проползало плохое, неровное фиолетовое пятно — тень от облака. В предшествующую ночь я плохо спала, и потому встала вся разбитая, с головной болью и туго натянутыми нервами. За чаем я поссорилась с доктором, не так из-за его запрещения купаться в открытом море, как из-за его самоуверенного и пышущего здоровьем вида. Жалуясь вам на него, в беседке, я расплакалась. Помните ли вы этот случай? Вы растерялись, говорили какие-то бессвязные, но милые, ласковые слова и осторожно гладили меня, как ребенка, по волосам. Это участие совсем растрогало меня, я прижалась головой к вашему плечу, и вы… вы поцеловали меня несколько раз подряд в висок и в щеку. И я должна сознаться (так я и знала, что покраснею на том месте письма!..), что эти поцелуи не только не были мне противны, но даже доставили мне приятное, чисто физическое удовольствие, похожее на ощущение легкой, теплой волны, пробежавшей по всему моему телу с головы до ног.

Но этот случай был единственный. Ведь вы сами, мой друг, говорили неоднократно, что для таких, как мы с вами, истощенных туберкулезом людей целомудрие является не добродетелью, а долгом.

И все-таки эта любовь, блеснувшая на мой печальный закат, была так ясна, так нежна, так болезненно прекрасна! Помнится мне, еще совсем маленькой девочкой- институткой, я лежала в лазарете, в громадной, пустой, страшно высокой комнате, лежала почему-то отдельно от других больных и невыносимо скучала. И вот однажды мое внимание привлекла простая, но удивительная вещь: за окном, в амбразуре, из мха, покрывавшего кое-где выступы старой доекатерининской стены, вырос цветок. Это был настоящий больничный цветок, с венчиком в виде крошечной желтой звездочки и с длинным, тонким, хрупким, белесовато-зеленым стебельком. Я почти не отрывала от него глаз и чувствовала к нему какую-то жалостливую, задумчивую любовь. Дорогой мой, любимый! Этот больной, слабый желтый цветок — ведь это моя любовь к вам.

Вот и все, что я хотела сказать. Прощайте. Я знаю, что мое письмо немного растрогает вас, и это мне заранее приятно. Ведь такой любовью, именно такой, вас, наверное, никто не любил и не полюбит…

Правда, есть у меня одно желание: это видеть вас в тот таинственный час, когда завеса начнет приподыматься перед моими глазами. Не для того, чтобы цепляться за вас в бессмысленном страхе, а для того, чтобы в минуту упадка, ослабления воли, мгновенного и невольного страха, который,— почем знать? — может быть, овладеет мною, вы крепко сжали бы мои руки и сказали бы мне своими прекрасными глазами:

«Смелей, мой друг… еще несколько секунд, и ты будешь знать все!..» Но я устою против этого соблазна. Сейчас я запечатаю это письмо, напишу адрес, и вы получите его через несколько дней после того, как я перешагну «загадочную черту знания».

Последним моим чувством будет глубокая благодарность к вам, озарившему мои последние дни любовью. Прощайте. Не тревожьтесь за меня, мне хорошо… Вот я закрыла глаза, и по моему телу опять бежит теплая, сладостная волна, как и тогда… в виноградной беседке… Голова так тихо и приятно кружится. Прощайте!